АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Хочешь, чтобы тебя “сглазили”?

Доброе утро!

Прошлый разговор [140] начался с вопроса о причинах частых болезней детей.

Мы обнаружили, что их мам объединяет одна особенность. Они избегают погружаться в зону своих сокровенных переживаний и проблем (“зону своей боли”) и потому не могут сориентироваться в переживаниях своих близких: мужа, детей - всех.

Сегодня мы с тобой попытаемся понять, что тогда происходит поминутно с каждым из вас: с тобой, с мужчиной рядом, с твоим ребенком.

Почему дети всегда отвлеченных от самих себя мам с младенчества живут в постоянном страхе?[141]Сначала не спят и орут. Потом грудь кусают, доводя мать до отчаяния или ярости. Потом от груди отказываются до времени. Отказываются от эмоциональных контактов сначала с матерью, потом и со всеми. Одни начинают все делать назло. Другие часто и долго болеют. Третьи прячутся в мир вымыслов...

Почему мужчины, которых ты считаешь желанными и которым, казалось бы, доверяешь, часто относятся к тебе спокойнее, чем тебе хотелось бы? Почему так пылки и домогаются тебя, иногда назойливо, те, кого ты и замечать-то порой не замечала?

Почему так легки отношения со всеми и так невыносимо трудны с самыми близкими? Что это за “сглаз” такой?

Что ж, о “сглазе” я тебе сейчас и расскажу.

Это будет рассказ о том, как такая же замечательная, как и ты, и, как и ты, не виноватая ни в чем молодая мама, истомившись в духоте четырех стен, кормлений, пеленок и недосыпаний, вырвалась, наконец, в весенний день с младенцем на волю.

Малыш был во всем новом, в новой фирменной коляске с окошечком. Мама в любимых туфлях, черных колготках, юбочке, как до беременности, в куртке, волосы по плечам и... ну, совсем чуть-чуть духов. Она гордилась малышом, собой, коляской - всем. Ей хотелось, чтоб смотрели, удивлялись, спрашивали, хотелось хвалиться и нравиться! Совсем как маленькой и как многим из нас на ее месте...

Заранее скажу, что все кончится благополучно, что ничего действительно страшного не произойдет, что в финале этой “трагедии”, уже дома, придет ее отец, гаркнет командным голосом: “Прекрати истерику!” и выругает дочь, как солдата: “Сама к мужикам в штаны лезешь, а потом трясет! Мальчишка, что ли, этот заставил тебя с голой попой по улице идти?! Дочку сделала, а все не знаешь, от чего дрожишь...” Она обидится, надуется, разревется. Малыш успокоится и заснет.

История окажется анекдотом. Но вначале мама едва не поверит в тот самый “сглаз”.

...Вначале она будет, едва сдерживая волнение, прогуливать ребенка и себя.

Когда малыш проснется, она пошикает на него, покачает - и снова будет выслушивать комплименты, пока на месте улыбающихся ей стариков и старушек не появится ОН!..

“...Волосы черные!”... (могли бы быть русые, рыжие, серо-буро-малиновые, хоть “лысые”, лишь бы был немного смущен и вел бы себя странным для этого квартала образом). “Глаза жгучие!”... (хоть бесцветные, лишь бы не заглянула в них и не вникла; этот был вообще в темных очках). “Он появился - меня как пронзило,в жар бросило!”... (Сравни у Пушкина: “Ты лишь вошел - я вмиг узнала, вся обомлела, запылала и...”). “Ноги едва не подкосились!.. Дочка закричала. Я - к ней, она - еще сильнее! Хотела уйти - стою, как дура вкопанная! Не пойму, что со мной. А Он подошел, да еще таким, вроде “простым", голосом спрашивает: “С вами ничего не случилось?..” Откуда узнал, что со мной -не в порядке?! (Будто этого не видно!) Соседка подошла. “Иди, - говорит, - дочка, домой. Смотри, какой глазливый!”. Тут я как опомнилась! Все поняла! Подхватила маленькую - и бегом. Саму трясет...”

Ты легко поймешь, что с женщиной и ее дочкой произошло.

