АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Чемпион только один

С добрым утром!

Сегодня ты проснулся - и тебя осенило: вот доказываешь всем, что ты “самый”, - а ни в чем-то ты не профессионал, и интеллектуально более чем зауряден, и вовсе ты не добр, и к людям, ради которых хлопочешь, абсолютно равнодушен. Везде-то ты - ИМИТАТОР.

Постой!

Подожди каяться и корить себя.

Нет плохих свойств. Есть неумение их использовать.

ИМИТАТОР - это не клеймо, а одно из распространенных человеческих качеств.

Наш разговор - не для того, чтобы виниться в чем-нибудь, портя себе настроение. Не для того он и чтобы каяться в имитации.

Задача,, по-моему, в том, чтобы, разглядев в самих себе свойства “артистов при деле”, мы смогли либо сбросить эту докучную ношу, либо открыть способ извлечь из нее пользу для себя и других.

Прежде всего: что же нас побуждает быть ИМИТАТОРАМИ - притворяться, тратить силы без пользы для кого бы то ни было - впустую?

Думаю, что ответить на этот вопрос поможет другой.

Что переживаешь ты сегодня, когда тебе показалось, что всей твоей активностью движет желание выпендриться, самоутвердиться перед собой и другими?

Не воспринимается ли такое допущение обвинением, что ты плохой, угрозой самоуважению, миру с самим собой. Плохим быть не хочется! Верно?

Так и подмывает сказать: “Неправда! Это не про меня. Это не мои свойства. Я не выпендриваюсь. Я хороший!”.

Нам трудно признаваться себе в любых, даже в самых необходимых свойствах, если мы их стыдимся. Такие свойства мы в себе с трудом замечаем, плохо контролируем, не используем сознательно. Не даем им свободно развиваться и рождать новые. Отвергнутые, они проявляются исподволь, дезорганизуя иногда всю нашу деятельность. Для женщины, например, долгое время в разряд таких необходимых, но “стыдных” свойств попадало сексуальное влечение! Трагические последствия такой дискриминации женской сексуальности очевидны всем.

А ведь твоя догадка о твоем всегдашнем выпендреже перед собой (если ее не постыдиться!) и есть ответ на вопрос, что толкает тебя имитировать!

Вспомни, как остро, ты ощущаешь, что, чем надрывнее твоя показная активность, тем мучительнее подспудное чувство малоценности[74], тоскливое ощущение “ни себе, ни кому ненужности”. Досады на себя. Неприязни, чуть ни ненависти ко всем, перед кем привык надсаживаться, унижая себя.

А кто заставляет! Кого ты хуже?

Это была высокая, стремительная, готовая сломать любое препятствие дама в красном, изливающая свою заботу и любовь безудержно на всех - как фонтан, никого не замечая, но неотразимо.

А дома она завешивала по утрам зеркала, чтобы не встретить в них свои глаза, глаза с тяжелым, стылым, металлическим взглядом, которого она пугалась. В зеркале она видела себя давно умершим человеком, без стремлений, с одним желанием, чтобы все оставили ее в покое...

Но, выходя из дома, она вновь становилась неотразимой. Так и держась на допинге постоянных преодолений, борьбы с препятствиями, без которых не могла.

Должен сказать, что такие “стылые глаза” - следствие страха перед самим собой неприукрашенным, а не результат пустоты, как казалось этой женщине.

Но откуда это скребущее чувство малоценности? У живого, здорового, достаточно работоспособного, несомненно талантливого и артистичного человека - почему такое отношение к себе?

Маша, оставшись без родителей, вырастила в деревне семерых младших братишек и сестренок. Когда они разъехались, она, одинокая, старше тридцати лет девушка, приехала в город, отрезала косу и старалась не ударить в грязь лицом перед городскими. У нее была тайная мечта: встретившись с молодым тогда Муслимом Магомаевым, произвести на него впечатление. Но чем больше она старалась, тем больше сковывалась.

