АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Архимандрит Киприан (Керн)

В брошюре «О душевных болезнях» (издательство Московской Патриархии, «Центр БЛАГО», тираж 20000) есть СТАТЬЯ АРХИМАНДРИТА КИПРИАНА (КЕРНА) «ПРАВОСЛАВНЫЙ ВЗГЛЯД НА ПСИХИАТРИЮ» ИЗ ЕГО КНИГИ «ПРАВОСЛАВНОЕ ПАСТЫРСКОЕ СЛУЖЕНИЕ», где излагаются еретические, неверные взгляды на соотношение церкви и психиатрии. За рубежом давно уже психология и психиатрия получила своё сращение с церковными взглядами. Россия пока не охвачена этой ересью в таком обилии, и потому особенно плачевно, что так уверенно и прямолинейно этот архимандрит предлагает русским верующим эти западные ереси. Архимандрит Керн, видимо, тоже живет за границей, и тоже хорошо изучил эту психиатрическую ересь, как и те авторы статей в этой брошюре, писания которых, видимо, специально собраны здесь вместе. Наиболее откровенные и узконаправленные статьи в этой брошюре все собраны на эту тему сращения знаний христианства и психиатрии: это статья Антония Сурожского, Иоанна Шаховского (не путать с действительно праведным и святым Иоанном Максимовичем, митрополитом Шанхайским). Не смотря на наличие в брошюре выдержек из статей Игнатия Брянчанинова, которые сделаны «для отвода глаз», и чуть ли не для показа согласия с ними владыки Игнатия — вся брошюра посвящена этой теме введения психиатрической ереси в Русскую Церковь.

Так, архимандрит Киприан (Керн) по-хозяйски и уверенно пишет, что «на Западе давно уже заинтересовались этими вопросами и существует обширная литература типа разных: «пастырская психология», «психиатрия пастырская», «психопатология как направление». Надо давно понять...». Дескать, давно пора приступить к введению сих знаний и у нас в России. Но россияне тоже давно знают, что запад всегда грешил отступлением от чистоты православия и что посещение психотерапевтов и психоаналитиков — вместо священника, — стало для жителя безбожной Америки или Европы — обычным делом. Если и весь мир согрешает — то почему Россия должна слушаться таких призывов ко греху. Если большинство решат, что нужно поставить печати антихриста — то меньшинство не обязано им подчиняться «по закону большинства».

Из-за рубежа немало идёт еретической литературы типа книг Шмемана, Антония Сурожского. Почему современные христиане и священники спокойно «проглатывают» это, продают в церквях, покупают в церквях (брошюра «О душевных болезнях» благословлена к напечатанию патриархом Алексием 2?). Мы знаем, что Россия осталась последним оплотом православия в этом мире зла и беззакония. Неужели и психологию, и психиатрию, с их безбожными теориями, русские священники спокойно примут «на вооружение» при окормлении доверчивой паствы (пока ещё доверчивой)?

Архимандрит Керн пишет: «Существуют такие состояния души, которые требуют совсем иной оценки, чем аскетическая или нравственно-богословская (Но нравственной оценке может и должен подчиняться любой факт жизнедеятельности человека на земле, любая форма жизни, абсолютно всё. - от авт.) Существуют такие душевные состояния, которые не могут быть определяемы категориями нравственного богословия и которые не входят в понятия добра и зла, добродетели и греха. Это все — те «глубины души», которые принадлежат к области психопатологической, а не аскетической».

Мы видим софизмы, как и у психологов, или, как и у масонов, которые всегда хорошо обучены софистике. Керн подразумевает «христианство», а говорит «аскетика». И выводит аскетику, а за ней и христианство за пределы компетенции многих областей души. Конечно, аскетика более узкая область, чем христианство, а по содержанию своему прямо противоположна психопатологии, так как аскетика — верх праведности, а психопатология — результат низа греховности. Но для этого и делаются подмены слов — чтобы изменять смыслы. Тем не менее, христианство как учение охватывает все стороны жизнедеятельности души, в том числе патологию. И не удастся архимандриту, как и другим, выделить такую область в душе человека, которая бы не объяснялась, не охватывалась бы Божиим учением о сотворенной Им душе.