Для грудного младенца мать, ее эмоции - такая же ощущаемая среда, как воздух, вода, тепло, холод. Он не только чувствует страх матери, пугается с ней вместе, но еще острее отзывается на участие и неучастие[142]в нем.

Участие для него - гарантия благополучия и сигнал покоя.

Неучастие - угроза беззащитности - сигнал тревоги.

Отсутствие, уход матери куда-то даже надолго для малыша вполне терпимы (он быстро приобретает опыт, что о нем позаботятся и без нее).

Неучастие матери, находящейся рядом (она видна, слышна, пахнет...), для ребенка - истязание.

Когда мать эмоционально не откликается на него - не чувствует его, ребенок реагирует на такой ее “холод” ощущением брошенности и пугается, как мы бы испугались, проснувшись... в запертом рефрижераторе, который не откроют никогда!

Разрыв эмоционального контакта, это надо подчеркнуть, тем более потрясает, чем явственнее физическое присутствие мамы.

Ребенок переживает почти ужас, когда мать смотрит на него, не видя, говорит,, не слыша, и касается его руками машинально или не меняется от его прикосновений, отвлекшись чем угодно: подавленной тревогой, обидами, самоедством, чтением, нечаянным кокетством[143](вспомните шиловскую “Мадонну с младенцем”).

Кстати, с любящими мужчинами при такой машинальности их женщин происходит то же самое. Это - как обнимать любимую, а обнаружить в объятиях... труп. Именно эта машинальность не замечающих себя за занятостью женщин -причина ревности, агрессивности, тоски, пьянства и иного “бегства” от них их мужчин.

Мучительный эффект “зеркала, которое не отражает”[144]-причина постоянных болезней детишек мам, занятых не собой.

Малыш с младенчества чувствует, что мама “не здесь”, и живет в состоянии постоянного дистресса, ужаса от ее недосягаемости. От этого не спит, кричит, кусается - добиваясь хоть какого-то живого реагирования на себя. И постоянные болезни, и нарушение поведения - все это “средства” вызывания живых реакций.

А с этой артистичной, увлекающейся, но плохо разбирающейся в своих чувствах мамой произошла банальнейшая история.

Она хотела понравиться всем - и поправилась! Всем. В том числе и застенчивому парию. (Именно от застенчивости, а не от солнца, он был в очках.)

Она взволновала его. Он чувствовал, что она просит любоваться ею, и любовался.

Парень, конечно, мог бы знать, что поведение молодой женщины, принятое им за сексуальное приглашение, не выражает ее преднамеренного выбора. Догадаться, что мыслями она была, как и всегда (как и многие девушки и юноши, не получившие в плане своего эротического поведения никакого воспитания!), очень далека от сознания своих верно понятых парнем сексуальных проявлений. Но он не был телепатом.

В обыденной жизни на человека реагируют, как чувствуют, а не разгадывают ребусов. Наших мыслей не знает никто.

В более трагической ситуации то же поведение, понятое незамеченным ею встречным как откровенный сексуальный призыв, могло бы стать провокацией “изнасилования” (о том и говорил дочери ее отец!).

Эта молодая женщина, как и многие на ее месте, рассчитывает на то, что “мужчины должны!” с ней “вести себя порядочно”. Это нормальное ожидание. Правда, оно не освобождает женщину от необходимости самой заботиться о себе и не вести себя провокационно. Она же, как всякий ребенок, прежде помнит чужие обязанности, не зная - своих. Сама, не заботясь о мужчинах, - о том, чтобы с ними считаться и не дразнить их без надобности, она создает “аварийную ситуацию” для них, но и для себя! Дразнит чужого дога мясом, уверенная, что тому - нельзя...

А если догу можно?!.. Ведь и незамеченные встречные бывают разными!..

Тот парень не спрятал своей взволнованности - и вызвал взволнованность женщины. И уже эта собственная взволнованность тем сильнее потрясла ее, чем менее ей самой была понятна.

Для этой кормящей мамы даже мысль о возможности ее влечения к “чужому мужчине” (не мужу) была бы угрозой прочности “ее” мира. Потому-то она невольно так ухватилась за в шутку высказанную соседкой версию о “сглазе”.