Ко мне в кабинет пришла совершенно неестественной, словно стиснутой постоянной судорогой.

Помню переломный момент в ее состоянии.

Я спросил ее:

- Что бы сказал о Муслиме Магомаеве ваш отец?

- У меня нет отца!

- А дед? - Она озадачилась, впервые при мне удивившись какой-то своей мысли. Улыбнулась. И ответила:

- Он сказал бы: “Хорошо поешь - а когда работать будешь?”.

Судорога спала с нее. Молодая женщина стала похожа сама на себя. Впервые она перестала сдавать экзамен городу. Впервые посмотрела на своих “экзаменаторов” глазами родной деревни.

Когда мы отрываемся от среды - от своего дома, в котором мы просто жили, где нас любили за то, что мы есть, без всяких причин и заслуг. Когда попадаем в чрезвычайно новую для нас ситуацию, где окружающие нам непонятны и мы не признаем их такими же, как мы людьми - не доверяем им. Мы сочиняем их мотивы и, пытаясь завоевать право на существование, демонстрируем свои достоинства. Тут же перестаем быть самими собой. Стремясь соответствовать идеалу, как мы его выдумываем, начинаем ощущать свое полное ничтожество.

Чемпион ведь только один! Всегда есть кто-то выше тебя, сильнее, умнее, добрее, толще или тоньше.

Такой оценочный подход[75]разрушителен для любых человеческих проявлений. В судороге мы перестаем доверять себе и, вместо того, чтобы выбирать хлеб на вкус, выбираем его по цене - нередко дорогой, но не любимый и не желанный. Тогда нередко, имея все, не имеем ничего.

Студент женился на самой популярной девушке на курсе. Она вышла за него замуж, потому что он был самой перспективной партией.

Он действительно стал руководителем крупного предприятия, и теперь ее, тридцатишестилетнюю больную равнодушницу, привозят ко мне в кабинет в черном служебном лимузине.

Она безнадежно одинока и устало больна. Он, чувствуя себя дома ненужным, сексуально несостоятельным, компенсирует свой личный крах утверждением себя на работе и тоже - болезнями.

Хлеб дорогой, но не любимый, не вызывает слюнотечения.

Но не только оценочный подход рождает чувство малоценности.

Очень часто мы ощущаем себя никому не нужными, когда нам никто не нужен. Просим любви у тех, кого сами не любим, к кому не выработали собственного отношения. Просим понимания, не давая себе труда понимать других.

Мужчина почти до сорока лет оставался девственником. Считал себя неполноценным, ненормальным, уродом. Жил в тоске почти с мальчишества, когда им пренебрегла - по его мнению - девушка, заявив ему, что ей нужен настоящий мужчина.

По случайности, я знал историю этой девушки.

Он познакомился с ней вскоре после операции, исправившей ей косоглазие. Он этого не знал, а она еще не привыкла к своему новому качеству, не поверила, что может быть привлекательной для такого интересного парня, восприняла его внимание с досадой и ответила резкостью, за которой скрыла смущение девушки, ощущавшей себя косоглазой.

Два молодых человека, занятые своими переживаниями, не интересуясь и поэтому не зная переживаний другого, напугали друг друга. Оба расплатились комплексом малоценности.

И неправда, что им никто не нужен! Просто в поисках интереса к себе они даже не вспомнили спросить: кто нужен им?

Они не умеют так спрашивать. Не умеют узнавать свое отношение к людям.

Нужда ощущается телом. Они же замечают тело, только когда оно приносит особые удовольствия или болит. Это небрежение к телу - следствие их давнего нравственного выбора, противопоставившего дух - телу. Для них: “Дух выше!”[76]

Не умея узнавать свое отношение к людям, они не умеют выбирать! Отказ от тела обернулся отказом от отношения к людям - от духа.

