АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Аннотация 8 страница

Прочитайте:
  1. A. дисфагия 1 страница
  2. A. дисфагия 1 страница
  3. A. дисфагия 2 страница
  4. A. дисфагия 2 страница
  5. A. дисфагия 3 страница
  6. A. дисфагия 3 страница
  7. A. дисфагия 4 страница
  8. A. дисфагия 4 страница
  9. A. дисфагия 5 страница
  10. A. дисфагия 5 страница

– Я сочту за одолжение, если вы расскажете мне больше о ней, – сказал Джон.

– Мы с ней выросли вместе. Мой отец держал школу в Бате, а она была в ней пансионеркой. Мы стали близкими подругами и никогда не переставали ими быть. Когда я вышла замуж за доктора Карбери, она навестила меня в Кембридже и встретила мистера Уичкота. В то время это казалось подарком судьбы… возможностью сохранить нашу дружбу.

– Кто нарисовал тот портрет?

– Я.

– Вы одаренная художница, мадам. Это недавний портрет?

– Ему семь или восемь месяцев.

Элинор подняла глаза. Холдсворт снова смотрел на нее.

Они услышали шаги доктора Карбери. Элинор встала и вернула папку в ящик. Ее муж медленно и осторожно вошел в комнату, словно находился на палубе корабля, которая могла покачнуться в любой момент.

– Вы еще здесь, мистер Холдсворт? Это хорошо… я хотел шепнуть вам словечко. Словечко предостережения. Я надеялся, что это не потребуется, но тщетно. Миссис Карбери сказала, что вчера вы не успели прийти, как мистер Ричардсон заглянул, чтобы свести с вами знакомство. И с тех пор вам от него не избавиться, верно?

– Как вам известно, я видел его вчера вечером, сэр, – ответил Холдсворт. – И навестил сегодня утром, поскольку хотел осмотреть комнаты мистера Олдершоу. Он оказал мне любезность и сопроводил меня.

– Вот именно, – кивнул Карбери. – Оказал любезность, говорите? Оказал любезность себе самому, не сомневайтесь. Мне больно говорить такое об уважаемом члене нашего сообщества, но я нарушу свой долг, если не предостерегу вас. Он расточал при вас улыбки и лесть, да?

– Он произвел самое приятное впечатление.

– Ха! Так я и знал.

Элинор встала, чтобы уйти, но муж жестом указал ей на кресло.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, дорогая. Я не отниму много времени, и к тому же вам уже известно все и даже более. – Он засунул большие пальцы в карманы жилета и встал, расставив ноги, спиной к пустому камину. – Когда мой предшественник на посту директора умер, мистер Холдсворт, мы устроили, как это принято в подобных случаях, выборы его преемника. Избиратели – члены совета колледжа. Согласно уставу, кандидатом можно выдвинуть любого, при условии, что он обладает степенью магистра гуманитарных наук и, разумеется, является причастником англиканской церкви. Очень часто кандидаты выбираются из самих членов совета, что вполне естественно. В этом и состояла загвоздка во время последних выборов. Кандидатами были я и мистер Ричардсон.

Элинор кашлянула.

– Ни к чему утомлять мистера Холдсворта нашими пустяковыми делами, сэр. Он…

– Помолчите, миссис Карбери, и оставьте эти вопросы тем, кто в них разбирается.

Элинор покраснела и отвернулась.

– Как я уже говорил, я позволил друзьям меня выдвинуть, но, по правде говоря, очень мало беспокоился о результате, – доктор Карбери уставился в потолок. – Мистер Ричардсон, напротив, очень сильно переживал из-за выборов. Так сильно, что методы, которыми он продвигал свою кандидатуру, были… ну, я бы не сказал, что они были по-настоящему безнравственными, хотя другие, увы, могли бы это предположить. Однако я считаю, что они определенно не были джентльменскими. И все же, как я говорил на днях миссис Карбери, кашу из топора не сваришь. Как вам известно, происхождение мистера Ричардсона самое скромное, и, несмотря на его несомненные способности, в нем чувствуется подлость, каковую не встретишь в людях благородных. Не позволяйте приятным манерам заслонить его подлинную натуру, мистер Холдсворт. Мы были студентами в одно время, и его истинная натура проявилась уже тогда. Некоторые жестокие студенты называли его Грязным Диком. Они делали вид, будто вокруг него витает неприятный запах, поскольку его отец был подмастерьем дубильщика, а вы же знаете, как нелегко избавиться от зловония кож.