Психотерапевты по сути дела объявляют о существовании такой области в душе человека, которая не охвачена церковными понятиями. Это всё равно, что заявить, что есть область, неведомая Богу, неподвластная Богу, не сотворенная в своих началах Богом. Предлагая непонятные для широкого читателя термины, психиатры и священники (Керн ведь архимандрит) объединяют их в область, будто бы подвластную пониманию и воздействию, только психиатрам, а для священников непознаваемую. Но и вообще есть те «глубины души», которые ни один человек не знает и не понимает, и, более того, для спасения это не актуально. Уверение в том, что священник не всё знает о человеке — не есть основание для того, чтобы своего пасомого отдавать психиатру. И психиатр не всё знает, и священник не всё знает, и любой человек и ученый не всё знает. И психиатр даже знает о бесновании меньше любого священника. Психиатр разбирается в том, как навредить человеку таблетками, а в том, как его вылечить от беснования — современный психиатр и вовсе ничего не знает, как неверующий в существование бесов, то есть не знающий самой сути и причины беснования. В принципе психиатрия должна бы оставаться на уровне работы «медбратьев», да медсестер.

Есть некое разделение труда. Психиатры должны заниматься с глубоко бесноватыми (но по «методике» священников, то есть в русле христианских знаний о душе). Священники должны проповедовать в церкви для более сохранных душой. И это не говорит о том, что психиатры могут вмешиваться в дела священников. Если бы психиатры стояли на истинно православных позициях, то и тогда они вряд ли могли бы что-то новое внести в Церковь, потому что с бесноватым «и так уже всё ясно» в том смысле, что это уж «оторванный ломоть». Как и в медицине существуют такие крайние болезни, которые не излечиваются — а только отделяются от остальных людей, типа лепрозориев для больных неизлечимой проказой, типа раковых больных в тяжелой степени, типа разных калек и умственно отсталых. Чтобы внести что-то в Церковь, — надо полностью и твердо стоять на церковных позициях. Ну, а если бы и смог кто-то стать высокодуховным, христианским подвижником, и какие-то действительно новые христианские знания принести для церкви, хотя бы упорядочить накопленные психиатрами наблюдения, введя их в русло церковных взглядов — и при этом оставаясь психиатром, — то было бы хорошо, но таких нет. И наличие таких не приводило бы опять ко введению в Церковь психиатрических взглядов.

В сегодняшней же ситуации нет никакой действительной перестройки мировоззрения психиатров на христианское. В нынешней ситуации психиатрия несет в Церковь только психиатрическую и психологическую грязь.

Керн пишет: «Психиатрия обращает своё внимание на то, что аскетику, в сущности, и не интересует: навязчивые идеи, фобии, неврастения, истерия и т. п.» Но как же не интересует? Это как раз работа священников. Что такое «навязчивая идея» как не прилипчивый греховный помысел со стороны беса? Что такое «фобия» (переводится как «боязнь») — как не «боязнь» тех же бесов. Например, так распространенный в наше время страх темноты? Это страх бесов, которые в темноте легче чувствуются человеком и вообще ночью имеют больший доступ к человеку. В наше время человек, часто не крещенный, не молящийся и не осеняющий себя крестом — больше доступен бесам. Советы и объяснения человеку, зачем нужно крещение, зачем нужно читать молитвы, освящать жилище, осенять себя крестным знамением, читать молебны святым — всё это и есть повседневная, очень обычная работа священников и для священников эти знания о том, как бороться со страхами от бесов — являются азбукой, элементарными прописными истинами. Зачем же «огород городить» на пустом месте и искать каких-то глубокомысленных и ложных теорий на стороне, когда «рецепт» страха от бесов вам легко преподнесет любой священник?