Как дети, они относятся к отношению к ним. Ощущают весь мир - всех - занятой ими мамкой. А если ими не заняты - нет мамки, тогда - ужас никому ненужности, беспомощности, крах мира, их личный крах.

Взрослая разведенная женщина,мать взрослого сына, так заморочила ревностью мужчину, которому надеялась стать женой, что он от нее действительно ушел и женился на другой.

Женщина покончила с собой.

Накануне она с обидой пожаловалась своей, тоже одинокой, старшей сестре: “Никому я не нужна!”..

Сама она почти четверть века проработала врачом. Всей тоской своего одиночества согревала своих пациентов, была эффективна и пациенты любили ее. А она ушла от них на административную работу.

Когда я узнал об этой последней жалобе доктора, то невольно выстроил совсем другой ряд возможных (теперь, к несчастью, уже невозможных!) событий.

Если бы потерявшаяся, она спросила себя, кто нужен ей, то вначале ощутила бы полное равнодушие... ко всем. И, не отмахнувшись от этого своего “равнодушия”, была бы... спасена!

Открытие своего отношения, насколько я ее знал, сначала избавило бы женщину от обиды на то, что ей, как ей казалось, отвечают тем же.

Потеряв вооружающую ее против всех и против себя обиду, она бы заметила, что ей нужны... ее пациенты, что к ним она совсем не равнодушна. Потом она вспомнила бы, что ей нужен сын. Сына она так присвоила себе и так оторвала ото всех, что кроме нее у него никого на свете и нет. Потом - что ей нужна та самая сестра, которой она жаловалась, потом - подруги, потом... что и от мужчины сама отказалась - не он от нее: ведь она его любовь к себе любила, не его! Потом...

Она была незрелым, но не злым и по-детски доступным человеком... Ощутив, кто нужен ей, она почувствовала бы и узнала, что нужна им всем!

Ей было бы, чем почувствовать!

Но она спрашивала об отношении не у себя, а у “них”. И ничего о них не знала, потому что ей нечем было узнать.

Она не чувствовала своей нужды - саму себя!

Чувствуя себя никому не нужными, мы нередко стараемся стать необходимыми для всех, всегда и везде незаменимыми. И ищем все больше доказательств нашей незаменимости, развиваем у себя массу полезных, всех покоряющих свойств, всех к себе привязываем, влюбляем, а потом... тяготимся всеми.

Чувствуя себя никому не нужной и малопривлекательной, равнодушница становится “неотразимой” кокеткой и сетует на докучливые приставания поклонников. Несостоятельный юноша самоутверждается в качестве донжуана.

Нелюбящая своего мужа, чувствующая себя ненужной и потому усталая после родов молодая мама пугается естественного в такой усталости безразличия к своему ребенку. Пускается в надрывно-истеричное цацканье с переполохами “скорых”, страхами за жизнь младенца, которые его пугают, невротизируют. Иногда делают действительно больным.

Чувство малоценности - неприятное чувство.

Обнаружив в себе свойства такого рода, мы начинаем с ними воевать. Но чувство, с которым воюешь, усиливается[77].

Разберись в ощущениях: может быть, тебе больше бы подошло не побеждать проблематичное свойство, а использовать его?

Никто меня не понимает!

Посочувствуй мне!

Представь.

Каждый день перед тобой красивые, умные молодые люди. Мужчины и женщины всех возрастов. Все хотят, как лучше. И словно нарочно делают все, чтобы жизнь стала... невыносимой и для них, и для окружающих.

Родители сетуют на детей.

Дети (иногда и в пятьдесят - лет!) обижены на непонимание и диктат родителей.

Жены бранят мужей. Мужья - жен.

За дверями кабинета - то же.

Регистраторы злятся на пациентов в окошечке.

Продавцы - на покупателей.

С утра по выходным, прежде чем помириться, ссорятся и дерутся дети - братья и сестры...

Люди, стоящие по разные стороны “прилавка”, виноватят друг друга и поучают, как тот, за окошечком”, должен себя вести.