Карбери мгновение помолчал. Он посмотрел на Холдсворта, как будто в ожидании ответа.

– Да, сэр, прекрасно знаю, – произнес Холдсворт. – Видите ли, мой отец тоже был дубильщиком.

 

 

Соресби подрез а л ногти перочинным ножом в западной галерее Церковного двора. Тоннель главного входа в колледж находился за его спиной, ворота рядом с привратницкой были открыты. Наружная арка окаймляла вид на Сейнт-Эндрюс-стрит, суета которой вносила единственную диссонирующую ноту, нарушавшую величавое спокойствие Иерусалима.

При виде приближающегося Холдсворта сайзар некрасиво покраснел, сунул ножик в карман и снял шапочку.

– Сюда, сэр.

– Мистер Ричардсон сказал мне, что вы служите библиотечным клерком, мистер Соресби, – произнес Холдсворт, задержавшись снаружи. – В чем заключаются ваши обязанности?

– Я открываю библиотеку утром, сэр, и закрываю вечером. Возвращаю книги на полки в правильном порядке. И веду журнал выдачи книг.

– Немало дел.

– О, это не все, сэр. Еще я веду счета, под руководством мистера Ричардсона, и часто меня вызывают на помощь тем, кто хочет найти на полках определенную книгу.

– Все это, плюс вам приходится не забывать о собственной учебе?

– Разумеется, сэр. Если позволите, я попрошу вас подняться по лестнице. Мистер Ричардсон ждет.

Холдсворт прошел вперед, гадая, сколько Соресби получает за свои труды. Наверху обнаружилась открытая дверь, за которой располагалась длинная комната. Она была освещена двумя рядами окон. Вечерний свет, густой и золотистый, косо падал из правого ряда. Стены были заставлены полками и шкафами. Посередине комнаты стоял тяжелый дубовый стол, поверхность которого испачкана чернилами и покрыта порезами и царапинами.

Мистер Ричардсон приблизился с книгой в руке.

– Мистер Холдсворт, вы замечательно пунктуальны…

– Прошу прощения, сэр, – перебил Соресби. – Что-нибудь еще?

– Нет, полагаю, пока нет. Разве что мистер Холдсворт желает с вами побеседовать?

Холдсворт покачал головой.

– Впрочем, останьтесь… я хочу поговорить с вами о журнале выдачи, – продолжил Ричардсон, взглянув на открытый гроссбух на столе. – Я не вполне уверен, что ваш метод записи книг – наилучший из возможных.

– Прошу прощения, сэр, но у меня неотложное дело.

– Хорошо… но мы обсудим это позже.

– Да, сэр, – Соресби низко поклонился и практически выбежал из комнаты. – Спасибо, сэр.

– Прошу простить меня, сэр, – Ричардсон обратился к Холдсворту. – Я должен неусыпно уделять внимание библиотечной рутине, если хочу, чтобы все было гладко. Я пытаюсь обеспечить неуклонное соблюдение моих методик в мельчайших подробностях. А теперь, чем могу служить?

– Прошу вас, вернитесь к работе, сэр, – Холдсворт предположил, что сцена с Соресби могла быть разыграна специально для него, чтобы создать впечатление компетентности и прилежания. – Я ни в коем случае не хочу вас беспокоить. Просто намеревался провести предварительный осмотр.

– Сообщите, если потребуется что-либо отпереть. Ключи здесь. Наиболее ценные книги хранятся в стенном шкафу слева от камина.