Открыть для себя действительную причину волнения женщине было нельзя еще и потому, что для нее намерение так же “преступно”, как действие. В отличие от зрелого, доверяющего себе человека, мораль которого касается поступков, а не помыслов (намерений). У него (доверяющего себе), в отличие от нашей девушки, “хотение” и в переживании ясно отделено от действия еще множеством промежуточных вопросов и решений, например: “Что можно ему? Или что -нужно? И только потом - что он будет делать?”. Хотение ему ничем не грозит: “хотеть - не вредно”! Поэтому нравственно зрелый человек легко разбирается в своих самых проблематичных побуждениях - ведь он не считает себя безвольным сумасшедшим и не боится никаких побуждений, так как уверен, что властен в поступках!

Теперь о ребенке. Пока мать была занята дочкой, та спала. Когда она отвлекалась на восхищение ею встречными, ребенку, становилось менее комфортно, он просыпался. Но под гуление мамы вновь засыпал. Затем, застигнутая врасплох своей непонятой в причинах взволнованностью в ответ парню, она эмоционально “бросила” ребенка. Ребенок заплакал. Мама испугалась, и борьба с собой еще больше усиливала страх[145]. Страхом - заражала дочку. Перепуганная дочку, в свою очередь, пугала маму, та вновь - дочку...

Обидный окрик отца отвлек дочь от страха! Она перестала пугать дочку. Это успокоило ребенка.

Думаю, что обычай приглашать в дом, где есть новорожденный, лишь самых близких родственников, существует не только потому, что чужие люди могут принести заразу и взвинченность, но и оттого, что, смутив покой эмоционально невежественной молодой мамы, они могут тем “сглазить”, испугать ребенка.

Спасение от этого “сглаза” - приставаний чужих мужчин, мороки со своими, болезней детей и взрослых - не в том, чтобы избегать общений! Но в том, чтобы по возможности чаще знать, что происходит:

- с тобой,

- что ты делаешь, особенно невольно, и

- какие состояния и отношения вызываешь у других.

Желаю тебе открытой и искренней встречи с самой собой

и с не придуманной, тревожной противоречивостью мира!

Пощади кумира!

С добрым утром!

“Неужели доверять людям - это порок?!..

Почему же я всегда остаюсь Наказанной?..

Я очень доверчивая. Всем верю, а меня все время обманывают.

Обманула подруга: я ей доверила самый сокровенный мой секрет, а она рассказала его моему мужчине. За это он теперь - с ней.

Обманывают мужчины: за мою искренность платят равнодушием. Врать им, что ли, надо?

В воскресенье на толкучке попросили разменять деньги, а хватилась - недостает семидесяти пяти рублей...”

Наташа С. заканчивает письмо словами:

“Если вы мне не ответите, то уж не знаю, кому и верить! Никому, что ли, ни до кого дела нет?!”

Я знаю много людей, так же разочарованных в других.

Их надежды обманули женщины, мужчины, дети, родители, учителя, врачи...

Особенно часто слышу сетования на молодежь, правительство и на все, “что у нас” в отличие от того, что “у них...”.

Постоянные обиды, досада, раздражение делают для этих людей жизнь мукой.

Сегодня разговор - об одной из причин таких разочарований.

В детстве мы влюблены во взрослых. Нам кажется, что они - боги, всемогущи и знают все-. Они для нас совершенство - мера хорошего и плохого и в этом смысле - наш идеал - кумир[146].

В ту же пору, формируя свое сознание, учась понимать мир, изначально обрушивающийся на нас первозданным, неупорядоченным потоком, мы упрощаем все, чему учимся, до небывалого абстракта, до схемы. Мы создаем понятное нашему детскому уму, лишенное свойственной реальности глубины и противоречивости, кургузое представление о том, что “должно быть” - создаем “идеал” всего. Создав ясную нам модель, мы испытываем от такого превращения сложного - в простое, беспрерывного - в прерывистое, интуитивного -в сознательное потрясающее облегчение. И тогда, соблазнившись легкостью, подменяем новосозданным “идеалом” этот трудный для незрелого сознания мир. Дальше мы цепляемся за нашу схему, как за защиту от теперь пугающего, неорганизованного хаоса.

