АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Аннотация 7 страница

Внимание Аркдейла привлек одинокий незнакомец, который появился во дворе из прохода, ведущего в профессорскую и Директорский дом. Он повернул направо и пошел вдоль зала. Аркдейл решил, что он направляется к выходу на улицу. Незнакомец был высоким широкоплечим человеком в поношенной черной одежде, но не священником.

В этот миг в дверь постучали. Соресби, шаркая, вошел в комнату. Его сопровождал голос домработницы, требующей, чтобы он не забывал смотреть под ноги.

Соресби поклонился.

– Мистер Аркдейл, надеюсь, вы пребываете в…

– Да, да, – Аркдейл нетерпеливо хлопнул ладонью. – Послушайте, что это за парень внизу?

Соресби присоединился к нему у окна. Незнакомец беседовал с Мепалом, главным привратником.

– Я никогда его прежде не… – Соресби осекся. – Нет, кажется, я видел его вчера вечером. Он был с мистером Ричардсоном.

– Друг Рикки, вот как?

– Не знаю. Похоже, он спросил у Мепала, где находится библиотека. Пустая трата времени. Дверь заперта.

– Не представляю, зачем ему библиотека. Старое унылое место.

– Скажите, мистер Аркдейл, – голос Соресби стал резким. – Вы помните, как я заходил прошлым вечером?

– Не уверен, – Гарри глотнул чая и поморщился, обжегшись. – А должен?

– Да. Когда мистер Ричардсон послал меня наверх с сообщением.

Аркдейл потер голову.

– Кажется, припоминаю, – он нахмурился и, приложив усилие, действительно сумел восстановить часть событий. – Да, один или двое парней, кажется, чересчур развеселились. Мы пели, да? Ладно, неважно… так что, этот парень внизу, он был с Рикки?

– По-моему, это он. Было темно, разумеется, и он оставался в тени. Кажется, его зовут Холдсворт.

Они наблюдали, как мужчина дергает дверь библиотеки. Затем он пошел обратно.

– Вы хотели меня видеть, мистер Аркдейл? – Соресби выгнул пальцы, и один из суставов хрустнул тихим тревожным взрывом, которого он, казалось, не заметил. – Должен признаться, что после вчерашнего вечера…

– Да, да, мне действительно жаль. Я же сказал, кое-кто из парней немного перебрал и увлекся. Тысяча извинений. Надеюсь, вы не пострадали? Кости не переломаны, а?

– Нет. Только синяки на руках и царапина на…

– Прекрасно, прекрасно… искренне рад это слышать. А теперь вот что, Соресби, забудьте об этом… вы просто обязаны протянуть мне руку помощи. У меня к вам две просьбы. Во-первых, вы должны сегодня забрать кое-что у Прантона… знаете такого? Портной на Грин-стрит… и подержать у себя до завтрашнего вечера. Видите ли, приезжает мой опекун, а он решительно против того, чтобы я время от времени покупал себе приличный костюм. И Рикки тоже не одобрит, потому что мы не должны ходить к Прантону, его нет в списке колледжа, вот почему покупку нужно забрать. Я бы попросил Малгрейва, но чертов мошенник куда-то подевался сегодня утром. Не правда ли, слуги совсем обнаглели? Вечно ошиваются рядом, когда в них нет необходимости, и наоборот. На чем я остановился? Да, а вот и вторая просьба, намного важнее. Видите ли, он вбил себе в голову, что я должен подать заявку на медаль Водена, и у меня будут серьезные проблемы, если я этого не сделаю.

– Прошу прощения… кто вбил себе в голову?

– Я же сказал… мой дядя, сэр Чарльз. Он совершенно уверен, что я прославлю наше имя. Он завтра ужинает в колледже и пишет, что с нетерпением предвкушает удовольствие прочесть мою заявку на медаль Водена после ужина. Я собирался поговорить об этом с вами несколько недель назад, но как-то выскочило из головы. Все это чертовски неловко, можете мне поверить. Я даже не приступал к проклятой работе. А мне сейчас особенно необходимо, чтобы старый джентльмен пришел в филантропическое расположение духа.

