АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 4. Дойл даже не вздрогнул — он вообще никак не отреагировал

Дойл даже не вздрогнул — он вообще никак не отреагировал.

— Это всего лишь царапина.

— Но как это получилось? — удивился Гален.

— Думаю, стакан был покрыт каким-то синтетическим веществом, — пояснил Дойл.

— Выходит, раз в нем есть что-то искусственное, неприродного происхождения, он смог тебя поранить? — спросила я.

— Обычный стакан точно так же поранил бы меня.

— Но такая рана уже затянулась бы, — заметила я, — без искусственного покрытия?

— Порез небольшой, так что да.

— Но ты заслонял Мерри своим телом, когда тебя ранило, — заговорила Бабуля, и ее голос был ровным, лишенным акцента. Она могла так говорить, если хотела, хотя это бывало довольно редко.

— Да, — отозвался он и посмотрел на нее.

Она тяжело сглотнула.

— Я не настолько хорошо умею сдерживать свою магию, чтобы сейчас находиться рядом с Мерри, да?

— То, с чем мы столкнулись, это магия сидхе, — возразил он.

Она кивнула, и взгляд ее был полон горечи.

— Я не могу остаться с тобой, Мерри. Я не могу противостоять тому, что они заставляют меня делать. Это одна из причин, почему я покинула Двор. Брауни — всего лишь слуги там, и до тех пор, пока мы для них — пусто место, мы в безопасности; брауни никогда не допускались к политическим дрязгам Дворов.

Я потянулась к ней.

— Бабуля, пожалуйста.

Рис встал между нами, когда она подалась навстречу.

— Сейчас это не самая лучшая идея. Сначала нам стоит взглянуть на заклятие.

— Я могла бы сказать, что ни за что не причиню вреда мой деточке, но если Мрак… если бы капитан Дойл не защитил ее, я поранила бы ее вместо его спины.

— Что они могли предложить кузине Мерри? — спросил Гален.

— Возможно, то же самое, что они предложили мне столетия назад, — отозвалась Бабуля.

— И что это было? — спросил Гален.

— Шанс разделить ложе с аристократом из Благого Двора, а в случае беременности и замуж за него выйти. Никто не коснется Саир из страха, что ее… уродство передастся по наследству. Я была только наполовину человеком и прислуживала при Дворе, как брауни, но я видела Благих, и я хотела быть частью всего этого. Я была дурой, но я заслужила для моих малышек шанс приобщиться к этому сияющему хаосу. Но Саир никогда не вписывалась в эту картинку, потому что внешне она слишком похожа на свою старушку-Бабулю.

— Бабуля, — заговорила я, — это не…

— Нет, дитя, я знаю, какую личину ношу, и знаю, что требуется непростой сидхе, чтобы влюбиться в подобное. Я так и не нашла этого особенного сидхе, но я ведь и не была их частью. В моих жилах никогда не текла голубая кровь. Я брауни, что стала надменной, как они, но Саир, она — одна из них. Видеть, как другие придворные с совершенными лицами получают все, что она так отчаянно желала, должно быть, невыносимо больно.

— Я знаю, каково быть отлученным от Двора, — вмешался Шолто, — лишь потому, что ты недостаточно прекрасен, чтобы разделить с тобой постель. Неблагие сидхе обходили мою постель стороной, опасаясь, что наплодят чудовищ.

Бабуля кивнула и, наконец, взглянула на него.

— Кое-что из сказанного мне говорить не стоило, Царь Теней. Мне, как никому другому, известно, каково это, когда тебя ненавидят за то, что ты не похож на сидхе.

Он кивнул.

— Королева называла меня своим Зверем. До того, как прибыть в распоряжение Мерри, я думал, что обречен влачить это жалкое существование, пока не стану просто Зверем, как Дойл — Мраком. — Он улыбнулся мне, послав тот доверительный взгляд, который он пока еще не заработал.

Было очень странно оказаться беременной после всего-то одной ночи с этим мужчиной. Но не то же ли самое случилось с моими родителями? Одна ночь секса, и моя мать оказалась в ловушке брака, который ей был неприятен. Семь лет брака, пока ей не позволили развестись.

— Да, Дворы жестоки, хотя я надеялась, что Неблагой Двор окажется более снисходительным.

— Они более лояльны, — заметил Дойл, — но даже у Неблагих есть свой предел.

— Они видели во мне доказательство того, что сидхе вырождаются как нация, потому что раньше они могли спать с кем угодно, сохраняя при этом чистоту крови, — сказал Шолто.