“Идеал” помогает, нам сберечь ощущение безопасности мира, отодвигает в неопределенное будущее необходимость встречи один на один с реальностью.

Тогда же в детстве, обольщённые разумом, неприемлющим “безосновательность” чувства, мы прельщаемся “понятным”, “разумным” оценочным подходом[147]ко всему и вся. Ради “разумно обоснованного” отношения отрекаемся от данного нам жизнью первоначально непосредственного восприятия, от сердца, от естественной любви ни за что - просто потому, что так посчастливилось.

Просто любви, как и всего живого, еще не оправданного объяснением, мы тогда начинаем стесняться.

Но мы любим наших близких и теперь, чтобы эту любовь к ним себе позволить - легализовать, невольно находим ей “оправдание” - наделяем реальных, любимых нами людей (поначалу старших) понятными нам свойствами, которые должен иметь “кумир”. Превращаем в своем представлении любимых в тех, кто теперь обязан быть идеальными.

Вера в то, что есть такие идеальные, всеведающие старшие, естественная в додесятилетнем возрасте, как вера в высшие силы помогает затянуть, продлить детство.

Подростками мы в этих старших разочаровываемся (идеализация их стесняет нашу свободу!), уходим в товарищескую тусовку - и идеализируем группу, ее лидеров. Снова творим и снова старательно оберегаем для себя кумира, “свой идеал”.

В старшем подростковом возрасте, когда мы одиноки, как крик в космосе, и очень нуждаемся в понимании, мы творим себе кумиров из друзей, подруг.

В то же время мы интуитивно всегда чувствуем, что идеал - это ложь, то, чего не бывает.

Но, сами наделив любимого человека понятными нам небывалыми свойствами, сами обманув себя, с подозрением, как к еще не разоблаченному самозванцу и обманщику, относимся - к нему. Доказательств реальности идеала, требуем от нашего кумира. Беспрестанно и нещадно бедного кумира экзаменуем..

Мы ревниво требуем, чтобы он доказал нам свое право быть нашим идеалом. Будто это ему, а не нам нужно, чтобы мы сберегли наши облегченные представления о мире. Мы не прощаем ему не только промахов, но никакого отклонения (как отступничества!) от поведения в соответствии с нашими ходульными представлениями о том, каким он должен быть.

Сами же мы то, что еще вчера считали достоинством, сегодня воспринимаем пороком.

Запомнилось со студенчества, как влюбленная девушка рассказывала: “Он такой романтичный, такой романтичный - прямо святой! Стихи все время читает! В трамвай вошли - снял калоши, думал: в читальню пришел.

Став его женой, она же сетовала, что другие мужья вместо того, чтобы стишками развлекаться, мусорные ведра выносят, пеленки стирают, да деньги зарабатывают, -а мой, как блаженный, калоши опять в трамвае оставил!”.

Не сознавая того, мы готовим для себя доказательства несовершенства нашего кумира. Ведь тем же самым схематичным порядком, который мы невольно навязали ему, он теперь стесняет уже нашу свободу, мешает быть собой.

- Когда мы с ним в ссоре или я вообще переругаюсь со всеми - говорила женщина в красном, - мне хоть и больно, тоскливо до жути, но я - свободна, как птица: никому! ничего! не должна! Когда же мы в мире, я - как бабочка в герб арии, сохну, шагу не ступить, всем угоди: они же - замечательные, идеальные! Я по сравнению с ними - никакая?!..

Но, наконец, - главная морока.

Ненавидя (пусть и не сознавая того) пугающую массой вопросов, непостижимую для нас реальность, к которой мы не готовы; приписав в бегстве от нее своему идолу понятные нам свойства; и боготворя носителя этих придуманных нами свойств, - мы про него, живого человека, ничего не знаем! И... знать не хотим!

Открытие, что кумир обычный человек, мы переживаем как его вероломство и личное оскорбление нам, которое не можем простить ни за что.

Это самая частая причина разочарований в дружбе, в любви, в супружеских отношениях.

Нас увлекает собственное наше состояние очарованности. Все, что нашу влюбленность грозит разрушить, - раздражает нас и сердит.