Соресби нахмурился, но промолчал, лишь разогнул свою длинную руку и смахнул прядь волос со лба.

– Вы ведь справитесь с этим даже во сне, дорогой друг, – поспешил добавить Аркдейл, почувствовав сопротивление. – Каждому свое, а? Не могли бы вы мне помочь? Если мы сядем бок о бок, то мигом что-нибудь состряпаем. Только надо поторопиться. Мне надо показать опекуну завтра хоть что-нибудь, иначе я не отвечаю за последствия.

– Очень жаль, но у меня мало времени, – медленно произнес Соресби.

– Но я на вас полагаюсь! Такой человек, как вы, вечно уткнувшийся носом в книгу… да что там, честное слово, держу пари, что вы могли написать вполне приличное стихотворение, даже когда бегали в коротких штанишках.

– Но мистер Аркдейл, не забывайте, у нас совсем мало времени, если вы должны показать что-нибудь уже завтра. Чтобы претендовать на медаль Водена, необходимо проделать большую предварительную работу. В вашем случае опекун, несомненно, может пожелать обсудить ваше творение, а значит, вам придется продемонстрировать хоть минимальное знакомство с материалом.

– Вы должны мне помочь, – вспылил Аркдейл. – Послушайте, для человека ваших способностей это должно быть сущей безделицей. Подумайте… нужна тема, конечно… по правилам, какая угодно, лишь бы она доказывала бытие Божие. Разве не вокруг этого все вертится? Вокруг Бога или вроде того. Надо только срифмовать пару строк на латыни. И я не стал бы слишком тревожиться из-за старика… дядя и сам не великий ученый, вот почему так чертовски нечестно, что он ожидает успехов в учении от меня. Обещаю, вы не пожалеете.

Внезапно ему в голову пришла мысль.

– О… или вы сами подали заявку на медаль? Не потому ли вы противитесь?

Соресби покачал головой.

– Я завоевал ее в прошлом году, мистер Аркдейл. По правилам, ее нельзя завоевать дважды.

– А! И что за приз вам достался?

– Гинея, мистер Аркдейл; и медаль, разумеется.

– Пф! И это все? Какая скупость! Вот что, я дам вам три гинеи, если вы поможете мне состряпать сносную заявку.

– Три гинеи? – Сустав пальца снова хрустнул. – Право слово, мистер Аркдейл, это изрядная сумма денег.

– С другой стороны, мне не нужна эта чертова медаль. Мне нужно стихотворение, без промедления. Или хотя бы черновик этого чертова стихотворения.

– Возможно, я смогу оказать вам посильную помощь.

– Я так и знал! Я говорил себе, что умный человек, такой, как Соресби, непременно найдет выход.

– Учтите, я не обещаю, что работа будет соответствовать критериям. Но у меня есть идея.

Аркдейл подскочил на сиденье.

– Какая же?

– В прошлом году я испробовал несколько тем, прежде чем остановить свой выбор на одной. – Соресби снова хрустнул суставом. – Полагаю, я сумею отыскать записи.

– Замечательная мысль. Но ради бога, прекратите хрустеть костяшками, мой дорогой, я каждый раз вздрагиваю.

Соресби покраснел:

– Нижайше прошу меня извинить.

– Пустяки, оставьте. Продолжайте.

– В моем распоряжении только канва проекта, мистер Аркдейл. Я очертил тему… вчерне набросал треть или половину стихов, но после счел их чрезмерно елейными.

– Какими?

– Елейными, мистер Аркдейл… то есть слащавыми и даже напыщенными, как Талли отзывался об азиатской риторике.

– Как скажете. В любом случае, этого более чем достаточно, чтобы мой дядя угомонился. Ему может даже понравиться… он и сам балансирует на грани елейности, – Аркдейл ощутил, как его похмелье уплывает прочь. – Немедленно сходите за ними. После обеда и визита к Прантону вы должны запихнуть их мне в голову, насколько получится, а остаток допишете, когда вам будет удобно. Обещаю, вы не останетесь внакладе… Вы не могли бы позвонить в колокольчик? Я чувствую в себе силы справиться с маленьким тостом.

