АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 8. Нам открылась какофония цветов — желтые, красные, оранжевые и все это великолепие было густо замешано с золотом

Нам открылась какофония цветов — желтые, красные, оранжевые и все это великолепие было густо замешано с золотом. Золото, как оправа в драгоценностях, обрамляло все остальные цвета. Сам воздух был полон им, искрился, как будто в воздухе повисла золотая пыль.

Золото окружало нас, тянулось за нашими шагами, проливалось, как дождь и смешивалось с белым сиянием магии. Это было так, как будто в зале мы появились в облаке золота и серебра.

В какое-то мгновение мне показалось, что передо мной открывается весь Благой Двор. В этот момент я заметила, что Таранис величественно сидит на огромном золотом троне, украшенном драгоценными камнями, со всей его магией, со всеми его иллюзиями, с локонами цвета заходящего солнца. Его Двор расположился по обеим сторонам ровными линиями, и меньшие троны походили на сад блистающих цветов, сделанных из золота, серебра и украшенных драгоценностями. У благих волосы были всех цветов радуги, а их одежда как будто специально подобрана, чтобы служить обрамлением обстановки в угоду королю. Ему нравился блеск драгоценностей и пламени. И если Двор Андаис выглядел, будто всегда готов к похоронам, то Двор Тараниса был похож на цветную версию ада.

Я увидела страх на красивом лице моего дядюшки, когда его охранники спешили к трону. Кто-то кричал: «Клятвопреступник! Король! Король!». Некоторые кинулась к трону и приготовились помогать гвардии, но некоторые отошли подальше от трона, думая, что именно там будет центр борьбы.

Я бросила взгляд на своего дедушку, Уара Жестокого, голова и плечи которого возвышались в движущейся толпе придворных. Он походил на дерево посреди этой яркой реки. Он выглядел величественным богом войны, в тот момент я поняла, что у меня были волосы моего дедушки. Я видела его так редко, что не понимала этого до сих пор.

Магия вспыхивала вокруг нас в смертельной пляске цветов радуги, огня, льда, и молний. Гвардия защищала своего короля, которого я все еще могу назвать жертвой дикой охоты. Множество преступлений, множество предательств, я снова почувствовала желание остаться с охотой навсегда. Так просто, так безболезненно скакать каждую ночь и находить добычу. Гораздо прозе, чем моя нынешняя жизнь.

Теплая рука крепко обхватила мою руку. Я повернулась к Шолто, его серьезное лицо, его желтые с золотом глаза, смотрели в мои. Его касание вернуло меня к действительности и напомнило, как он однажды он сказал мне, что у него тоже было искушение остаться во главе охоты. Вы можете лучше защитить других от искушения, если сами прошли через это.

Мы стояли в центре магической бури, вокруг нас вспыхивали различные заклинания. Маленькие торнадо кружились по залу, появляясь в местах столкновений жара и холода. Крики окружали нас, и я видела, как бежали люди. Некоторые бежали к трону, чтобы защитить короля, другие бежали, чтобы спасти себя, были и те, кто жался к стенам и прятался под тяжелыми столами. Мы же наблюдали за всем это через призрачную призму магии, которая окружала нас.

Адские гончие никогда не колебались, никогда не отвлекались на чужие заклинания. У них была только одна цель, одна добыча. Град заклинаний и штормов начал стихать. Охранники наконец поняли, что нас не интересовал трон. Мы неумолимо двигались в сторону одной из стен зала. Огромные собаки спокойно шли среди столов, мимо жавшихся к стенам людей.

Я почувствовала, как напряглись мускулы моей лошади, и у меня было время, чтобы перенести свой вес и схватиться за гриву поудобнее перед тем, как она одним мощным толчком перелетела широкий стол.

Лошадь затанцевала на каменном полу, высекая копытами зеленые искры, из ее ноздрей вырывалось легкие язычки зелено-красного пламени. Красный жар ее глаз превратился в огонь, который окрашивал в алый ее глазные впадины.