- Я все - для ребенка! Я его заставляю! С утра до вечера ~ с ним! Весь год поджимаюсь, чтобы летом свозить его в Крым лечить бронхиальную астму и нейродермит... А они говорят, что я истеричка, вообще равнодушна к своему сыну, чудовище какое-то.

Неужели эта мать тоже имитирует заботу, которой нет?

Володька в детсадовском возрасте пошел в школу. Еще не привыкнув к новой роли, сын изо всех сил изображал себя первоклассником. Так, что всем, а может быть и ему самому, казалось, что он притворившийся дошколенок.

Но первоклассником он был в самом деле и вполне успешным.

Мы также в детстве узнаем, какими быть хорошо, а какими - плохо. Стараемся не быть плохими. Боимся, что без старания нас никто любить не будет. Не верим, что мы и так хороши и любимы. И снова стараемся, словно маскируем неведомый дефект, чтобы не разоблачили.

Но в эмоциональных отношениях все, что мы делаем специально - “не греет”. Напротив, обязывает, стесняет, отталкивает! Боясь обнаружиться, мы не узнаем себя, таких, какими нас чувствуют другие. Не узнаем, что мы “хорошие”. Заражаем своим страхом и людей. Теперь боимся себя и их глазами. За стараниями прячем мнимый дефект. Не верим в то, что мы давно действительно - “школьники”.

Боясь подозревать себя в “плохих” свойствах и. обнаруживать их, мы не узнаем, что кроется за ними!

Априорное[78]недоверие к себе не дает нам без страха сомневаться и узнавать, какие мы замечательные.

Вот и это сообщение:

“Равнодушна к своему сыну...” - звучит для матери тяжелейшим обвинением. Такую мысль о себе и допустить страшно.

Но именно эта догадка о возможности “равнодушия” нормальной матери к своему ребенку оказывается очень продуктивной для улучшения отношений между ней и сыном, и людьми вообще.

Что там кроется за нашей заученной, ищущей одобрения заботливостью?..

Все эти обиженные друг на друга старшие и младшие, мужчины и женщины, братишки и сестренки, мама с ее ребенком, “стоя по разные стороны окошечка”, имеют разные

представления о справедливости - но никто ни в кого не вслушивается. Общаются, как с инопланетянами. Почему?

Мне долго даже в голову не приходило и стало почти шоковым открытие: все они - равнодушны друг к другу! Никто никем не интересуется!

Никто не задумывается: кому по силам выполнить все его требования к другому?!

Одна лечившаяся у меня завуч школы сказала о другой пациентке - режиссере народного театра: “Мы обе с ней играем роли, но она сама играет свои сценарии, а мои сценарии “играют” меня”.

Мне кажется очень точным это слово: сценарий. Всякое наше поведение, когда оно имеет ту или иную тенденцию, можно описать как осуществление определенного сценария.

Сценарии, которые мы осуществляем неосознанно, “играют нас”, иначат наше переживание, здоровье, все наши отношения с собой и миром..

Напротив, осознанными, подсмотренными за собой сценариями мы можем в какой-то степени распоряжаться, может быть, даже менять их. Надо только помнить, что сценарии эти разыгрываются не в нашей голове, а в наших поступках, в жизни.

Действительно, что же там кроется за нашей привычной заботливостью?..

Пока та мама больного ребенка не осознавала своего равнодушия к нему (а догадываясь, пугалась этого), она изо всех сил пыжилась, доказывая всем, и в первую очередь себе, что она образцовая мать. И потому не обращала внимания на почти полную бесполезность ее действий. Сидела с сыном над его уроками до двенадцати ночи, доводя его до отупения.

Скрываемое равнодушие пугало мальчика, удерживало его в болезни.

Допустив, что она равнодушна к сыну (это равнодушие было следствием ее захваченности обидами на мужа: она эмоционально была увлечена конфликтом с папой ребенка и старалась доказать тому свою независимость), женщина постаралась просто делать полезное. Выяснить, что в действительности малышу нужно, а что больше всего его травмирует.