Мистер Ричардсон сидел за столом в гостиной. Рядом стоял дородный юноша. Оба повернулись к Джону, когда он вошел.

Тьютор встал.

– Мистер Холдсворт… какое неожиданное удовольствие.

– Но, судя по всему, вы заняты, сэр, – ответил тот. – Неважно… я буду иметь удовольствие видеть вас позже в библиотеке.

– Нет, прошу вас, останьтесь… мы закончили свои дела. Мистер Холдсворт, позвольте представить вам мистера Аркдейла, одного из наших сотрапезников начальства. Мистер Аркдейл, это мистер Холдсворт.

Гарри быстро заморгал и поклонился Холдсворту. У молодого человека было розовое круглое лицо, на котором заметно выделялись большие раскисшие губы, между которых, казалось, в любое мгновение мог мелькнуть язычок их обладателя.

– К вашим услугам, сэр, – пробормотал он. – Я в восхищении.

– Мистер Холдсворт уже слышал вас, хотя и не видел, – продолжил Ричардсон. – Мы прогуливались по Церковному двору прошлым вечером, когда вы вовсю разошлись.

Аркдейл порозовел еще сильнее.

– Я… прошу прощения, сэр. Некоторые… некоторые ребята… чересчур развеселились.

– Уверен, подобного больше не произойдет, мистер Аркдейл, – улыбнулся ему Ричардсон. – Что ж, я рад, что вам есть что показать завтра сэру Чарльзу, и я сообщу ему приятную весть, когда нанесу визит сегодня вечером. А после встречи я хотел бы обсудить ваш круг чтения на ближайшее время и планы на летние каникулы. Надеюсь, вас не затруднит заглянуть ко мне в среду? Около семи часов?

Аркдейл остановился, уже коснувшись двери.

– Я совсем забыл, сэр, но у меня уже назначена встреча.

Ричардсон поднял брови.

– Вот как?

– Клуб СД, сэр. Меня избрали его членом.

– Ах да. – На изящном лице Ричардсона промелькнуло какое-то чувство. – Такое нельзя пропустить.

– Мистер Уичкот очень настаивал.

– В таком случае, давайте договоримся на четверг. В семь вечера. Приходите, я угощу вас чаем, – Ричардсон задумчиво посмотрел на подопечного. – Будьте поосторожнее в клубе СД. Он обладает определенной репутацией, насколько я понимаю.

– Да, сэр. Премного благодарен.

Аркдейл поклонился, сначала Ричардсону, затем Холдсворту. Дверь за ним затворилась.

Тьютор вздохнул.

– У нас слишком много подобных молодых людей, мистер Холдсворт. Он безобиден, но прискорбно распущен. Трагедия в том, что он не полный глупец и обладает некоторыми зачатками учености. Он мог бы неплохо справляться, если бы приложил усилия. Но мне не следует утомлять вас своими скромными заботами. Вы навестили мистера Олдершоу сегодня утром? Как он вам показался?

– Крепок телом, но не духом, – ответил Холдсворт.

– Так, значит, улучшения нет?

– По-видимому, нет. Доктор Джермин уверен в успехе, но только если мистер Олдершоу останется с ним. Врач истово верит в свою систему.

– Нравственное управление, – произнес Ричардсон. – Говорят, это переворот в лечении безумия.

– Не могу сказать, что мне нравится то, что я видел. Больше всего это похоже на запугивание.

– В любом случае, это милосерднее, чем приковывать бедолаг к постелям, как это принято, и оставлять их гнить в собственных испражнениях. Вы смогли поговорить с мистером Олдершоу?

Холдсворт покачал головой.

– Когда доктор Джермин меня представил, Фрэнк впал в ярость, и его пришлось укрощать. Кстати: мистер Аркдейл только что упомянул мистера Уичкота. Я слышал его имя и у доктора Джермина.