Собаки окружили мою кузину около мраморной стены. Высокая и тонкая для сидхе, она вжалась в камень, как будто могла продавить себе путь к отступлению. Ее оранжевое платье ярко выделялась на белой мраморной стене. Этой ночью ее уже ничего не могло спасти. И снова я почувствовала удовлетворение от всплеска во мне чувства гнева и мести. Ее лицо было прекрасно и бледно, и если бы у нее только были нос и не такие короткие губы, то она была бы столь же привлекательна как любой благой сидхе. Было время, когда я считала Саир действительно красивой. Я не видела то, что считалось у благих уродством. Я любила лицо бабушки, а ее лицо, в соединении с красотой лиц сидхе, ну, в общем, мне Саир казалась прекрасной. Но она этого не понимала и когда этого никто не видел, смотрела на мена с ненавистью. Она ненавидела меня. Став старше, я поняла причину этой ненависти — она бы отдала все, даже свое высокое, гибкое тело на мое лицо. Она заставляла меня думать, что быть невысокой было преступлением, но мое лицо, которое обладало наибольшим сходством с лицами сидхе было именно тем, что она хотела. Будучи ребенком, я просто думала, что уродлива.

Теперь я смотрела на нее, вжавшуюся в стену, смотрела в карие глаза нашей бабушки на лице, так похожем на бабушкино, и я хотел, чтобы она боялась. Я хотела, чтобы она поняла что она сделала и пожалела бы об этом. Я хотела мести, хотела, чтобы она умерла. Это было мелочным? Не думаю.

Саир смотрела на меня глазами моей бабушки — глазами, наполненными ненавистью, а за нею — страхом. Она знала, почему мы здесь были.

Я направила свою лошадь сквозь рычащую свору гончих. Я протянула к ней свои руки с засыхающей кровью.

Она закричала и попыталась бежать, но огромные белые с рыжим собаки только придвинулись к ней. В их басовитом рычании была слышна угроза, их губы оттянулись, показывая клыки, предназначенные для раздирания плоти.

Она зажмурилась, и я наклонилась вперед, мягко коснувшись пальцами ее прекрасной белой щеки. Она вздрогнула так, как будто я ударила ее. Как только я коснулась ее, засыхающая кровь вновь стала свежей и влажной. Я оставила темно-красную отметину, проведя пальцами по ее прекрасной щеке. Вся кровь на моих руках и платье опять стала свежей. Слухи о том, что жертвы убийства заставляют кровоточить их убийцу, оказывается правдивы.

Я подняла свою кровоточащую руку так, чтобы все ее могли видеть и выкрикнула:

— Убийцей родственника я называю ее. Она обвиняется кровью ее жертвы.

Моя тетя Элунед, мать Саир, попыталась подойти ближе ко мне.

— Племянница Мередит, я — сестра твоей матери, а Саир — моя дочь. Кого она убила, что ты появилась здесь?

Я повернулась посмотреть на нее, такую прекрасную. Она была близнецом моей матери, но они не были похожи друг на друга. Элунед была чуть больше похожа на сидхе, нежели моя мать. Она была одета в золото с головы до ног. Ее красные волосы, как мои и ее отца, искрились на фоне платья. Ее глаза были много-цветными, как у Тараниса, только в отличие от него золотые и зеленые кольца не смешивались. Я смотрела в ее глаза и вспомнила боль, которую мне принесли похожие на эти глаза, боль настолько острую, что она опять прошила меня. Я видела перед собой такие же глаза — глаза Тараниса, смотрящие на меня словно во сне, только я знала, что это был не сон.

Шолто коснулся моей руки, на сей раз слегка, напоминая о своем присутствии.

— Мередит.

Я покачала головой, затем протянула свою окровавленную руку к тете.

— Это — кровь твоей матери, кровь нашей бабушки, кровь Хетти.

— Ты говоришь, что… наша мать мертва?

— Она умерла на моих руках.

— Но как?

Я указала на свою кузину.

— Она использовала заговор, чтобы дать бабашке руку власти Саир. Она принудила Бабушку напасть на нас. Мой Мрак все еще в больнице из-за ранения, которые бабушка причинила ему рукой власти, которой у нее никогда не было.

— Лжешь! — крикнула моя кузина.

Собаки зарычали.

— Если я солгала, то не смогла бы вызвать охоту и объявить тебя убийцей. Охота не может быть вызвана, если обвинение несправедливо.