— Они восприняли мою смертность как доказательство того, что они вымирают, — проговорила я.

— А теперь те двое, кого они боялись больше всего, могут стать нашим спасением, — сказал Дойл.

— Забавная ирония, — заметил Рис.

— Я должна уйти, Мерри-деточка, — сказала Бабуля.

— Позволь нам проверить заклинание и убрать возможные побочные эффекты от него, — попросил Дойл.

Она выдала ему взгляд, который был не столь уж дружелюбным.

— Рис и Гален могут вас касаться, — сказал он, — Мне же это не нужно.

Она глубоко вздохнула, ее тонкие плечи поднялись и опустились. Потом она посмотрела на него мягче, более задумчиво.

— Да, надо осмотреть меня, но мысль о том, что ты меня коснешься, мне не нравится. Думаю, заклинание все еще не исчезло из моей головы, а зацикливаться на подобных негативных мыслях очень нехорошо. Они разрастаются и гноятся в моем сознании и сердце.

Он кивнул, все еще удерживая мою руку в своей.

— Именно так.

— Проверь заклинание, Рис, — сказала она, — Потом исцелите меня от этого. Я должна буду уйти подальше, пока вы не сможете придумать для меня способ противостоять подобным чарам.

— Мне жаль, Хетти.

Она улыбнулась ему, потом повернулась ко мне с чуть менее счастливым выражением.

— Мне жаль, что я не смогу помочь тебе с этой беременностью и с заботой о детишках.

— Мне тоже, — сказала я искренне. Мысль о ее отъезде ранила в самое сердце.

Рис вытянул блестящую нить так, чтобы всем было видно.

— Мне нужно твое мнение об этом, Дойл.

Дойл кивнул, сжав мою руку, потом обошел кровать, направляясь к Рису. Ни один из них, казалось, не хотел давать Бабуле возможности меня коснуться. Действительно ли дело было в сильном заклинании или же это была простая осторожность?

Если это была предосторожность, я не могла их осудить, но мне хотелось попрощаться с Бабулей. Я хотела бы коснуться ее, особенно, если это был последний раз, что я вижу ее до рождения близнецов. Одна лишь мысль об этом — что я не увижу ее до рождения малышей — потрясла меня. Я столько месяцев старалась забеременеть, что это стремление стало для меня единственной целью. Забеременеть, ну и выжить, конечно. Я не раздумывала над тем, что это на самом деле значит. Я не думала о младенцах и детях, о том, чтобы их завести. Это казалось странным упущением.

— Твое лицо, Мерри, оно такое серьезное, — проговорила Бабуля.

Я посмотрела на нее и вспомнила, как была маленькой, настолько крошечной, что могла свернуться у нее на коленях, и она казалась мне большой. Я помнила это ощущение предельной безопасности, будто ничто в мире не могло мне навредить. Я верила в это. Мне, наверное, еще и шести лет не было, когда я предстала перед Королевой Воздуха и Тьмы, Тётей Андаис, попытавшейся меня утопить. Это был момент, благодаря которому я ребенком осознала собственную смертность при дворе бессмертных. Было что-то иронично-приятное в том, что будущее Неблагого Двора заключено в моем смертном теле, которое Андаис сочла не достойным права на существование. Если бы меня утопили, то я была бы недостаточно сидхе для того, чтобы жить.

— Я только что поняла, что стану матерью.

— Конечно, станешь.

— Я никогда не задумывалась ни о чем, помимо необходимости забеременеть.

Она улыбнулась мне.

— Тебе придется беспокоиться о материнстве не раньше, чем через несколько месяцев.

— А что, бывает для таких волнений слишком рано? — спросила я.

Шолто подошел, чтобы встать с другой стороны от Бабули. Дойл и Рис рассматривали нить. Дойл обнюхивал ее, не пользуясь руками. Я и раньше видела, как он обнюхивает следы магии, словно мог выследить, кому они принадлежат, как гончая по запаху.

Шолто взял мою руку в свою, и я не стала ее отбирать, но я видела, как напряглось лицо Бабули. Не хорошо. Я посмотрела на него, и то, что я увидела на его лице, убедило меня. Я ожидала, что он будет высокомерным или рассерженным и направит свой гнев на нее. Я считала, что он берет меня за руку, чтобы доказать Бабуле, что она не может запретить ему касаться меня. Но его лицо было нежным, и он всматривался в меня.