– Если не ошибаюсь, я вчера уже говорил, что мистер Уичкот обладает в Иерусалиме большим влиянием.

– Как и его покойная жена, полагаю.

Ричардсон поднял брови.

– А! Похоже, у нас нет секретов от вас. Хотя, конечно, смерть несчастной леди далеко не секрет. Некоторые говорят, что мистер Уичкот бывает в обществе чаще, чем предполагает его столь недавняя утрата. Но, полагаю, нам следует быть снисходительными. Нельзя отказывать бедняге в утешении.

– Почему мистер Олдершоу считает, что видел привидение миссис Уичкот?

– Вот вы меня и подловили, дражайший сэр! Действительно, почему? Конечно, он был знаком с леди. Но мозги у бедолаги не в порядке. Разве ему нужен повод для галлюцинаций?

– А до того имелись признаки, что его мозги не в порядке? – спросил Холдсворт. – Ее светлость желает знать все до мельчайших подробностей, так что, если вы не против, я задам вам еще несколько вопросов.

– Я могу рассказать не намного больше, чем вы уже знаете. Мистер Олдершоу был в Ламборн-хаусе в вечер перед смертью миссис Уичкот. Случившееся повлияло на него… я бы сказал, что он впал в некоторую меланхолию. Но ничего из ряда вон выходящего… молодые люди всегда найдут из-за чего повздыхать, не правда ли?

– Как он себя вел в день перед явлением призрака? И что он делал в саду среди ночи?

– Кажется, он пообедал в «Хупе» с мистером Аркдейлом и поужинал в колледже в обществе мистера Уичкота.

– Возможно, это заставило его вспомнить миссис Уичкот особенно живо.

– Возможно. Как бы то ни было, полагаю, он проснулся среди ночи и надумал выйти по нужде… уборные студентов находятся на другой стороне сада.

– Могу ли я взглянуть на комнаты мистера Олдершоу?

– Нет ничего проще. Они в том же состоянии, в каком он их оставил. Ее светлость не хочет понапрасну тревожить друзей мистера Олдершоу. Внезапное выздоровление казалось вполне вероятным во время его заключения, и даже сейчас мы живем с надеждой на подобный счастливый исход, – веки Ричардсона затрепетали. – Леди Анна объявила, что ее сын нездоров, что труды в университете расшатали его нервную систему.

– Когда вам будет удобно?

– Хоть сейчас, если пожелаете, – Ричардсон шагнул к окну, выходящему во двор, и взглянул на часы на фронтоне. – У нас есть еще добрых полчаса до того, как позвонят к обеду.

Он натянул мантию, запер дверь и проводил Холдсворта наружу. Они подошли к двери в юго-восточном углу двора. Среди полудюжины имен, начертанных на табличке внизу подъезда, имелись имена Олдершоу и Аркдейла, занимавших по несколько комнат на втором этаже. Когда Ричардсон повернул ключ в тяжелой наружной двери Олдершоу, ничего не произошло. Он нахмурился и надавил сильнее. Ключ по-прежнему не двигался. Он повернул его в другую сторону, и замок немедленно и громко защелкнулся.

Ричардсон хмуро посмотрел на Холдсворта.

– Странно.

– Дверь была открыта?

Ричардсон снова крутанул ключ, потянул на себя наружную дверь и повернул ручку внутренней двери за ней. Последняя вела в просторную комнату, больше и выше, чем комната Ричардсона. Прямо перед ними стоял маленький человечек в темной одежде. Он держал стопку рубашек.

– Малгрейв! – воскликнул Ричардсон. – Какого черта ты здесь делаешь?

– Пришел за чистым бельем для мистера Олдершоу, сэр. И доктор Джермин попросил меня принести несколько его книг.

– Почему ты не зашел ко мне за ключом?

– Прошу прощения, сэр. Не хотелось вас беспокоить, и доктор Джермин дал мне ключ мистера Олдершоу.

– Это совершенно недопустимо, Малгрейв, как ты прекрасно знаешь. Мы не можем раздавать ключи кому попало.