— Кровь ее жертвы отмечает ее, — сказал Шолто.

Тетя Элунед вытянулась во весь свой немаленький для сидхе рост и сказала,

— У Вас здесь нет голоса, Отродье Теней.

— Я — король, а Вы нет, — сказал он, голосом столь же надменным и высокомерным как ее собственный.

— Король кошмаров, — сказала Элунед.

Шолто рассмеялся. Его смех вызвал игру света в его волосах, как будто смех проскользнул сквозь белизну волос золотым светом.

— Позвольте мне показать Вам настоящие кошмары, — сказал он, и его голос выражал тот гнев, уже перерастающий в холодную ярость. От горячего гнева страсти к холодной ярости ненависти.

Я не думаю, что он ненавидел именно мою тетю, скорее всех сидхе, кто когда-либо считал его низшим. Несколько недель назад женщина сидхе соблазнила его, пообещав утолить его сексуальную нужду в прикосновении к сидхе. Но вместо этого, воины сидхе вырезали его щупальца, вычистили все, что было в Шолто от ночного летуна. Женщина сказала Шолто, что когда у него все заживет, то она смогла бы с ним переспать.

Магия охоты изменила Шолто, но сейчас он был разгневан. Теперь была моя очередь протянуться и предупредить его. Я всегда знала, что вызов охоты мог стать ловушкой для вызывающего, но чего я не понимала, так это того, что ее вызов мог быть ловушкой и для главы охотников. Охота хотела, чтобы у нее был постоянный главный охотник или главная охотница. Сильные эмоции могли дать охоте ключ к Вашей душе. Я чувствовала это, а теперь увидел, что Шолто потерял осторожность.

Я взяла его руку и не отпускала, пока он не посмотрел на меня. Кровь, которая оставила влажный след на щеке Саир, на его руке не появилась. Я смотрела ему глаза, пока я не увидела как он успокоился, пока в его глазах вновь не отразился тот здравый смысл, который позволил слуа быть независимыми, когда большинство других низших королевств было поглощено.

Он улыбнулся мне немного нежнее, чем когда узнал о своем отцовстве.

— Я могу показать им, что они не недооценивали меня?

Я поняла, что он имел ввиду, поэтому улыбнулась и кивнула. Думаю, именно улыбки спасли нас. Это был момент, который не имел отношения к цели охоты. Момент надежды, общей близости, дружбы и любви.

Он хотел показывать Элунед, какими на самом деле могли быть кошмары. Показать принадлежащие только ему кошмары. Эта демонстрация должна была доказать, что дворяне, причинившие ему боль, были не в состоянии искалечить его. Он все еще был цел. Более того — он был прекрасен.

В мгновение татуировка, украшавшая его живот и верхнюю часть груди, стала действительностью. Нежные оттенки бледного сияющего света перемещались под кожей многочисленных щупалец. Они двигались как изящное морское животное, движимый теплым тропическим ветерком. Совсем недавно Шолто стыдился этой свой части. Теперь же это было не так.

Некоторые придворные дамы закричали, моя тетя побледнела и сказала:

— Вы действительно кошмар, Отродье Теней.

Йоланд, сидевший верхом на покрытой виноградной лозой лошади, сказал:

— Она хочет отвлечь Вас от обвинений в адрес своей дочери.

Моя тетя потрясенно смотрела на него:

— Йоланд, как Вы можете помогать им?

— Я служил королю и своему народу, но теперь я служу охоте, Элунед, и по-другому смотрю на многие вещи. Я знаю, что Саир использовала свою родную бабушку как капкан. Сделал бы кто-нибудь из нас что-то подобное? Вы стали настолько бессердечной, Элунед, что убийство Вашей собственной матери ничего не значит для Вас?

— Она — мой единственный ребенок, — сказала она неуверенным голосом.

— И она убила Вашу единственную мать, — парировал он.

Она повернулась и посмотрела на свою дочь, которая все еще жалась к стене, окруженная белыми догами.

— Почему, Саир? — не «как ты могла?», а просто «почему?»

На лице Саир отразился страха. И это был страх не перед собаками, которые подошли к ней почти вплотную. Она с отчаянием смотрела на свою мать.