Он выдал мне самую нежную улыбку, какую я когда-либо видела на его лице. Его трехцветные желтые глаза с неповторимыми золотыми кольцами были нежными, и он напоминал влюбленного мужчину. Я не была влюблена в Шолто. Я всего лишь дважды спала с ним, и оба раза это заканчивалось слишком сумбурно, хоть и не по нашей вине. На самом деле мы пока не знали друг друга, но он смотрел на меня, будто я была для него целым миром, и мы находились в надежном, безопасном месте.

От этого мне стало настолько неудобно, что я опустила глаза, чтобы он не заметил, насколько мой взгляд не соответствует взгляду на его лице. Я не могла дать ему любовь в этом взгляде, пока нет. Любовь для меня была результатом времени и совместно разделенного опыта. У нас с Шолто этого пока не было. Как странно носить его ребенка и не быть в него влюбленной.

Ощущала ли это моя мать? Замужняя дама, разделившая ложе с супругом, но не по любви, которая внезапно оказывается беременной от незнакомца? Впервые в жизни я ощутила сочувствие к тому эмоционально неоднозначному отношению, которое испытывала ко мне мать.

Я любила моего отца, принца Эссуса, но, возможно, он был куда лучшим отцом, чем мужем. В это мгновение я поняла, что на самом деле не знаю ничего о том, в каких отношениях были мои отец и мать. Были ли их пристрастия в постели настолько различными, что они никогда не ужились бы на одной территории? Я знала, что их политические взгляды были прямо противоположны.

Я держала руку Шолто, и это был один из моментов взрослого сосзнания, что возможно, только возможно, твоя ненависть к одному из родителей не так уж оправдана. Было как-то непривычно вдруг взглянуть на мать, а не на отца, как на пострадавшую сторону.

Это заставило меня посмотреть на Шолто. Его светлые белокурые волосы начали выбиваться из конского хвоста, что он собрал, когда отправился мне на выручку. Он использовал гламор, чтобы сделать свои волосы внешне короче, но иллюзия могла быть раскрыта, если бы кто-то запутался в его волосах длиной до лодыжек. Пряди его волос тянулись вокруг его лица, такого же совершенного, что у любого другого обитателя Дворов. Только у Холода была более мужественная красота. Я задвинула эту мысль подальше и попробовала выдать Шолто надлежащий взгляд. Щупальца изорвали его футболку. Она свисала лохмотьями на его груди и животе. Клочки ткани все еще были заправлены в его джинсы, под ремень, и плотный воротник все еще был цел, так что он, наряду с рукавами, удерживал оставшуюся ткань на месте; проглядывавшая при этом гладкая бледная кожа груди и живота смотрелась достаточно мило. Татуировка, что украшала его совершенный пресс, напоминала одного из тех морских анемонов, золотого, цвета слоновой кости и самоцветов, переливающихся розовым, голубым, мягких, пастельных оттенков, будто солнечный блик на морской раковине. Одно большое щупальце вилось по правой стороне его груди и смотрелось так, будто было поймано в движении, так что его кончик почти доходил до темного совершенства его соска. Я не могла сказать точно, но была почти уверена, что татуировка изменилась. Как будто рисунок был сформирован буквально из того, что щупальца делали в момент, когда застыли.

Я знала, что стройные бедра и все остальное, что было спрятано под его джинсами, было прекрасно, и что он умел этим воспользоваться. Он поднял мою руку, и его лицо теперь не было нежным. Оно было задумчивым.

— У тебя такое выражение лица, словно ты рассматриваешь и оцениваешь меня, Принцесса.

— Давно пора, — буркнула Бабуля.

Не глядя на нее, я сказала:

— Он разговаривает со мной, а не с тобой, Бабуля.

— Так ты уже готова принять его сторону, а не мою?

Тут я посмотрела на нее. Я увидела гнев в ее глазах и ревность, которые ей были не свойственны, но вполне могли быть присущи моей кузине. Будто Саир поместила свою жажду обладания в заклинание, придав своей ревности магическое выражение. Ловко и мерзко. Мало чем она отличалась от моего кузена, если задуматься. Магия часто бывает такой, окрашенной личностью своего обладателя.

— Он мой возлюбленный, отец моего ребенка, мой будущий муж, мой будущий король. Я буду делать то, что делают все женщины. Я пойду в его постель, в его объятия, и мы будем вместе. Так устроен мир.