Ричардсон сел. Холдсворт медленно обошел комнату. В ней имелись также столы поменьше, для занятий, расставленные под правильными углами к окнам, чтобы воспользоваться преимуществами дневного света. Шкафы, очевидно, были сколочены специально для библиотеки, причем мастером своего дела. Книжные полки закрыты стеклянными дверцами. Под ними располагались открытые полки и ящики. Все дверцы и ящики для надежности снабжены замками. Содержимое шкафов, однако, на первый взгляд казалось менее впечатляющим. Переплеты обветшали. Многие книги освещали теологические вопросы, которые больше не считались существенными или даже желательными в обучении будущих священников государственной церкви. Классические авторы были представлены плохо, равно как и труды по математике и всем ветвям механики.

Обойдя помещение по кругу, Холдсворт вернулся к Ричардсону.

– Скажите, библиотека обладает средствами для приобретения новых книг и сохранения старых?

– Нет… как таковыми, нет, сэр. Время от времени члены совета жертвуют библиотеке некоторую сумму денег для конкретной цели. Иногда книги достаются нам в дар от авторов или даже по завещанию.

– Другими словами, пополнение библиотеки носит случайный характер?

– Да. Увы, это не идеальный вариант, и я хотел бы, чтобы средства поступали на регулярной основе. И все же мы находимся в лучшем положении, чем многие другие колледжи. И, разумеется, мы извлекли немалую пользу из щедрости покойного графа, отца ее светлости, который позволил нам обставить эту великолепную комнату.

– Комната действительно великолепна. Чего нельзя сказать о ее содержимом.

– Мы живем в несовершенном мире, – сухо произнес Ричардсон. – О недостатках библиотеки мне известно лучше, чем кому бы то ни было. Как и о недостатках мира.

Закончив осмотр, Холдсворт спустился вниз и медленно пошел по двору. Услышав шаги, он повернул голову. За ним шел Соресби, сжимая большой сверток. Сайзар тяжело дышал, и на его бледном челе блестели бисеринки пота.

– Мистер Соресби, – Холдсворт остановился и кивнул на сверток. – Вы что-то купили?

– О нет, сэр… это не для меня. Это костюм мистера Аркдейла. Он попросил забрать его у портного. Хотя одному богу известно…

Соресби осекся и покраснел.

– Одному богу известно что, мистер Соресби?

– Я… я просто хотел заметить, что костюм понадобится мистеру Аркдейлу только в среду, так что в подобной спешке нет нужды. И все же он очень торопил меня, очень настаивал. Костюм нужен для обеда в клубе СД. Это клубная ливрея, и, по-видимому, она очень важна для него.

Язык Соресби мелькнул между губами. Он говорил ровным и бесстрастным голосом, но кончик языка придал его словам нотку злобы.

– Клуб СД… что же это такое? – спросил Холдсворт, отчасти из праздного любопытства, отчасти, чтобы поддержать беседу с Соресби, поскольку подозревал, что резкое прощание может того оскорбить; человек в положении сайзара должен быть особенно чувствителен к обидам.

– Он существует уже много лет, сэр, в том или ином виде. СД означает «Святой Дух».

Это представило молодого мистера Аркдейла в неожиданном свете.

– Так, значит, цель общества – религиозная? – спросил Холдсворт.

– Не совсем, – Соресби усмехнулся, и его длинное лицо преобразилось, став лукавым и привлекательным. – В Иерусалиме Святой Дух означает нечто иное. Это обеденный клуб. Насколько мне известно, его развлечения не имеют ничего общего с религией. Полноправные члены клуба получают привилегию носить ливрею. – Он взглянул на сверток в руках. – Это на редкость элегантная ливрея. Портной показал ее мне.

– Элегантная и, несомненно, дорогая.

– Да, сэр. И развлекаются они, по слухам, весьма расточительно.

– Они часто встречаются?

– С февраля – нет. Видите ли, обычно они встречаются у мистера Уичкота, председателя клуба, но он недавно овдовел. Однако в среду…

– Эй! Слушайте!

Соресби и Холдсворт посмотрели в сторону крика. Аркдейл собственной персоной стоял в дверях, ведущих в подъезд Фрэнка Олдершоу. Он нетерпеливо помахал Соресби.