— Мама!

— Почему? — повторила ее мать.

— Я слышала, как ты говорила о ней день за днем. Ты называла ее бесполезной брауни, покинувшей собственный двор.

— Это говорилось только для других дворян, Саир.

— Но мне ты этого никогда не объясняла, мама. Тетя Бессаба говорила то же самое. Она — предательница нашего двора, потому что уехала сначала к неблагим, а потом переселилась к людям. Я слышала эти слова всю свою жизнь. Ты говорила, что брала меня с собой к ней в гости только потому, что это была дочерняя обязанность. Да и то до тех пор, пока я не выросла и у меня не появился выбор.

— Я встречалась с ней тайно, Саир.

— Но почему ты мне ничего не сказала?

— Потому что твое сердце столь же холодно, как и у моей сестры, ты слишком амбициозна. Ты воспринимала мою заботу о матери как слабость.

— Это и есть слабость, — сказала она.

Элунед покачала головой, на ее лице отразилось горе. Она отошла от собак и от дочери. Посмотрев на нас, она спросила:

— Она умирала, зная, что Саир предала ее?

— Да.

— Осознание того, что ее собственная внучка предала ее, разбило ей сердце.

— У нее было не так уж много времени, — сказала я. Это было слабое утешение, но это было все, что я могла ей сказать. Сегодня я бы в составе дикой охоты, и этой ночью я могла говорить только правду, к ходу ли это или к добру.

— Я не буду стоять на твоем пути, племянница.

— Мама! — Саир потянувшись к ней. Собаки еще придвинулись к ней, низко рыча, и этот звук прокатывался по позвоночнику. И ничего хорошего этот звук не предвещал.

Саир снова закричала.

— Мама, пожалуйста!

Элунед вскрикнула в ответ,

— Она была моей матерью!

— А я — твоя дочь.

Элунед нервно оправила свое длинное золотое платье.

— У меня больше нет дочери. — И она ушла, не оглядываясь.

Перед ней расступились придворные, толпившиеся по пути к двери. Она не останавливалась и украшенные драгоценными камнями двери закрылись за ней. Она не боролась с нами за жизнь своей дочери, но и видеть ее смерть она тоже не хотела. Я не могла ее в этом обвинять.

Саир отчаянно озиралась.

— Лорд Финбэр, помогите мне! — закричала она.

Большинство глаз в комнате обратилось к дальнему столу, где за стеной охранников и блистающих придворных был скрыт король. Одним из этих придворных был лорд Финбэр, высокий и красивый с его соломенными, почти человеческого оттенка волосами. Только ощущение огромной власти и нереальной красоты его лица отличало его от людей. Уар все еще наблюдал за происходящим, стоя в стороне от толпы, защищающей его брата. Лорд Финбэр же стоял перед монархом. Он был одним из приближенных короля, но никогда не был другом моим тете или кузине. Тогда почему она обратилась к нему?

Король был полностью скрыт позади сверкающей, усыпанной драгоценностями толпа. Возможно, его даже успели вывести из зала. Но сегодня вечером это не имело особого значения. Что действительно имело значение, так это почему Саир обратится к высокому светловолосому дворянину, который никогда не был ее другом.

На его красивом, как будто вылепленном скульптором лице было привычное для благих высокомерное выражение. Это напомнило мне о потерянном Холоде, который прятал за таким выражением лица испуг или смущение. Видимо и сейчас высокомерие было маской.

Саир снова обратилась к лорду, более отчаянно.

— Лорд Финбэр, Вы же обещали.

Тогда он заговорил.

— Девочка явно не в себе. Убийство родной бабушки — явно этому доказательство. — Его голос был столь же холодным и четким, как линии его скул. Его речь была уверенной и надменной, отточенной столетиями власти, но не предшественников, а его собственной власти. Бессмертный и благородный, для него это было основой для высокомерия и глупости.

Саир выкрикнула,

— Финбэр, что Вы говорите? Вы же обещали, что защитите меня. Вы поклялись!

— Она не в себе, — повторил он.

Шолто посмотрел на меня. И я поняла, что он хотел сказать. Сегодня вечером во мне была не только моя собственная магия.