– Да, сэр. Прошу прощения, сэр. Поскольку речь шла о мистере Олдершоу, я подумал, что вы сделаете исключение.

– Не сделаю, – отрезал Ричардсон. – Немедленно сдай мне ключ.

– Конечно, сэр. В следующий раз я увижу его во вторник, сэр. Полагаю, мне придется обратиться к вам чуть позже на неделе.

– Можешь не беспокоиться.

Малгрейв, хромая, вошел в комнату и бережно положил рубашки в открытый саквояж, который стоял на полу.

– Как часто ты навещаешь мистера Олдершоу? – спросил Ричардсон.

– Два или три раза в неделю, сэр. Доктор Джермин говорит мне, что принести и когда зайти. Я брею бедного джентльмена, причесываю и выполняю разные мелкие поручения доктора, – Малгрейв затянул ремни саквояжа и встал. – Это доктор Карбери велел мне его навещать. Но счета я подаю доктору Джермину, который оплачивает их из средств ее светлости.

– Счета должны проходить через меня, как тебе прекрасно известно. Я тьютор мистера Олдершоу.

– Да, сэр, но директор сказал, что это другое дело, поскольку юный джентльмен сейчас не проживает при университете.

– Понятно. Хорошо. Прошу не забывать, что мистер Олдершоу – мой ученик, и впредь я буду очень рад, если ты возьмешь на себя труд сообщать мне, как он поживает.

– Да, сэр.

– А теперь положи ключ на стол и уходи.

Малгрейв снова поклонился, поднял саквояж и захромал к двери.

Ричардсон подождал, пока дверь за Малгрейвом закроется. Его лицо побелело.

– Это невыносимо. Директор действовал за моей спиной, и Малгрейву, несомненно, хорошо заплатили, чтобы он держал язык за зубами. Вот уж воистину джип!

– Я не понимаю, – сказал Холдсворт.

– Э… а, слово «джип», говорят, происходит от греческого слова, означающего «стервятник». Чертовски похоже на правду! Подобные ему паразиты делают состояние на чаевых и взятках, – Ричардсон на мгновение умолк, тяжело дыша. – Видите ли, джип – не то, что обычный университетский слуга. Он работает только на себя и предлагает свои услуги, кому пожелает. Будь моя воля, я бы выгнал из Кембриджа все племя джипов.

– Вы говорите с таким пылом, сэр…

– Я говорю то, что думаю, мистер Холдсворт. Однако простите, я позволил своим чувствам излишне накалиться. Когда всю жизнь проводишь в колледже, видишь одних и тех же людей изо дня в день… подобные мелочи могут значить для нас очень многое. Страстишки разрастаются и приобретают монструозные очертания. – Он неискренне засмеялся. – Когда я сам был сайзаром, лет тридцать назад, джипы смотрели на нас, как на соперников, и обращались с нами соответственно. Я помню Малгрейва по тем временам… он был совсем мальчишкой, разумеется… вечно хромал где-то рядом и унижал нас с большим удовольствием.

Холдсворт переместился к ближайшему окну, одному из двух, выходивших на лужайку, которая спускалась к Длинному пруду, со стеной часовни слева и величественной кроной восточного платана за ней. Возможно, Фрэнк Олдершоу стоял здесь в ночь, когда встретил призрака? И нечто выманило его на улицу?

Ричардсон окончательно справился с собой и улыбнулся.

– Позвольте мне быть вашим чичероне^[16]. Когда наш Основатель сочинял устав, он включил в него условие, что в колледже всегда должны найтись апартаменты для любого из его потомков, пожелавшего здесь учиться. Полагаю, можно без опасения утверждать, что лучшим жилищем обладает только директор. Это главная комната, гостиная или общая комната, как у нас принято говорить. Вон та дверь ведет в спальню, а соседняя с ней – в кабинет. Маленькая дверца за камином – в так называемую комнату джипа, владения Малгрейва и домработницы.

– Апартаменты превосходно обставлены.