Психологи и психиатры вместо отведения человека от контакта с бесами — активно «ведут борьбу со страхами», то есть с бесами, — посредством... «наведения дружбы» с теми же или другими бесами. Посредством нахождения чего-то «приятного и интересного» в общении с отвратительным и страшным, которое законно вызывает у человека страх. По этому же принципу показывают детям современные мультфильмы, сплошь почти состоящие из тех отвратительных персонажей типа крокодилов, червей, змей, драконов, летучих мышей, пауков, — которых человек должен отвращаться и тем вырабатывать у себя полное отторжение от греха во всех видах, и в таком зримом. Потому и существуют нечистые животные. Принцип этого «психотерапевтического» научения злу показывали по телевизору в одной передаче: ребенка учили не бояться пауков через приближение к ним. Тогда как страх к нечисти врожден человеку. Все, кого Господь создал, «чтобы ругатися ему» (так сказано Богом в Библии о левиафане, огромном морском чудовище, которого человеку победить невозможно, настолько крепкая броня у него) — должны для этого и служить, человек должен отвращаться духом и делами от всего мерзкого.

«Неврастения» и «истерия» — это неверное, не соответствующее ситуации поведение человека, потерявшего нравственные ориентиры поведения. И этим вполне могут и должны и занимаются священники в своём окормлении паствы, о борьбе с этими проявлениями прекрасно и много сказано в святоотеческих писаниях. Разве священники и священные книги не призывают постоянно к бодрости и трезвению? Верная оценка происходящего — это борьба с лукавством, призыв к трезвению ума и совести, и должно быть обычным делом церкви и христианина.

Сейчас много случаев неврастении, истерии, всякой экзальтации, когда люди опираются на что угодно, только не на Бога в своей душе. Сейчас время подавляющего безбожия, тогда как только в Библии есть законы правильного взаимодействия людей. Это обычный прием психологии: сначала сменить названия известным явлениям в жизни человека, а потом наполнять их неверным содержанием, другим, чем это было до подмены. Здесь работы у священников хоть отбавляй. И они и рады бы отбавить, но не таким же способом, как передача пасомых в руки безбожных психиатров. Или через привнесение в Церковь безбожных методов «поправки мировоззрения».

Больше того, священники не могут пользоваться в своей работе такими понятиями как «неврастения» или «истерия», потому что они загрязнены психологическим содержанием, и созданы специально для того, чтобы извратить истинные смыслы спасения души, верные движения «жизни души». Причины и истерии и неврастении и любой области жизни души психиатры и психологи объясняют так, чтобы не задеть понятия Бог, чтобы не заявить об отхождении от заповедей как причины невроза. Поэтому и возникает множество диких, невразумительных теорий, которые уводят всё дальше от истинного спасения внимающих им. Поэтому священник запутается сам и запутает пасомых, если будет их уверять в истерии вместо разбирательств в недостатках трезвого взгляда на события жизни, мужественного исповедания грехов.

Помощь священника должна заключаться не только в проповеди о правильном христианском поведении, а и в подключении человека ко всем таинствам Церкви. Это всё напрочь исключается из методик психиатрии. При крещении, например, даётся ангел-хранитель, который будет защищать человека, в том числе ночью от бесов. Тогда и не будет «фобии темноты». Надо научить молиться, надо дать молитвы от бесов. Можно заказать молебен какому-нибудь святому, да и самим каждый день своими словами молиться ему и другим святым о защите. Полезно при ночных страхах просить о помощи наших современных подвижников: Пелагею Рязанскую, Матрену, Макарию. Хоть они и не все канонизированы официальной Церковью, но прославились своей огромной помощью и отзывчивостью в подобных делах. Всё это очень действенно. Как же архимандрит Керн может говорить, что «фобии», то есть «страхи» — удел психиатров, а не священников? Дело в том, что если психиатры действительно признают правость церкви — то они будут вынуждены серьёзно сократить свои «расплывшиеся» методы воздействия и на больных и на здоровых, и вообще убраться из церкви со своими притязаниями на поучение.

Не случайно в психиатрии разработан такой обширный теоретический отдел так называемых «пограничных состояний», пограничных между нормой и патологией. Эти лжетеории предназначены на то, чтобы иметь повод к воздействию в стенах психиатрических кабинетов на практически неограниченную массу людей. Происходят странные и грустные вещи. Люди отошли от Бога и тоскуют и мечутся в поисках каких-то псевдотеорий. Вернулись бы к Богу, но то ли уже не могут, то ли уже не хотят. Священники говорят: дайте нам современную теорию, описание состояния душ современных людей и пути их спасения, но так, чтобы при этом не критиковались ни священники, ни Церковь, ни паства. Но исцеление невозможно без исправления. И вот вместо правды священники соглашаются взять в красивой обёртке и активно насылаемые лжетеории лжеспасения. Теории, в которых не трогается грех.