— Лорд Финбэр, поклянитесь нам, что Вы не обещали моей кузине свою защиту, и мы поверим Вам, что она не в себе.

— Я не буду Вам клясться, Мередит, пока.

— Это не я, Мередит, требую от Вас клятв. Сегодня ночью я возглавляю дикую охоту. И от имени этой власти спрашиваю еще раз, Финбэр. Поклянитесь, что она лжет о Вашей защите, и мы не вернемся к этому вопросу.

— Я не буду давать никаких клятв такой извращенной твари, как Вы.

Он использовал прозвище королевы Андаис для Шолто. Она называла его «моя Извращенная Тварь», иногда просто «Тварь», «Позовите мою Тварь». Шолто ненавидел это прозвище, но никто не смеет перечить королеве.

Шолто повернул своего скакуна и пришпорил его, приблизив к лорду. Я испугалась, что он выйдет из себя, но его голос прозвучал спокойно и высокомерно, как и голос Финбэра.

— Откуда Вы знаете прозвище, которое дала Темной Королевы лорду слуа?

— У нас так же, как и у Вас, есть шпионы.

Шолто кивнул и в его волосах опять блеснул золотой отблеск, хотя освещение в зале не могло дать такого отсвета.

— Но сегодня вечером я не ее тварь. Я — Король Слуа, и Охотник этой ночью. Вы отказываетесь дать клятву Охотнику?

— Вы не Охотник, — сказал Финбэр.

Тот дворянин с белокурыми волосами, который присоединился к охоте, сказал:

— Мы оказали сопротивление охоте, а теперь мы в их числе. Этой ночью они — охотники.

— Вас заколдовали, Дейси, — сказал Финбэр.

— Если Дикая Охота — магия, то я подчиняюсь ей.

Другой дворян сказал:

— Финбэр, просто дайте свою присягу, что это ложь сумасшедшей, и закончим.

Финбэр ничего не ответил. Он только надменно оглядел нас. Это была последняя защита сидхе — красота и надменность. У меня никогда не было достаточно ни того, ни другого, чтобы также выглядеть.

— Он не может дать присягу, — сказала Саир. — Потому что тогда он станет клятвопреступником. Для него это будет означать смерть. — Теперь она казалась рассерженной. Она, как и я, никогда не была достаточно красива, чтобы выглядеть также высокомерно, как истинный сидхе. Возможно, мы могли бы стать друзьями, если бы она так не ненавидела меня.

— Скажи нам, что он обещал тебе, Саир, — сказала я.

— Он знал, что я могла бы оказаться достаточно близко к ней, чтобы заколдовать ее.

— Она лжет. — Это произнес уже не Финбэр, а его сын Баррис.

— Баррис, нет! — Сказал Финбэр.

Несколько собак повернулись к Баррису, который стоял в противоположной стороне зала. Он не встал рядом с отцом защищать короля. Огромные собаки стали приближаться к нему, издавая тот же низкий рычащий звук.

— Лгуны были однажды добычей охоты, — сказал Шолто, и удовлетворенно улыбнулся.

Я снова коснулась его руки напомнить, чтобы не переусердствовал в наслаждении властью. Охота была ловушкой, и чем дольше мы участвовали в ней, тем тяжелее будет освободиться от нее.

Он отступил и взял меня за руку. Кивнул и сказал:

— Подумайте хорошенько, Баррис. Действительно ли Саир врет или она все же говорит правду?

Саир говорил:

— Я говорю правду. Финбэр сказал мне, что делать. И пообещал, что если бы я все выполню, то он позволит нам с Баррисом быть парой. А если бы я оказалась с ребенком, то мы поженились бы.

— Это так, Баррис? — спросила я.

Баррис в ужасе смотрел на огромных белых собак, приближающихся к нему. Было что-то в их движениях, что напоминало львов на охоте в саванне. Баррис смотрел на них так, как смотрят на львов газели.

— Отец? — произнес он и посмотрел на Финбэра.

Лицо Финбэра было уже не так высокомерно. Если бы он был человеком, то я сказал бы, что он выглядел уставшим, но под этими красивыми глазами не было следов такой усталости.