Взгляд глубочайшей ненависти появился на ее лице и было ощущение, будто это выражение вовсе не ее. Я сильнее вцепилась в руку Шолто и вынуждена была побороть желание отодвинуться в кровати подальше от этой женщины, потому что, хоть это и была Бабуля, внутри нее был кто-то другой.

Гален встал между нами:

— Выражение на твоем лице, Бабуля, не очень-то тебе присуще.

Она посмотрела на него, и ее лицо смягчилось. Но тут на секунду в ее истинно-карих глазах промелькнул кто-то чужой. Она опустила глаза, будто знала, что не сможет этого скрыть.

— И что ты чувствуешь, Гален, оттого, что делишь ее со столькими мужчинами?

Он улыбнулся, и настоящее счастье сияло на его лице.

— Я хотел быть мужем Мерри с тех самых пор, как она была подростком. Теперь я буду им, и у нас будет ребенок. — Он пожал плечами, разводя руки. — Это намного больше, чем я мечтал когда-либо иметь. Что еще, кроме счастья, я могу чувствовать?

— И ты не хочешь быть единовластным королем?

— Нет, — ответил он.

Она посмотрела, и в ее глазах, хищных и ясных, был кто-то другой, и он не понимал.

— И все вы хотите быть королями.

— Будь я ее единственным королем, это было бы настоящей катастрофой, — сказал Гален. — Я не генерал, чтобы командовать войсками, и не стратег в политике. Другие во всем этом лучше меня.

— Ты серьезно, — сказала она, и ее голос прозвучал совсем не похоже на Бабулю.

Я не стала сопротивляться желанию подвинуться к Шолто и Галену, подальше от Бабули и незнакомых глаз. Что-то было с ней не так, внутри нее.

Этот странный голос сказал:

— Мы могли бы позволить ей выйти за тебя, стать королевой Неблагих. Ты для нас не угроза.

— Для кого не угроза? — спросил Дойл.

Нить исчезла. Я не знала, уничтожили они ее или просто спрятали. Я была слишком захвачена странным поведением Бабули, чтобы уследить за этим. Нехорошо, что я упустила это, но мир вдруг сузился до незнакомца в глазах моей бабушки.

— Но ты, Мрак, ты — угроза. — На этот раз в голосе не было никакого акцента.

Просто правильно произнесенные слова, но поскольку они выходили из горла Бабули, они все еще звучали неразборчиво; но человеческий голос — это не только звуки, рожденные в гортани и выходящие изо рта. В голосе есть частичка говорящего, и те слова, что она сейчас произносила, были рождены кем-то другим.

Она посмотрела через кровать на Шолто.

— Темное Отродье и его слуа — угроза. — Даже королева крайне редко смела называть Шолто в лицо этим прозвищем. Низшие фейри, даже моя бабушка, не рискнули бы нанести подобное оскорбление Царю Слуа.

— Что они с ней сделали? — спросила я.

Мой голос был тихим, почти шепотом, будто я боялась, что если я заговорю слишком громко, это станет катализатором напряжения, нарастающего в комнате. Напряжение, повисшее вокруг, опрокинется и прольется кровавым дождем, жутким и неотвратимым.

Бабуля обернулась к Дойлу, одна ее рука была вытянута в сторону. Это был один из тех моментов, когда кажется, что время замирает. Иллюзия того, что в твоей власти — сама вечность, а на самом деле все, что у тебя есть — это доли секунды, или того меньше, чтобы среагировать, остаться в живых, наблюдая за тем, как рушится твоя жизнь.

Он среагировал движением, казавшимся размытым пятном, за которым я не смогла уследить. Он был просто темным пятном, когда из руки Бабули вырвалась сила — сила, которой она никогда не обладала. Последовал раскаленный добела взрыв света, и на мгновение комната осветилась так ярко, что глазам было больно. Я видела Дойла в этом свете, отводящего ее руку, ее тело, подальше от кровати, от меня. Это было, как в замедленной съемке, белый удар света поперек его тела.

От окна послышался прерывистый вопль, когда яркий свет повредил щупальца, все еще находившиеся там. Кровать зашевелилась. Это был Гален, бросившийся на меня, будто живой щит. У меня было время, чтобы увидеть, как Шолто перескочил через кровать и присоединился к бою, а потом все, что я могла разглядеть, была рубашка Галена. Все, что я могла ощущать, это его тело на мне, готовое отразить удар.

Дата добавления: 2015-08-26 | Просмотры: 467 | Нарушение авторских прав