– Ну что, забрали? – Он обратил внимание на Холдсворта. – Прошу прощения, сэр, я не хотел вам мешать.

И Гарри исчез, поспешно нырнув в здание.

– Я лучше пойду, – сказал Соресби. – Мистер Аркдейл не любит ждать.

Он поклонился.

– Минуточку, – попросил Холдсворт. – Я слышал, что мистер Фрэнк Олдершоу член этого клуба.

– О да, сэр, – Соресби, который уже направился прочь, остановился и обернулся. – Кажется, его приняли в члены как раз на последнем собрании. Весьма любезный джентльмен, весьма.

Он выгнул пальцы. Костяшки хрустнули.

– Это был последний клубный обед. А потом умерла миссис Уичкот. Ее тело нашли в Длинном пруду на следующее утро.

 

День был теплым и все более душным. Элинор спустилась вниз и вышла через боковую дверь в Директорский сад. Она бродила по гравийным дорожкам взад и вперед, бесцельно пересекала собственные следы, как будто заблудилась в лабиринте. Прямые как стрела гравийные дорожки пролегали между клумбами, в основном треугольной формы. Все дорожки были окаймлены низкими живыми изгородями из самшита и тиса в голландском стиле. Она ненавидела их жесткую, маскулинную одинаковость. Будь ее воля, Элинор превратила бы парк в царство травы и деревьев, диких и романтических зарослей и потайных уголков.

Ее взор то и дело обращался к деревьям в Саду членов совета и рядом с Длинным прудом, и в особенности к прохладному зеленому гроту под восточным платаном. Какую бы тропинку она ни выбирала, рано или поздно все они приводили к пруду, к месту прямо напротив платана. Здесь пруд был шире всего. Мепал однажды сказал ей, что в его мрачной зеленой глубине таятся здоровенные карпы и даже огромные щуки. Кувшинки собрались гофрированным воротником вокруг того места, где нашли тело Сильвии Уичкот.

Элинор заметила движение уголком глаза и испытала укол раздражения, когда поняла, что не одна. Нечто черное мелькало на противоположном берегу среди пятен тени и света, создаваемых нависшими ветвями платана. Она развернулась и пошла по тропинке вдоль Длинного пруда, время от времени поглядывая через воду на Сад членов совета на той стороне.

Она направилась по диагонали в противоположный угол сада, где водная гладь была отгорожена высокой густой изгородью, также из самшита. Дорожка вела к калитке из кованого железа, врезанной в изгородь, а за ней через пруд был перекинут маленький мостик Фростуик-бридж, ведущий в главный сад. Элинор мгновение постояла у калитки, глядя сквозь решетку на зеленое и залитое солнцем пространство.

Холдсворт шел к Церковному двору. Его косая тень скользнула по траве на противоположной стороне моста. Элинор дернулась в сторону, но опоздала. Он заметил ее и поклонился, и ей пришлось присесть в реверансе в ответ. Он изменил направление движения и ступил на мостик.

– Ваш визит в библиотеку оказался плодотворным, сэр? – спросила она.

– Я только начал, мадам, не более. – Он пересек мост и подошел к калитке. – Я только что говорил с главным привратником.

– Мепалом? Вам что-то нужно?

– Я хотел спросить его о том, как было обнаружено тело миссис Уичкот.

Элинор дернула ручку калитки. Та не поддалась.

– Очень жаль, сэр, но калитка заперта. Мне кажется недружелюбным беседовать с вами подобным образом.

Джон улыбнулся, и она заметила, что у него все зубы на месте. Она подумала, что он хорошо сложен и ничуть не обрюзг. Интересно, какой была его покойная жена и какие чувства он в ней пробуждал?

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – произнес Джон. – Это неважно.

– Мепал помог вам?

– Он показал мне, где нашли тело, – Холдсворт помедлил. – Надеюсь, эта тема не слишком болезненна для вас.

Элинор покачала головой.

– Не более чем обычно. Мепал помог вытащить ее из воды.