Собаки подошли к Баррису почти вплотную, ощерив зубы и давя массой своих огромных тел. Он испуганно вскрикнул.

— Вы всегда были идиотами, — произнес Финбэр. И я была совершенно уверена, что это он сказал не нам.

— Я знаю, что ты надеялась получить, Саир. Но что получил бы Финбэр от смерти моих мужчин?

— Он хотел лишить тебя самых сильных супругов.

— Почему? — Спросила я, чувствуя себя при этом странно спокойно.

— Чтобы тобой можно было управлять, как только ты стала бы королевой.

— Вы думали, что, если Дойл и я будут мертвы, то Вы смогли бы управлять Мередит? — спросил Шолто.

— Конечно, — подтвердила она.

Шолто рассмеялся и это был хороший смех, но при этом он был жутким.

— Они не знают тебя, Мередит.

— Они никогда не пытались узнать, — сказала я.

— Вы действительно думали, что Рис, Гален, и Мистраль позволят Вам управлять Мередит?

— Рис и Гален, да, возможно, но не Повелитель Грозы, — сказала она.

— Заткнись, девочка, — сказал наконец Финбэр. Это была не ложь. Он мог приказать ей или оскорбить ее и при этом не стать клятвопреступником.

— Вы обманули меня, Финбэр, и доказали, что Ваше слово ничего не стоит. Я ничего не должна Вам. — Она повернулась ко мне, и эти длинные, изящные руки она протянула ко мне. — Я все вам расскажу, Мередит, пожалуйста. Волшебное царство само позаботилось о Смертельном Холоде, но Мрак и Повелитель Теней должны были умереть.

— Почему пощадили Риса, Галена и Мистраля? — спросила я.

— Рис был когда-то лордом этого двора. Он был разумен, и мы думали, что он будет разумен и далее, если возвратиться к Благому двору.

Они ничего не понимали, и это знала теперь не только я.

— Как давно Рис был лордом этого двора?

Саир посмотрела на Риса.

— Лет восемьсот назад или немного больше.

— Тебе не приходило в голову, что за это время он мог измениться? — спросила я.

Достаточно было взглянуть на ее лицо, чтобы понять, что не приходило.

— Все хотят быть приближены к Двору Благих, — сказала она, и она в это верила. Это было видно по ее серьезным глазам.

— А Гален? — спросила я.

— Он не угроза, и мы не могли лишить тебя всех твоих мужчин.

— Рада это слышать, — сказала я. Не думаю, что она подняла мой сарказм. Я заметила, что его многие из придворных не поняли.

— Что по поводу Мистраля? — Спросил Шолто.

Глаза Саир и Баррис вспыхнули, когда они посмотрели на друг друга, затем перевели глаза на Финбэра. Он не смотрел ни на кого — продолжал всех игнорировать.

— Вы приготовили ловушки и для него? — спросил Шолто.

Младшие закивали, а Финбэр остался безразличным. Мне не нравилась их реакция. Я направила свою лошадь к Баррису, оставив собак удерживать его несостоявшуюся невесту.

— Вы послали кого-то, чтобы убить Мистраля?

— Меня убьют так или иначе, — сказала Саир.

— Совершенно верно, но Баррис пока не жертва охоты. Я назвала убийцу бабушки, и пока он не наша семья. — Я смотрела на молодого лорда. — Вы хотите выжить этой ночью, Баррис?

Он смотрел на меня, и я видела в его синих глазах слабость, которая видимо и сделала его жертвой в политической игре Финбэра. Он был не только слаб, но и глуп. Я предложила ему шанс выжить этой ночью, но будут и другие ночи. Клянусь.

— Молчи! — сказал Финбэр.

— Король спасет Вас, отец, но я ему не меня.

— Мрак ранен достаточно сильно, чтобы не быть ей опорой. Мы будем скорбеть по Повелителю Теней, но если Повелитель Грозы умрет этой ночью, то наши усилия будут вознаграждены.

— Если Мистраль умрет этой ночью, Баррис, то Вы последуете за Саир и скоро. Это я обещаю Вам. — Кобыла беспокойно переступала подо мной.

— Даже Вы, Баррис, должны знать, что означает обещание, данное принцессой, сидящей на лошади дикой охоты, — сказал Шолто.