Оказалось, сыну нужно то же, что и ей: какая-то определенность в. ее отношениях с его папой.

Когда она,

- с одной стороны, стала решать вопрос: о разводе;

- с другой - перестала невольно настраивать сына против отца.

К своему удивлению, обнаружила, что к мужу привязана и разводиться вовсе не хочет.

Когда улучшились отношения в семье, сын начал выздоравливать. Лечение, прежде неэффективное, стало давать результаты.

А она, не заметив того, стала доброй, заботливой мамой.

Догадка о собственном равнодушии может стать не страшной, а продуктивной и полезной.

По досадному совпадению, именно сейчас, когда правлю эти записки, мне позвонила женщина, которая двенадцать лет назад была в абсолютно такой же ситуации. Я едва не бросил трубку.

У нее также болел сын,она также доказывала мужу,что она главная и святая, так же “дралась ребенком”, но, в отличие от героини нашего разговора, от равнодушия своего отмахнулась. В доказательство своей святости и низости окружающих пошла в церковь, повела туда и сына. В поиске поддержки в своей войне с мужем и вопреки заповеди “Не суди...” из комсомольской активистки переделалась в слащавую фанатичку, без благоговения и понимания талдычащую религиозные догматы, назойливо и озлобленно нападающую со своей обидой на всех. Не видя себя, она не видит никого. Не любя себя, никого не любит и всех хочет переделать... Муж от нее ушел. Сын сделался судьей отцу и стал наркоманом. Жутко.

Наверно я потому и злюсь, что, не считая возможным “вмешиваться в чужие дела” этой знакомой мне тогда семьи, не решился быть услышанным.

Равнодушие неосознанное может искорежить не только свою жизнь...

Но именно этот сценарий “равнодушный ко всем” часто -неосознанная программа, определяющая наш жизненный стиль.

Такое отношение к людям - эта программа неосознанного равнодушия - называется "КОМПЛЕКС РАЗЛИЧИЯ”1: “я не такой, как все”.

Чувство собственной малоценности[79], о котором мы говорили раньше, - одно из проявлений этой программы.

Забегая вперед, скажу, что КОМПЛЕКС РАЗЛИЧИЯ - симптом остановки в психологическом развитии на уровне дитя, подростка до пятнадцати лет.

Однажды, когда восьмилетняя Машка стала делить подаренную ей шоколадку на всех, я у нее спросил, зачем она это делает.

Она ответила:

- Но ведь все хотят!

- Откуда ты знаешь?

- Но все же такие, как я!

- А если бы не такие? - У нее загорелись глаза:

- Значит, не хотят?!.. - Оказалось, что тогда она съела бы шоколадку одна.

Когда воспринимаешь других такими же, как ты, - они понятны тебе, и ты чувствуешь, что понятен им. Тогда вопросы общения и ориентировки в окружающих решаются интуитивно и без задержки. Ты ведешь себя с ними, как с собой. Но приходится “делиться шоколадкой”!

Когда становится жалко “делиться”, тогда удобнее убедить себя и поверить, что другие “шоколадку” не хотят, потому что “не такие”. С этого момента ты перестаешь этих людей понимать и начинаешь выдумывать для себя искусственное - “правильное” поведение, которое построено на вот этом равнодушии к “не таким, как ты”, людям.

Теперь ты чувствуешь, что и тебя никто не понимает. И дальше - что ни шаг, то яма, препятствие, спотыкание. Мы ушибаемся о незнакомых нам, “не таких, как мы”, себе подобных.

Меня пригласили в одну школу: дескать, там в учительском коллективе создалась сложная ситуация. Кроме того, педагогов интересовала психология подростков.