Архимандрит Киприан пишет: «Психиатрия в руках пастыря является вспомогательным средством для обнаружения не греха (А должна бы искать грех, ибо он и есть причина всего. А чего его искать, если давно известно восемь основных страстей человека, и все врачевства к ним духовные. Гордость лечится смирением, блуд — воздержанием, и т. д. В том-то и дело, что люди ищут не путей спасения, а обходных путей успокоения совести - от авт.), а патологических явлений, связанных с заболеваниями психиатрическими, т. е. душевными, а не духовными». Не слишком ли большую область психиатрия хочет себе отвести: центральную, всю душу, и при этом объявляет себя всего лишь вспомогательной для священника? По учению святых отцов человек состоит из тела, души и духа, или, из тела и души. Чаще всего душу и дух называют общим словом «душа»: «и вдунул Бог душу живую». Дух иногда выделяют, чтобы подчеркнуть возможность богообщения, возвышенных переживаний, вознесения человека к Богу: «горе имеем сердца». Феофан Затворник описывает рассудок и ум как разные уровни развития одной и той же силы: ума. С каких это пор душу стали относить к ведению психиатрии, а не Церкви? Неужели мы согласимся с тем, чтобы душой занималась психиатрия, а не Церковь. Это уже не мелочи, какое же это «вспомогательное средство»? Погружая нас в тонкие различия христианских понятий — психологи, психиатры и согласные с ними священники лгут, — пользуясь неведением большинства людей и спокойно применяя ложные умозаключения. Архимандрит Киприан пишет: «Допускает ли тогда православная аскетика медицину? Не есть ли вся лекарская премудрость от лукавого?». То есть, он ложно приписывает Церкви крайности: или отвергайте всю медицину, или принимайте вместе с медициной и психиатрию, и психологию. Но мы не должны делать ни то, ни другое. Давно известно, что Бог разрешает врачам лечить тело, в скромных пределах своего разумения. Но если какая-то наука вторгается в область церкви — то её надо поставить на место. Пока она «дров не наломала» с душами пасомых. Архимандрит передёргивает смыслы: «В противном случае... церковная власть должна стремиться к закрытию больниц для душевнобольных». Но ведь этого никто не говорил. Архимандрит приписывает Церкви то, что она не делает, и под этим «соусом» предписывает Церкви свои «правильные» взгляды. Просто удивительно, какие приёмы лжи применяются и священниками, и психиатрами. Действительно, «правда ушла с Земли», как сказала дивеевская юродивая. Церковь не говорит о закрытии психиатрических больниц, а только о том, что психиатрические больницы должны бы стать на христиански верную позицию к душевнобольным: убрать методы насилия, которые всё равно не лечат больных; допустить священников в больницы, организовывать для больных крещение, причащение, молебны, перестать мучить больных непризнанием их действительных переживаний от встречи с насилием бесов. А вот сознательных сатанистов или нераскаянно находящихся во власти таких страшных бесов как бесы убийства и т. п. — надо бы отделять от остальных больных, и уж, по крайней мере, тщательно следить за их изоляцией от остальных.

Архимандрит Киприан пишет: «Стоит ли эта неврастения или маниакальное состояние на той же линии, что и сребролюбие или гордость?» Архимандрит Керн хочет этим сказать, что неврастенией и маниакальными (то есть навязчивыми состояниями, от которых трудно избавиться) должны заниматься психиатры, а сребролюбием и гордостью священники. Но на самом деле это всё разные виды нарушения нравственности, и, как следствие, одержимости бесами. Разница лишь в степенях одержимости. Сребролюбие и гордость — это начало, а мания преследования со стороны бесов, — это уже более грубая одержимость. Психиатры могут и должны заниматься совсем грубыми степенями одержимости типа эпилепсии и шизофрении (здесь есть грубое открытое преследование со стороны бесов), но неврастению они неправомерно переводят под своё влияние и окормление).