Обидевшись на кумира, когда он оказался “не таким”, мы ненавидим его за это, иногда превращаем чуть ли не в нашего заклятого врага.

Такая ситуация типична для многих супружеств: где один очарован, а другой вынужден, если хочет сохранить отношения, “соответствовать” ожиданиям.

Ко мне часто приходят возмущенные женщины.

“Десять лет прожили. Казалось, порядочный человек. У нас все было хорошо. Хоть бы раз в чем-нибудь упрекнул. Двух дочек ему родила. Вдруг без предупреждения, как гром в жару: “я подал на развод”. Бросил нас, бросил работу, уехал в другой город" [148].

Один мужчина говорит: “Я казак, за жизнь женщины на войне жизнь отдаю (человек он сугубо штатский и воюет разве что в мужских диспутах, да и то чаще по пьянке), за это она мне должна верность, заботу о детях и домашний уют. А этих современных штучек не понимаю и понимать не хочу. Какие там чувства? - Есть долг! Я ей и доверял. А она, вишь: “другого - полюбила”!”.

И такие женщины, и такие мужчины уверены, что они любят тех, кого придумали и боготворят! Ведь они искренне - по своему сценарию - заботятся о кумире и дают ему то, что, по их мнению, кумиру надо! Кумира развлекают, кормят, холят, восхваляют, верны ему...

Так любитель сладкого отдает последний кусок сахара человеку с сахарным диабетом, для которого сахар - смерть.

“Кумир” - либо век должен оставаться “дитем” для развлечения (покорным и капризным, вдумчивым или беспечным, но всегда выкрутасным - непредсказуемым, как Карлсон, который живет на крыше, и всегда - все для нас), либо, напротив, в “родительской” роли снисходительно принимать знаки внимания, в которых нет ни подлинного внимания к нему, ни понимания (как в умилительных, но бесполезных детских подарках).

Оберегая очарованное дитя (супруга) от разочарования, столкновения с жизнью, кумир вынужден жить в пустыне одиночества, как демон.

Печально это сказывается и на сексуальных отношениях супругов.

Женщина жалуется, что она готова себя возненавидеть.

У нее “замечательный муж, великолепный человек, специалист. Днем все хорошо, но, едва приближается ночь, начинает трясти от страха, что он приблизится”.

Долгие годы “все было хорошо”, ее “сексуальные проблемы не интересовали” - она “выполняла свои обязанности”, правилось делать ему приятное.

Теперь “что-то проснулось, пришло желание, как наваждение”, а обнаружить его стыдно. “Постель стала пыткой!”.

Мужчине, которого женщина идеализирует, она отдает себя, как святая, и, оставаясь фригидной[149](подавленная очарованием), со временем либо сетует на самую обычную сексуальную неудовлетворенность, либо - не позволяя ее себе или не догадываясь сетовать - болеет.

С женщиной, которую мужчина боготворит, он оказывается сексуально сниженным или вообще заторможенным, так как боится приземлить, “запачкать идеал” нормальным влечением.

Мужчина рассказывает, что до брака не испытывал никаких трудностей в сексуальном плане.

“Женщин любил", относился к ним галантно, “как к неизбежному, - как он шутил - злу”.

Женился на девушке, которая “не такая, как все”: “Понимаете, она чиста. В ней нет ничего от шлюхи!”. И с ней он — вдруг оказался бесполым. “А когда возбудишь себя воспоминаниями - все кончается раньше, чем началось!”

Во всех случаях к боготворимому партнеру относятся как к фетишу[150]- средству вызывать те или иные собственные состояния (возбуждение, платонические или телесные экстазы, волнение, страх, упоение), но не интересуются и не знают его состояний, не сочувствуют ему, не умеют его понять и о нем заботиться. Его состояние не управляет состоянием партнера - нет сочувствия. Именно это нередко приводит к сексуальной дисгармонии физически и психически совершенно здоровых людей.

Со стремлением идеализировать людей, правила, товарищество - что угодно - связано много проблем.

Очарованного легко использовать.

Желающий не видеть реальности сам ищет тех, кто его обманет. А разочаровавшись, множит обиды и плодит зло.