– Да, он и золотарь, который поднял тревогу. Мепал сказал мне, где его искать.

– Сомневаюсь, что вы много от него узнаете. Доктор Карбери говорит, что он не в состоянии связать и двух слов.

– Я должен потянуть за все ниточки.

Элинор промолчала. На тыльной стороне его ладони росли темные волосы. Джон не побрился утром, и теперь его скулы окаймляла щетина.

– В конце концов, что еще я могу сделать? – продолжил Холдсворт с некоторым раздражением, как будто она возражала.

– Да, но что в этом проку, сэр? – Элинор с ужасом ощутила, что ее глаза наполнились слезами. – Что нам всем в этом проку? Мы не можем повернуть время вспять. Мы не можем вернуть миссис Уичкот. Она мертва. Все кончено.

– Не все, – возразил Джон. – Думаю, что еще не все. Вы не могли бы помочь мне разрешить одну географическую проблему? Мепал утверждает, что миссис Уичкот нашли в воде вон там, как раз под огромным платаном.

– Да, насколько я понимаю.

– Но где ее тело упало в воду?

Элинор уставилась на него.

– Откуда мне знать, сэр?

– Все считают, что миссис Уичкот упала в воду в Директорском саду, поскольку у нее был ключ от частной калитки на Иерусалим-лейн. Но – по крайней мере, теоретически – она точно так же могла упасть в Саду членов совета или главном саду колледжа.

– Несомненно, она упала в Директорском саду. Она бы не нашла дорогу в другие сады.

– Но мы ведь не знаем, как она умерла, – произнес Джон медленно и тихо. – Мы не знаем всех обстоятельств, не знаем, была ли она одна. Мы даже не знаем, был это несчастный случай, самоубийство или убийство.

Слезы брызнули из глаз Элинор и покатились по щекам. Она ощутила ужасную слабость и схватилась за вертикальные прутья калитки, чтобы не упасть. Мрачное лицо Холдсворта на мгновение расплылось в ее глазах. Затем, на краткое, но потрясающее мгновение, она ощутила тепло его ладони на своей.

– Мадам, – настойчиво произнес он. – Вы нездоровы? Позвать вашу служанку? Принести воды?

Элинор покачала головой, отвернулась, чтобы Джон больше не видел ее лица, и, не сказав ни слова на прощание, поспешно зашагала к садовой двери дома. Она презирала себя за то, что выказала подобную слабость. Ненавидела Холдсворта за то, что он стал свидетелем ее слабости. И презирала и ненавидела еще больше за странное, покалывающее тепло, которое разлилось по ее телу от прикосновения его ладони.

Элинор не обернулась, но знала, что он еще стоит у калитки и смотрит сквозь решетку на ее удаляющийся силуэт.

 

 

Ворота все еще были открыты. Войдя в колледж, Уичкот заметил в привратницкой Мепала, который подставлял газету свету лампы. Уичкот пересек Церковный двор, подошел к подъезду в юго-восточном углу, поднялся на второй этаж и заколотил в дверь Аркдейла набалдашником трости.

– Пошел вон! – раздался голос из квартиры.

Уичкот повернул ручку и распахнул дверь. Комнаты были теснее, чем у Фрэнка Олдершоу на другой стороне лестничной площадки, и окон в них было меньше. Но планировка оставалась схожей. Аркдейл находился не в гостиной, а в маленьком кабинете за ней. Через открытую дверь было видно, как он сидит за столом у окна перед грудой книг, с пером в руке.

– Черт, я же сказал… – Он осекся, когда увидел, кто пришел. – Филипп! Что вы здесь делаете?

Уичкот стоял в дверном проеме и глядел на него сверху вниз.

– Радушное приветствие, ничего не скажешь. И что за чертовщина здесь творится?

Аркдейл был облачен лишь в рубашку и бриджи; вокруг головы он намотал влажное полотенце, наподобие грязного тюрбана. Его бриджи были расстегнуты на коленях и талии для лучшего доступа воздуха.