Баррис с трудом сглотнул, затем сказал,

— Если она нарушит обещание, то охота убьет ее.

— Да, — Шолто сказал, — таким образом Вы должны все рассказать, пока есть время, чтобы спасти Повелителя Грозы.

Его синие глаза округлились, показав белки, как у испуганной лошади. Одна из собак толкнула его ногу и он издал тихий писк, который еще чуть-чуть и перерастет в крик. Но дворяне Золотого Двора не кричали только потому, что их подталкивает собака.

Финбэр сказал,

— Помни, кто ты, Баррис.

Он оглянулся на отца.

— Я помню, кто я, отец, но ты учил меня, что все равны перед охотой. Разве ты не называл это равенство единственно справедливым? — Голос Барриса дрожал от горя или возможно от разочарования. Страх исчезает под грузом лет. Но его лет было недостаточно для того, что требовалось его отцу. Годы знаний, и хотя он был каждым дюймом своего тела придворным Благого Двора, притворялся он плохо.

Я смотрела на Барриса, который всегда казался мне столь же совершенно высокомерным как и все остальные благие. Я никогда не видела ничего другого, кроме этой прекрасной маски. Было ли это магией дикой охоты, которая позволяла видеть сквозь маски или я думала, что если кто-то выглядит настоящим сидхе — высокими, тонкими и настолько прекрасными, — то этого не стоит опасаться? Я действительно все еще полагала, что красота безопасна? А если бы я была выше, более худой, выглядела бы меньше человеком и больше сидхе, то была бы моя жизнь… лучше?

Я изучала лицо Барриса и видела его разочарование, потому что всей его красоты было не достаточно, чтобы завоевать сердце его отца.

Я почувствовала что-то, что не ожидала от себя — жалость.

— Помогите нам спасти Мистраля, и Вы можете продолжать жить. Промолчите — и я не смогу Вам помочь, Баррис.

Шолто осторожно посмотрел на меня, чтобы не выказать удивление, но думаю, что он услышал в моем голосе жалость и это было для него неожиданно. Что ж, не могла его винить в этом. Баррис помог убить мою бабушку, и попробовал убить моих возлюбленных, моих будущих королей. И все же это был не он. Он лишь пытался понравиться своему отцу и использовал единственный свой актив — его чистую кровь сидхе и всю противоестественную красоту.

У Финбэра не было ничего, чтобы заключить сделку с Саир, кроме белоснежной красоты его сына. Быть принятой при Дворе, иметь любовника-сидхе с чистой кровью и даже возможно мужа, который стал для Саир ценой за жизнь Бабушки. Это была та же цена, за которую бабушка согласилась выйти замуж за Уара Жестокого несколько столетий назад. Выйти замуж и остаться в Благом Дворе — это невероятный шанс для существа наполовину человека и на вторую — брауни.

— Скажи нам, Баррис, или ты умрешь в одну из следующих ночей.

— Скажи им, — со страхом произнесла Саир. Она не знала подробности плана убийства Мистраля, она только знала о его существовании.

— Предатель вызовет его из ситхена, а на открытом пространстве стрелки используют холодное железо для убийства.

— Где это должно произойти? — спросил Шолто.

Баррис рассказал нам. Он признался во всем, а в это время несколько гвардейцев короля схватили Финбэра. Король действительно ушел, скрылся в безопасном месте. Финбэра удерживали не потому, что он пытался сделать против меня, а потому, что его действия могли быть расценены как начало войны против Двора Неблагих. Это было смертным преступлением в обоих дворах, и не нужно было дожидаться приказов короля или королевы, чтобы не вызвать войну. Я отлично понимала, что на реализацию такого плана Таранис давал свое согласие, хоть и не напрямую.

Кто избавит меня от этого опасного человека? — пусть это будет совершенно бесспорный случай, чтобы он мог дать клятву… Но Таранис был добычей для другого суда и другой ночи.

Я попыталась развернуть свою лошадь к дверям и поспешить на помощь Мистралю, но лошадь лишь закачала головой. Она нервно гарцевала на месте, но не разворачивалась.