Я увидел, что в этой школе собрались вместе удивительно самобытные люди. Но каждый из них претендовал на понимание со стороны всех остальных, был обижен невниманием других и воспринимал тех как угрозу своей самобытности.

Они превратили свою уникальность из достоинства, в недостаток, а везение встречи талантливых людей друг с другом - в драму их взаимного недоверия.

Эти интересующиеся психологией подростков педагоги сами, как оказалось, застряли в психологическом возрасте от двенадцати до четырнадцати лет. Именно этому возрасту свойственно ощущение полнейшего одиночества: “Никто меня не понимает!”.

Они жили в КОМПЛЕКСЕ РАЗЛИЧИЯ.

Живя по этому неосознанному сценарию - “равнодушный” к не таким, как ты, то есть становясь равнодушными, мы лишаем себя возможности избавиться от комплекса малоценности: лишаемся шанса эмоционально сличить себя с другим человеком в общении.

КОМПЛЕКС РАЗЛИЧИЯ - фаза психологического развития, - будучи осознанным, перебодевается, как непременная детская болезнь.

Для разрешения конфликта в той школе учителям пришлось сделать только один шаг: открыть, что каждый другой так же и по тем же причинам одинок.

Как распознать у себя и у других комплекс различия?

Мы с Мишкой стояли в малолюдном трамвае.

В глубине вагона напротив нас. кокетничали в обнимку друг с другом юноша и девушка. Он держал ее за плечи, словно бахвалясь. Она жеманничала.

В воздухе повисла неестественность.

Я задал сыну вопрос (ему шел тринадцатый год - большой уже!):

- Кого парень считает добрее: себя или ее?

-Себя.

- А она?

- Себя.

- Кого он считает уязвимее? Кого сейчас бережет от насмешки и будет беречь в первую очередь в обстоятельствах, требующих взаимной доверительности, - себя или ее? - Сын понял, какие обстоятельства я имею в виду:

- Себя.

- А она?

- Себя.

- Чьи обязанности он помнит в первую очередь: свои перед ней или ее перед собой?

- Ее.

- А она?

- Его.

- Есть у них какие-нибудь перспективы в отношениях?

- Нет.

Выявить КОМПЛЕКС РАЗЛИЧИЯ у себя и у других людей помогают всего три эти вопроса, на которые надо ответить.

1. Кого человек считает (ощущает) добрее: себя или других?

2. Кого он ощущает ранимее: себя или других?

3. Чьи обязанности помнит (контролирует выполнение) в первую очередь: свои или чужие?

Попробуй подумать:

Как на эти вопросы ответят обиженные жены, издерганные начальники, “обманутые” мужья? Кого они считают добрее, ранимее, чьи обязанности помнят?

Как, по-твоему, на эти вопросы ответит злыдень? Кого считает ранимее и добрее маленький ребенок в ссоре с другим ребенком? Чьи обязанности он помнит?

,Как бы на эти вопросы, по-твоему, ответил добрый человек? Как ответил бы взрослый?

Кого считают ранимее, добрее счастливые мужья и жены, чьи обязанности они помнят и в первую, и во вторую, и в любую очередь?

Оказывается, что человек, которого мы считаем злыднем, отвечает так же, как обиженный ребенок: не знает, что другому бывает больно, что сам эту боль причиняет.

Себя он считает самым добрым, самым ранимым (себя жалеет), помнит, прежде всего, чужие обязанности.

Обижен на вероломство других, своих обязанностей не выполняющих. (Люди это чувствуют и отвечают агрессивно1, как на клевету.) Сам он “идеален” и оправдывается: когда другие поведут себя по-человечески, тогда и он будет человеком. “Они поделятся шоколадкой - тогда и я тоже”.

В заключение хочу напомнить, что при добром к себе отношении одиночество, в котором мы пребываем, задержавшись в КОМПЛЕКСЕ РАЗЛИЧИЯ, - временно. И естественно при переходе в зрелость.

Удачи тебе!

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 564 | Нарушение авторских прав