– Вы забыли, что мой дядя в Кембридже? – спросил он. – Он уже в «Синем вепре»… Рикки как раз наносит ему визит вежливости. Меня не пригласил… однако я уверен, старик что-то замышляет. У него пунктик насчет медали Водена.

– Он думает, что вы способны ее выиграть? – Уичкот так удивился, что не озаботился скрыть скептицизм в голосе.

– Почему бы и нет? – возразил Аркдейл.

– Я впервые вижу вас за книгами.

– В свое время я много читал, – отрезал Гарри. – Если мужчина предпочитает иные занятия, это еще не значит, что он никогда не открывает книгу. В любом случае, я не обязан выигрывать проклятую медаль, слава богу; к тому же один из сайзаров обещал мне помочь. Достаточно убедить дядю, что я пытаюсь ее получить. Беда в том, что в противном случае он грозится забрать меня из университета. Он пришел в ярость от некоторых счетов, хотя и половины их не видел.

– Когда вы покажете ему работу?

– Завтра. Он обедает в колледже после церковной службы. А затем они с Рикки проверят мою готовность.

Уичкот прислонился к дверному косяку.

– Но вы не подведете нас в среду, надеюсь? Мы полагаемся на вас, Гарри. Однако если вы струсите, дайте знать. У меня список кандидатов длиной с руку.

– Нет, нет, – Аркдейл махнул рукой на книги и бумаги перед собой. – Честное слово, как только я от них избавлюсь, все мои мысли будут о среде. Костюм мне сегодня прислали. Я его уже примерил, и выглядит он превосходно. Sans souci, а? – он причмокнул. – Это по мне. Все готово? Э… жертва ждет?

– О да. Можете не беспокоиться на этот счет.

Аркдейл вытер лоб рукавом рубашки.

– Клянусь честью, становится все жарче.

– Не стану вам больше мешать, – Уичкот пошел прочь, но остановился, словно ему в голову пришла внезапная мысль. – Кстати, по секрету насчет Малгрейва. Я его уволил.

У Аркдейла отвисла челюсть.

– Я думал… в смысле, он работал на вас много лет.

– Больше не работает. Я поймал его на воровстве… я давно это подозревал. Советую вам весьма серьезно поразмыслить, хотите ли вы впредь пользоваться его услугами.

– Боже праведный, – Аркдейл откинулся на спинку кресла. – Удар прямо в сердце. Малгрейв – замечательно предупредительный слуга… всегда знает, где раздобыть то, что нужно…

– Но ему нельзя доверять, – возразил Уичкот. – Ничего не поделаешь.

Мысли Гарри текли другим путем.

– Любопытно… Рикки тоже об этом прослышал?

– Что?

– С тех пор, как Фрэнк уехал, Малгрейв постоянно заходил к нему в комнаты, забирал то да се. Наверное, Фрэнк дал ему ключ. Но сегодня перед самым обедом Рикки зашел к нему с человеком леди Анны, и они обнаружили Малгрейва. Разразился скандал. Он забрал у Малгрейва ключ.

Уичкот нахмурился.

– С человеком леди Анны?

– Я встретил его в комнатах Рикки сегодня днем. Некто Холдсворт.

– Я знаю.

– Вероятно, он работает под началом того старого дворецкого… Как бишь его? Ну, знаете – тот, который выглядит так, как будто уже умер.

– Кросс, – сказал Уичкот. – Холдсворт навестил Фрэнка. Вам об этом известно?

Аркдейл взглянул на него.

– И? – В его глазах мелькнула тревога. – Как, по-вашему, они о чем-то прослышали?

Уичкот засмеялся, хотя втайне тревожился о том же; Гарри не знал и половины случившегося той февральской ночью.

– Откуда старой даме в Лондоне что-либо знать? Но хватит об этом… я не стану вам больше мешать. Так, значит, до среды. И постарайтесь явиться в боевом расположении духа. Робость неуместна, когда приносишь жертву богам.