– Леди Анна проследила за этим. Ее желание, чтобы сын проживал в условиях, достойных его положения и ожиданий, вполне естественно.

Холдсворт бродил по комнатам. Маленький кабинет выходил на крошечный залитый солнцем садик на южной стороне ряда домов. Сама комната была квадратной, с высокими потолками, почти идеальным кубом. В ней имелись некоторые свидетельства, что Фрэнк Олдершоу порой уделял время учебе – пара томиков Тацита, Вергилия и Тита Ливия и несколько математических работ, таких, как «Meditationes analyticae» Уоринга и «Конические сечения» Винса.

– Мистер Олдершоу корпел над книгами? – спросил Холдсворт.

– Редко. Ему не свойственно стремление к знаниям. Что его действительно интересовало, так это гонки на фаэтонах с Аркдейлом или количество бекасов, которое ему удавалось подстрелить на утренней охоте.

Холдсворт открыл дверь напротив окна и обнаружил за ней чулан с комодом и большим платяным шкафом. Дверь на противоположной стороне чулана сообщалась со спальней. Джон просмотрел одежду – парики и сюртуки, бриджи и чулки, туфли, сапоги, шляпы, перчатки, пальто.

– Одежды хватило бы на целую деревню, – бросил он через плечо Ричардсону. – Деревню, населенную исключительно знатью.

– Ее светлость никогда не ограничивает сына в том, что может повысить его значимость. Ему предстоит занять важное место в мире, когда придет время, и присоединиться к самым сливкам общества. Вот почему настоящее его положение так унизительно для нее.

– Из-за гордыни?

– Без нее определенно не обошлось. Однако я не хочу сказать, что ее светлость не испытывает материнской любви к сыну. Но мало кто из нас способен похвастать простыми чувствами, не затронутыми своекорыстным интересом. Даже великие мира сего, – Ричардсон потянул рукав ярко-зеленого сюртука. – Это ливрея, которую мистер Аркдейл с такой гордостью наденет в среду. Клуб СД. На пуговицах выбит клубный девиз: «Sans souci»^[17]. Печальная ирония для мистера Олдершоу, не правда ли?

Холдсворт взглянул на обшлаг.

– Пуговицы не хватает.

Первоначально на обшлаге были три золоченые пуговицы в ряд. Теперь осталось только две.

– Она на туалетном столике, – Ричардсон выглянул в окно спальни. – Церковный служка собирается звонить к обеду. И вот еще что, прежде чем мы уйдем, сэр… – Он положил руку на рукав Холдсворта. – Прошу вас, будьте осторожнее.

– Что вы имеете в виду?

– Мне больно это говорить, но доктор Карбери служит только себе. Если он увидит возможность добиться преимущества у леди Анны за ваш счет, то без колебания ею воспользуется. Вы должны быть настороже.

Колокол начал бить.

– А теперь поспешим, – радостно и бодро сказал Ричардсон. – Если я не займу свое место за высоким столом до того, как прочтут молитву, мне придется уплатить штраф – две бутылки вина.

После ужина Элинор Карбери приказала горничной принести чайные принадлежности в гостиную. Не успела она толком устроиться, как услышала голоса в коридоре внизу и шаги на лестнице. Дверь распахнулась, и в комнату вошел доктор Карбери. За ним проследовал мистер Холдсворт.

– А! Миссис Карбери! – воскликнул ее муж, хватаясь за спинку стула в поисках поддержки. – И кипятильник! Как там у Купера? «Бурлящий и свистящий кипятильник плюется паром, и чаши, которые… которые…»

– «Бодрят, но не пьянят», сэр, если не ошибаюсь, – подсказала Элинор, принимая поклон Джона.

– Да, да, – Карбери плюхнулся в кресло с размаху, отчего его ноги подскочили на дюйм или два.

– Пожалуйста, садитесь, мистер Холдсворт, – произнесла Элинор. – Я собираюсь приготовить чай и уверена, что Сьюзен уже несет дополнительные чашки.

Она улыбнулась и увидела ответную улыбку, которая удивительно преобразила его лицо.