Но ведь стремление к идеализации мира всегда захватывающе соблазнительно, а в свою пору совершенно необходимо!

Мечта мобилизует наши эмоциональные ресурсы, побуждает к развитию. (“Тьмы горьких истин нам дороже нас возвышающий обман...”)

- Как быть, чтобы, создавая себе кумира, не паразитировать на нем?

- Как не жить “по шпаргалке”, “под чужую ответственность”?

- Как не провоцировать других - нас обманывать?

- Как не чернить мир разочарованием?

Эти вопросы решать каждому со своей совестью!

Существенно, что, когда идеал - высшая мера требовательности не к другим, а к себе, то он - побуждает к росту -созидателен!

Когда тот же идеал используют, чтобы принизить, обесценить людей, мир, себя самого, - он становится причиной разочарований, обид, несчастья - разрушителен.

Желаю тебе доверия к миру, более удивительному, чем любой мыслимый твой идеал!

Птицы выбрасывают птенцов из гнезда!

Доброе утро!

“Я не знаю, как это произошло, и что, собственно, произошло, Но сын, с которым мы всегда были друзьями, вдруг замкнулся. Может быть, я его чем-то обидела. На днях нашла на столе его строчки, будто письмо ко мне:

“Чем жить так, как вы живете, лучше сесть на мотоцикл и переть против движения, пока не собьют, или облить себя керосином и поджечь, как в Прибалтике!”

Не пугайтесь: это письмо более чем двадцатилетней давности. Сын этой женщины давно сам папа[151].

В ту пору в жизни подростка, когда потребность в идеале[152], как последней защите от реальности, очень остра, удовлетворить ее и не обмануть - великое искусство! Как им овладеть?

Как стать помощником, поводырем, мостом из мира детства во взрослый мир реальности?

Родители другого знакомого мне мальчишки всегда оставались похожими на влюбленных. При всей бурности, часто агрессивности [153] их отношений каждый, как-то на свой манер, был бережен к особенностям другого. Родители умели друг друга уважать.

Отец стал для мальчишки идеалом честности, творческого способа жить, любви ко всему, до чего касался.

В отношениях родителей сын открыл, что нельзя обмануть мир, природу, Бога[154].

Поэтому, когда он однажды увидел отца перепившим до рвоты (мать заботливо помогала тому прийти в себя), - он узнал, что и настоящие мужчины могут оказаться в бедственном положении. Ему было больно вместе с отцом. Он и вида не подал, что знает о случившемся.

В любви к отцу подросток приобрел опыт быть человеком.

Когда он впервые услышал, как отец ворчит на жизнь, то узнал, что устать могут все, - но остался верен тому отцу, который “от жизни никогда не уставал”.

Он научился выбирать, чему в отце следовать.

Вырос мальчишка, - я многие годы знаю его - реалистичным, достойным человеком.

Уважение к подростку, бережность к его самолюбию и искренность с ним, поддерживая его привязанность, помогают тому потом, развенчав идеал, не разлюбить, не оттолкнуть тех, кого он идеализировал (а с ними - весь мир).

Напротив, в споре между знакомым и новым, понятным и неведомым, между беспристрастным “объективным” разумом и “субъективным” сердцем, между идеалом и любовью побеждает тогда любовь. Любовь подростка к старшему научает его принимать мир как есть.

Но бывает и иначе. (Я сознательно схематизирую живую ситуацию, чтобы действительные ее герои остались не узнанными.)

Мама девочки была жесткой и в доме “главной”. Папа был мягким. Девочка играла с папой. Он стал ее идеалом.

Она представляла себе его мужественным, бесстрашным, как герой вестерна, элегантным, как опереточный герой-любовник, а главное - все понимающим, то есть согласным с ней во всем.

Однажды подростком она случайно увидела отца от кого-то бегущим, перепуганным, как ей показалось. Она не испытала страха за отца, но почувствовала себя оскорблен ной, будто он ее обманул, обокрал. Дома она рассказала маме, как неприличен, “расхристан” был отец, - и мама посмеялась вместе с дочкой, сказав, что “к мужчинам вообще надо быть снисходительной!”.