 

Войти в «Энджелс-Ярд» можно с Зернового рынка. Холдсворт оказался в кафе, где официант направил его к привратнику, а тот, поощренный шестипенсовиком, охотно провел к отхожему месту за кухнями. Сарай вонял, как навозная куча на конюшне. В углу на груде мешков храпел мужчина.

– Сюда, сэр, – произнес привратник. – Том Говнарь к вашим услугам.

Он схватил спящего за плечо и встряхнул так сильно, что приподнял бы и мешок с углем. Золотарь застонал, открыл глаза, перекатился на бок и изверг содержимое желудка на пол.

– Как нажито, так и прожито, – заметил привратник. – Судя по запаху, он пообедал пивом и рюмкой-другой чего покрепче.

Он схватил Тома за ухо большим и указательным пальцем и привел его в сидячее положение.

– К тебе джентльмен. Гляди веселее.

– Спасибо, – поблагодарил Холдсворт привратника. – Этого достаточно.

Он подождал, пока мужчина уйдет, и снова повернулся к Тому Говнарю, вытиравшему рот рукавом.

– Меня прислал мистер Мепал из Иерусалима.

– Я ничего плохого не сделал, сэр. Я же говорил мистеру Мепалу, мне надо выполнять свою работу, и я не виноват, что колеса тележки гремят…

Холдсворт достал шиллинг из кармана жилета и поднял повыше. Воцарилась тишина, как будто окончание фразы обрубили топором. У Тома отвисла челюсть. Единым слитным движением рука метнулась к монете, схватила ее и засунула в карман бриджей. Шатаясь, он поднялся на ноги, при этом чуть не упал. Том был невысоким, сгорбленным мужчиной, лет на десять или двадцать младше, чем можно предположить по его виду. На нем красовалось все то же длинное коричневое пальто. Акцент уроженца Болот был густым и вязким, как ил, и поначалу Холдсворт разбирал от силы одно слово из трех.

Холдсворт вывел его во двор, где Том слегка оживился на свежем воздухе.

– Я ничего плохого не сделал, сэр, – повторил он, – только выполнял свою работу.

– Я хочу задать тебе несколько вопросов о теле, которое ты нашел.

Том хитро посмотрел на него.

– Каком еще теле?

– Не шути со мной, если ценишь доброту мистера Мепала. Расскажи о леди в Иерусалиме. В пруду.

– Я подумал, что это простыня или мантия в воде, сэр.

– Почему? Было темно?

– Довольно темно. Перед самым рассветом. Я упал в воду. Господи боже, ну и холод! И… я коснулся ее руки… – Он снова осекся, кривя лицо. – Подумал, что это та, другая.

– Какая другая? – озадаченно спросил Холдсворт.

– Супруга его чести, сэр.

– Жена директора, миссис Карбери?

Том кивнул.

– Но это не она бродила на этот раз. А та, хорошенькая.

– Выходит, ты знал ее в лицо?

Золотарь беззубо усмехнулся.

– Такую не забудешь, сэр, стоит хоть раз ее увидеть. Она часто навещала ту, другую. Я узнал ее, сразу как мы вытащили тело на берег. Лицо совершенно безумное, как будто она увидела призрака. Говорят, в Иерусалиме много привидений, и они ходят по ночам, как то, другое привидение…

– Вздор. Привидения существуют лишь в воображении глупцов и детей. Однако я не стану с тобой спорить, – Холдсворт подавил нарастающую ярость, сознавая ее абсурдность, обескураженный самим ее существованием. Что-то в его сознании на мгновение поднялось на поверхность и исчезло. Он попытался ухватить мелькнувшую мысль, но не успел. – Вернись к тому моменту, когда ты упал в воду и обнаружил, что перед тобой тело. Оно плавало лицом вверх?

– Не знаю, сэр.

– Что ты сделал?

Том закрыл глаза.

– Было холодно, сэр, смертельно холодно. Я заорал, и завопил, и решил, что тону. Но потом встал ногами на дно, а ил и водоросли цеплялись за меня, как будто хотели утянуть вниз.

– Прекрати молоть чушь. Даже если там были ил и водоросли, они не хотели утянуть тебя вниз. У них в любом случае нет чувств.