– Такое неожиданное удовольствие. Я думала, вы заняты с мистером Ричардсоном сегодня днем.

Карбери подавил отрыжку.

– Позже. Епископ обедает в «Сейнт-Джонсе», и мистер Ричардсон хотел нанести визит его светлости. По обычным причинам, полагаю.

Элинор все еще смотрела на Холдсворта.

– Доктор Карбери имеет в виду, что епископ может продвинуть мистера Ричардсона по службе.

– Я не питаю особых надежд на этот счет, – заявил Карбери. – Нам еще долго придется с ним мириться.

Элинор помешала воду в заварочном чайнике с нехарактерной энергией, и звона ложечки хватило, чтобы ее муж прикусил язык, как она и надеялась. Он осекся и быстро сменил тему, спросив Холдсворта о здоровье Фрэнка Олдершоу. Пока тот отвечал, Элинор передала чашки мужчинам.

– А! Бедняга! – произнес Карбери. – Короче говоря, Джермин не добился успеха?

– Он верит, что успех – дело времени.

Карбери сделал глоток чая, сморщил нос и поставил чашку на блюдце, расплескав ее содержимое.

– Но что-то надо сделать немедленно! Это бросает тень на колледж и расстраивает ее светлость. – Он заговорил громче. – Так что там с привидением, мистер Холдсворт? Если вы сумеете доказать, что оно – всего лишь дикие фантазии мальчишки, это уже кое-что. Привидение означает сплетни, а их и без того слишком много. Да что там, я опасаюсь, что к нам поступит меньше студентов на следующий год, и все из-за этой скверной истории. Кому захочется отправить своего сына в заведение с призраком?

Он с долгим рокотом выпустил газы.

– Это решительно неблагородно. Если вы сумеете положить конец глупым слухам, мы будем бесконечно вам признательны.

– Для этого мне было бы полезно побольше узнать об обстоятельствах, при которых нашли тело миссис Уичкот.

– Это еще зачем? Сомнений в ее личности нет.

– На случай, если я смогу использовать какой-нибудь факт, чтобы подорвать хотя бы часть уверенности мистера Олдершоу, будто он столкнулся с призраком. Например, как она вошла?

– У нее был ключ, – ответил Карбери. – Она часто навещала нас в Директорском доме. Моя супруга вручила ей ключ от нашей личной калитки на Иерусалим-лейн, чтобы она могла приходить и уходить, не подвергая себя неприятному пребыванию под таким обилием мужских взглядов.

– Калитка была заперта, – возразила Элинор. – Ключ так и не нашли.

Муж хмуро посмотрел на нее.

– Несомненно, потому что он покоится в иле на дне пруда.

– Во что была одета леди, когда ее достали из воды? – спросил Холдсворт.

– В ночную рубашку, – ответила Элинор. – Обуви на ней не было, только чулки, порванные и грязные. Мы…

– Мы пытались скрыть это обстоятельство от ведома широкой публики, – перебил Карбери. – Но слуги все разболтали. Несомненно, туфли свалились в воде и уплыли в дренажную трубу, через которую вода отводится из пруда. Или, возможно, она потеряла их, когда бежала по улицам… в такую-то ночь!

Холдсворт потер глаза, налитые кровью и усталые.

– Но почему миссис Уичкот явилась в Иерусалим в такое время?

– Чтобы повидать миссис Карбери, разумеется. Лунатики, строго говоря, отнюдь не иррациональны в своих поступках. Я обсуждал этот вопрос с профессором Трилло, который выполнил нечто вроде исследования данного предмета через призму классической античности. В своих действиях лунатики часто руководствуются соображениями, которые могли бы показаться им разумными и наяву.

– И все же… простите, сэр, если я излишне дотошен… не впала ли миссис Уичкот в уныние? Отчаяние – злейший враг здравомыслия. Во власти отчаяния можно совершить поистине ужасные поступки.

Карбери поморщился.