Когда девочке было лет тринадцать-четырнадцать, родители подружки привезли той дорогой костюм. Девочка попросила маму купить ей такой же. Мать отказалась, отругав. Девочка с надеждой обратилась за поддержкой к отцу, но и он “предал ее”: поддержал маму. С тех пор девочка решила, что отец перестал ее понимать.

Позже она станет “снисходительной” к мужчинам. Зато своих сыновей решит вырастить “настоящими мужиками”.

Она действительно родит двух мальчиков-близнецов. Мужа будет считать вечно осторожничающим рохлей - словом, “не героем”. Сыновей вырастит, как хотела, спортивными, мужественными, как она это себе представляла, сильными.

Правда, работать они пойдут туда же, где уже тридцать лет проработал их отец. Работа связана с электричеством, с высоким напряжением. Один из них с привычной для него роскошной небрежностью забудет воспользовать ся защитой -ив двадцать четыре года... погибнет под током!

В этой трагической истории мать своим пренебрежением к мужчинам и отец своей подкупающей уступчивостью, показной мужественностью обманули девочку. Сформировали идеал, внушавший презрение, высокомерную снисходительность к реальным отношениям. К реальным мужчинам - тоже.

Идеалом мужчины стал слуга - супермен.

Этот “купивший” ее отсутствием характера, сопротивления, эгоизма идеал оказался для девочки (и ее мамы) милее реальности.

Сохранив ложное представление о половине человечества, красивый идеал не дал познакомиться с действительной мужественностью мужа. Позже побудил воспитать в сыне показное слепое молодечество, браваду, подавившую инстинкт[155]самосохранения[156].

Ненависть к реальности заставила принести сына в жертву идеалу. И кому легче от того, что сделано это было непреднамеренно, неосознанно - невольно!?

Расставаться с миром детства, с этим ощущением ясности, завершенности и принципиальной известности мира, который осталось еще чуть-чуть доузнать, - непросто всем.

“Я привык в детстве дышать кислородом, а меня вдруг заставили дышать воздухом. Мне это противно, и я не хочу!” - признался однажды очень близкий мне человек.

Легче не дать конфету, не раздразнить ею, чем отнимать.

Когда с детства от ребенка не прячут реальности: всей сложности, конфликтности, порой трагичности глубоких пластов отношений родителей между собой, не прячут противоречивости их взглядов на мир - когда ребенку доверяют -он и в подростковом возрасте готов “дышать воздухом”, а не “кислородом”.

Чем раньше ребенок становится вынужденным искать подход к бабушке, папе, маме, другим и чем раньше ему перестают создавать иллюзию, что земной шарик, как ласковый щенок, подкатится к его ногам, - тем с меньшей обидой он, взрослея, принимает необходимость действительности - всего, что не укладывается в детские схемы.

Когда наши дети, подрастая, перестают быть управляемыми, напряженность в отношениях с ними снимается тогда открытым, доверительным поведением любящих их старших.

Понимание, что и юный человек - себе не враг, как бы странно и пугающе ни было его поведение (“личность создается тайной!”[157]); понимание, что кажущееся нам странным -не страшно, что наш сын и дочь продвигаются в поиске, им необходимом, - такое доверие единственно приближает нас в эту пору к детям.

С взрослеющим подростком ведут себя как с малознакомым, но уважаемым человеком.

Правда, так вести себя с ним в состоянии только тот, кто имеет счастливый опыт доверия к себе, именно к себе, а не к принципам, которым привык следовать.

Доверительно и с уважением с подростком ведет себя только тот, кто уважает себя.

Мама, чью записку я цитировал [158], сумела поверить, что проблемы сына - не чудачество и каприз.

Вспомнила, что все эти проблемы были и у нее, что в свое время она от них, испугавшись, отмахнулась! [159]..

А сын имел мужество (!) в них вникать.

Зауважав его, не вмешиваясь без приглашения в его дела, она параллельно с ним вникала в те “проклятые вопросы”, о которых мы постоянно здесь говорим [160].

Если вначале она верила, что у нее “проблем нет”, “только сын”, то, приняв всерьез сына, она заинтересовалась и собой.