– Да, сэр. Прошу прощения, сэр. Я пытался вылезти на берег, когда прибежал мистер Мепал и вытащил меня из воды, – на лице мужчины появилось горделивое выражение. – И я упал в обморок от ужаса, сэр.

– Чертов глупец, – произнес Холдсворт.

– Да, сэр, но я тут же очнулся. Затем пришел мистер Ричардсон, и мы вытащили бедную леди из воды и положили на берег. Тогда я и увидел, кто это. Мистер Ричардсон велел мистеру Мепалу сходить за людьми и принести дверь, чтобы положить на нее тело, – мужчина умолк, опасливо поглядывая на Холдсворта. – Ее лицо было таким странным… Как будто она до смерти испугалась. Богом клянусь.

– Как, по-твоему, это случилось?

– Я подумал, что леди осталась у миссис Карбери, как порой делала. Вышла подышать и, быть может, споткнулась. Упала и ударилась головой, сэр, вот именно, и полетела в воду.

– Ударилась головой? С чего ты взял?

– Из-за раны, ваша честь.

Холдсворт уставился на него. Том Говнарь простодушно вернул взгляд. На мгновение повисла тишина.

– Раны? – небрежно переспросил Холдсворт. – И что же это была за рана?

– На голове, сэр.

Холдсворт поежился, несмотря на теплый вечер.

– Свежая рана?

– Да, сэр. Мы ждали дверь, чтобы положить на нее тело, и мистер Ричардсон решил проверить, может, в леди еще теплится жизнь. А я сидел на берегу рядом с ним. Он тоже видел рану.

– Но ты сказал, что дело было перед рассветом, – возразил Холдсворт. – Как тебе удалось все это заметить?

– Светлело с каждой минутой, – ответил Том с ноткой упрека. – Я видел рану так же ясно, как вижу вас.

– Синяк или рана? Кожа была разорвана?

– Наверное, и то, и другое, ваша честь. Кожа была разорвана, это точно.

– Рана кровоточила?

– Нет, сэр. Кровь, наверное, смыло.

Холдсворт смотрел на него и с тошнотворной ясностью видел маленькую гостиную на Банксайд, где Мария часто молилась и куда принесли ее сочащееся влагой тело. Никто не проронил ни слова насчет разбитого окна, выходящего на реку, сломанного стула или пятен крови на полу. Кто-то закрыл Марии глаза, и Джон был рад этому. Даже мертвые глаза способны обвинять. Ее голова была ободрана сбоку. Рана на левом виске, наполовину прикрытая прядями мокрых волос.

Цвета тернослива. Размером с пенни.

Джон молился о том, чтобы рану ей нанесла река. Ведь если это случилось не тогда, когда она упала в воду или сразу после; значит, это случилось раньше: когда он ударил ее, когда швырнул через комнату.

– В любом случае, это ничего не значит, – произнес Том. – Мистер Ричардсон сказал, что это неважно, было темно, и бедная леди упала в воду и утонула.

– Какого размера она была? – спросил Холдсворт.

– Кто, сэр?

– Рана на ее голове, черт тебя побери, – Холдсворт схватил Тома за лацкан пальто. – Ради Христа, скажи мне, какого размера?

Том поднял дрожащую руку. Соединил большой и указательный палец в кружок.

Размером с пенни.

 

 

Закончив с Томом Говнарем, Холдсворт дал коричневому человечку еще один шиллинг ее светлости и зашагал к рынку. Он не знал, чем заняться. Пить ему не хотелось, потому что голова и без того болела. Сидеть в профессорской комнате Иерусалима – тем более. Но больше всего он не желал думать о ранке размером с пенни на женском виске.

Казалось, атмосфера жарких суетливых улиц переместилась к нему в голову. Рынок был полон пьяных, которые спорили, играли в азартные игры, обнимались, пели, извергали содержимое желудков и спали. На углу Зернового рынка и Овощного рынка бушевала драка трех горожан с четырьмя студентами.


Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 705 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.026 сек.)