– Миссис Уичкот не впала в отчаяние, сэр. Я буду весьма признателен, если вы не станете упоминать даже о возможности подобного на людях. Это может создать превратное впечатление. Ни к чему посмертно пятнать репутацию леди беспочвенным подозрением в самоубийстве.

Он подался вперед в своем кресле и неуверенно встал. Попытался поклониться Элинор, но сумел лишь неуклюже кивнуть.

– Я… я должен ненадолго удалиться. Прошу меня извинить.

Элинор выслушала его запинающиеся шаги на лестнице и стук двери внизу. Повернулась к Холдсворту и обнаружила, что он смотрит прямо на нее. Она отвела глаза.

– Надеюсь, директор не заболел, – заметил Холдсворт.

– Нет… уверена, что нет. Он… ему иногда приходится выходить после обеда. Но вернемся к мистеру Фрэнку. Сегодня я должна написать леди Анне. Мне сказать, что он пребывает в добром здравии, что касается тела? Что же до слабости рассудка, по крайней мере, хуже не стало? Могу ли я сказать больше?

– Система доктора Джермина подразумевает, что он очень внимательно наблюдает за любыми контактами его пациентов с внешним миром. Я хотел бы поговорить с мистером Фрэнком наедине, если врач мне позволит. Поначалу он казался совершенно безмятежным. Затем врач сказал, что я явился по поручению ее светлости и, возможно, смогу забрать его домой через несколько недель, если его здоровье в должной мере улучшится. После этого мистер Фрэнк впал в неистовство, и мне стало незачем оставаться. Я хотел бы посмотреть, что получится, если я поговорю с ним наедине, без врача или смотрителей. К тому же, это необходимо. Он верит, что видел привидение миссис Уичкот. Как я смогу попытаться разубедить его, если мне неизвестен точный характер его бреда? Только он может мне о нем рассказать.

– Разумеется, доктор Джермин в состоянии просветить вас?

– К несчастью, нет. Более того, он выказал полное отсутствие интереса к теме призрака. Видите ли, его не волнуют подобные вопросы. Он придерживается точки зрения, что его пациенты безумны, и потому их видения по определению не стоят разумного осмысления… а являются пустым вздором. Вместо этого он делает упор на лечении, которое, судя по всему, заключается в обучении делать выводы из правильных предпосылок. Он выглядел настоящим философом, когда объяснял это мне.

– Локк, – произнесла Элинор и насладилась вспышкой удивления на лице Холдсворта.

– Вы правы, мадам, – сказал он. – Доктор Джермин постоянно ссылался на него.

Она не ответила.

– Скажите, – продолжил он, – какой была миссис Уичкот?

Элинор встала и достала папку из ящика бюро. Положила на стол у окна и развязала ленточку. Затем повернулась к Холдсворту, который поднялся с места вслед за ней.

– Подойдите, и вы найдете ответ, сэр.

Элинор открыла папку и достала листок бумаги. Холдсворт стоял рядом; она остро ощущала его взгляд и привкус вина в его дыхании. Он посмотрел на листок, эскиз головы и плеч Сильвии Уичкот, небрежный по своей природе, поспешно нацарапанный пером и чернилами. Часы тикали на каминной полке. Дыхание Элинор участилось. Джон морщил лоб. Ей хотелось протянуть руку и разгладить морщинки, подобно хорошей жене.

– Да, – наконец сказал он, отстраняясь. – Да, понятно. Она была очень красивой.

– Дело не только во внешности, сэр, – Элинор охватило внезапное желание все ему объяснить. – Хотя, конечно, она была очень хороша собой. Но что более важно, намного более важно – очарование ее манер, ее речи… нечто неопределенное. Нечто непредсказуемое. Это привлекало людей. Господь всемогущий… это привлекло Филиппа Уичкота, и если ей удалось это, она могла привлечь любого. Одно время он был влюблен в нее по уши. Полагаю, он продолжал ее любить, в своем роде, хотя, боюсь, их брак не был счастливым.

Она захлопнула папку и завязала ленточку неожиданно непослушными пальцами.

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 687 | Нарушение авторских прав