Заинтересованность собой стала “Сталкером [161] ” в ее “зону своей боли” - проникнув туда, мать тем более перестала бояться проблем сына.

Раз за разом не запланировано складывались “минутки ”, когда сын обращался к матери. Получались разговоры “вроде и ни о чем”, и им было вместе тепло. И это уже была реальность, открывавшая им миры друг друга.

Сын открывал для себя мир матери - мир другого человека и... других людей. Он входил в сомнения матери и впускал мать в свой мир.

Но сколько ночей она не спала! Буквально — не спала...

Написал, и поймал себя на том, что ее бессоннице я сострадаю. Ее мне жалко. А какой мукой эта встреча далась ему - сыну, - мне даже и в голову не пришло спросить.

Но ведь не ей, а ему предстоит продираться в этот наш замечательный и совсем не легкий мир реальности!

Вот оно - наше заботливое отношение к детям: “Чего им сделается - они же молодые!”.

И мы, не замечая их потрясающей внутренней жизни, бережем детей от... физических и материальных трудностей. Чтобы потешить себя своей добротой и чувствовать себя нужными, пестуем их беспомощность! Не догадываемся даже, что оставляем их рядом с нами в кромешном одиночестве. Благо, если они сами учатся нас понимать!

Пришла пора, когда дети захотели стать самостоятельными, как и мы!

Им это так же трудно, как впервые переходить дорогу. А нам так же страшно...

Но, если мы пощадим их (или себя!) и не отпустим, - они навсегда останутся беспомощными.

Птицы выбрасывают птенцов из гнезда.

Желаю тебе снова, теперь уже вместе с детьми, учиться входить в мир!

Нравится!

Не высыпался почти неделю, а сегодня, наконец, удалось.

Жена будить не стала. Коснулась, как сон из детства, губами щеки, ушла на работу.

Дочка дотронулась пальчиками, шепнула на всякий случай: “Я ухожу”, - удовольствовалась подставленной во сне щекой и тоже не разбудила.

Володьку давно отвели в детский сад.

Когда я встал, нагулявшаяся и сытая Бимка грызла свою кость, а Мишка неслышно доделывал уроки.

С пересыпу голова - тяжелая. Есть, работать и говорить не хотелось. Раздражало чувство вины перед всеми тружениками.

Вчера прочел, что Каплер за полгода подготовил сценарий кинофильма “Восстание” (“Ленин в Октябре”), а я вот сплю до полудня!

В этой головной тяжести роились обрывки рифмованных и нерифмованных строк, на которые я не мог позволить себе потратить время, чтобы их сделать, и они терялись.

Когда мы здоровы?

Когда едим, ходим, встаем и ложимся?.. Смотрим и видим?.-. Или - когда поем об этом?

Когда виноваты перед жизнью?. Перед собой?..

Я и тогда и тогда - виноват.

Мишка старается за пианино...

Вот и в детях гордимся ненормальностью...

Душа обнажена - не могу заставить ее заняться полезным трудом (должен писать статью в сборник трудов института).

Стихи!.Они защищают от соблазна деланья полезного.

Наткнулся в тоненькой книжице Владимира Соколова на “Январский словарь”. Маленькое стихотворение стало событием утра:

“Припорошит, а не припорошит,

Заворожит, а не заворожит”...

Утро снежное, теплое, пасмурное, с серыми воронами. Поделиться надо утром и стихами!..

Мишке десять лет и пятнадцать минут до школы. Он запихивает в рот свой бутерброд и простоквашу.

Ему! Ему я читаю это недетское стихотворение... Набитый рот пополз к ушам:

- Нра-авится!.

Он не торопится! Я тороплю его в школу...

Как хотим мы, чтобы дети нас понимали...

Будь он на моем месте, я бы не включился. Оборвал бы его... Накричал...

А ведь это он, а не я только-только обнаруживает себя. Он, понимающий меня каждой своей кровиночкой, тельцем, моей походкой... всем своим строем похожий на меня и маму, заявляет себя... Не спешит... А мне некогда!..

“... Сяду-ка я на дерево-лошадь И поскачу в настоящий словарь”.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 603 | Нарушение авторских прав