— Мы сначала должны закончить с этим делом или мы так и застрянем здесь, — сказал Шолто.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, затем я повернулась к Саир, все еще прижатую к стене и окруженную собаками. Можно ли их использовать как оружие? Возможно, они разорвали бы ее для меня, но не уверена, что хотела бы это видеть. Кроме того, это заняло бы больше времени, мы же нуждались в чем-то более быстром, чтобы успеть спасти Мистраля и для моего собственного душевного спокойствия.

Шолто протянул мне костяное копье. Оно из воздуха появлялось? Это была одна из регалий королевского сана Слуа, но оно было потеряно несколько столетий назад, задолго до того, как Шолто занял трон. Копье и костяной кинжал вернулись к нему вместе с дикой магией, которую мы вместе вызвали.

Я взяла копье.

Саир закричала:

— Нет, Мередит, нет!

Я поудобнее перехватила копье, чтобы замахнуться.

— Она умерла на моих руках, Саир.

Она обратилась к кому-то за моей спиной.

— Дедушка, помоги мне!

Я успела подумать — что он скажет?

— Дикую охоту невозможно остановить. У меня нет времени на слабаков.

Саир повернулась ко мне.

— Посмотри, какими мы стали благодаря ей, Мередит! Из-за нее нас никогда не примут наши собственные люди.

— Дикая охота вызвана моей местью, Богиня творит через меня, Консорт приходит ко мне в видениях; я — сидхе! — Я использовала обе руки, чтобы погрузить копье в ее грудь. Я почувствовала, как наконечник уперся в кость и надавила сильнее, чтобы проткнуть ее. Ее боли, крови и мяса было недостаточно, чтобы остановить оружие, чтобы заглушить мое горе.

Саир смотрела на меня, пока пыталась удержать руками проткнувшее ее копье. Смотрела так, словно не могла поверить случившемуся. Я смотрела в ее глаза, так похожие на глаза бабушки, и видела, что страх смениться замешательством. Кровь сочилась изо рта. Она пыталась заговорить, но так и не смогла ничего произнести. Ее руки упали. Жизнь стала уходить из глаз. Люди говорят, что когда люди умирают, то блекнет свет глаз, но это не так. Свет уходит из глаз, свет, который делает людей живыми и именно с его исчезновением они умирают.

Я выдернула копье, стараясь не нанести больше ущерба, но вытащить из ножен плоти и кости. Ее тело начало заваливаться и соскользнуло на пол.

Глядя на окровавленное копье, я пыталась хоть что-нибудь почувствовать. Вытерев копье о подол своего платья, я вернула его Шолто. Мне нужны были обе руки, чтобы продолжить путь на лошади.

Шолто забрал из моих рук копье, наклонился и нежно меня поцеловал. Его щупальца осторожно и мягко погладили мои руки, пытаясь успокоить меня. Рано было успокаиваться, впереди нас ждала работа, которую нужно было успеть выполнить до окончания ночи.

Я освободилась от мягкой заботы, предложенной Шолто и сказала:

— Едем.

— Спасти твоего Повелителя Грозы, — сказал он.

— Спасти будущее волшебного царства. — Я развернула кобылу и теперь она послушалась моей руки. Я ударила ее пятками и мы поскакали во вспышках зеленых огоньков. Наша сверкающая белым, как полная луна, кавалькада поглотила другие цвета тронного зала благих, казалось только мы отбрасывали серебряные и золотые отсветы. Мой дедушка приветствовал меня, когда я проезжала мимо него, но я не ответила ему. Для нас открылись украшенные драгоценными камнями двери.

Я прошептал, «Богиня, Консорт, помогите мне, помогите нам успеть».

Мы снова проехали мимо большого дуба, и снова был момент мгновенного волшебного перехода, но теперь без иллюзий — не было никакого летнего луга. Мы сказали по мраморным полам благого двора и вновь оказались вне ситхена. Нас окружала ночь.

Темноту перед нами разорвала молния не от неба до земли, а от земли и до неба. И я испуганно закричала:

— Мистраль!

И мы поскакали навстречу новому бою. Скакали по высокой траве, тянущейся к небу, мчались как ветер к моему Повелителю Грозы.

Дата добавления: 2015-08-26 | Просмотры: 490 | Нарушение авторских прав