Термин «неврастения» сравнительно новый, медицинский, созданный ради того, чтобы затушевать нравственные корни нарушений жизни души. Вызвать неврастению как нервность поведения могут любые страсти. Ставить в один ряд совершенно разные по происхождению понятия лишь для того, чтобы уверить читателей в необходимости отделения для психологов своей области — это обычный софизм. У психологов все термины такие: берутся внешние описания процессов, потому что так легче скрывать суть души: нравственность. Можно сколько угодно описывать различную окраску и оформление будильника, но ничего не сказать о его содержании: о механизме работы. Так и опытные софисты сдвигают акценты понятий, чтобы в «мутной воде смыслов» наткнуть недоумевающего читателя на нужные ему простые по форме, но ложные по содержанию выводы. Применяются софизмы типа тех же задачек без ответов, которыми любят мучить студентов-психологов преподаватели, или психологи отпугивают слишком дотошных и любопытных к их науке обывателей: «скажите, пожалуйста: что важнее: процесс или результат; курица или яйцо; материя или сознание? Ответа же однозначного в принципе и быть не может: или-или. И процесс, и результат важен, только смотря в чем, на каком этапе и когда. Интересно, что все эти противники христианства как бы знают больше нас, предлагая нам такие задачки, о которых мы и не подозревали. Но они знают больше христиан только то, что относится ко злу и лукавству, выискивают многоразличные пути отклонения от истины, и христиане должны от них оберегаться.

В добре же они отстали от нас очень сильно, и, может быть, уже безвозвратно. Нам же приходится разбираться в подбрасываемых ими ложных теориях, потому что они сами без конца навязывают их нам. Не об этом ли сказано христианам: «Будьте мудры как змии».

Архимандриту Киприану можно бы ответить теми же словами из статьи Н. Е. Пестова «Болезни воли и одержимость», (Эти слова Керн приводит для подтверждения своей лжи, ложно толкуя их): «А святитель Дмитрий Ростовский так сказал, обращаясь к народу в храме: «Простите меня, братья, если я всякого грешника, не думающего о своих грехах, назову бесноватым. По мнению же схиархимандрита Софрония, даже «когда какой-либо страстный помысел или образ утвердится в душе, тогда человек становится в той или иной степени одержимым». Керн это говорит для обеления бесноватых. Их дальняя цель: объединить понятием беснования почти всех здоровых — для того только лишь (не для глубокого лечения) — чтобы подчинить психиатрическому влиянию и методикам как можно большую часть населения.

Крайние случаи они привлекают для подтверждения своей якобы правильности. Но крайние случаи, хотя бы и верные для подвижников — не подходят для обычных бесноватых.

Хотя и можно всякого грешника назвать бесноватым, но это не извиняет той глубокой степени бесноватости и значит, глубокой степени греха, что мы видим у настоящих, «классических» бесноватых. Подвижники имели право назвать себя бесноватыми, потому что боролись с этими, более тонкими приражениями греха. Применять же такие критерии и мерки к обычным бесноватым, которые упояются грехом — кощунственно даже.

Иначе говоря, «страсти» суть «одержимости» различной степени напряжения и силы». Можно согласиться в том смысле, что все явления духовного мира подчиняются критериям нравственности. Нельзя соглашаться в предлагаемом психиатрами смысле, что раз греховность — это всегда одержимость — то давайте пустим психиатров в Церковь. Эти все высказывания действительно святых людей архимандрит ложно применяет в своих целях. Ложно, потому что ставит их не в тот контекст, в котором они были написаны. Святые отцы находились на другом уровне святости, и вообще говорили не о бесноватых в обычном понимании. А если и о бесноватых — то всё равно не в том смысле, как им пытаются приписать такие как архимандрит Киприан (Керн).

Прочитав ряд книг по православной психиатрии, можно сделать неутешительный вывод. Психиатрия — это ещё одно бесовское орудие, которое приготовили «выпалить» по нашей многострадальной православной Церкви. Выпалили уже, потому что книг на эту тему «православной психиатрии» вышло уже много.

Удивительна взаимосвязь авторов этого направления. Они переписывают друг у друга все мало-мальски удачные, на их взгляд, «выходы на душу». «Антиномии», или «банк данных» по Б. Ничипорову. Такие мелкие, туманные и расплывчатые из-за своей лжи эти «зацепки» за христианство — что даже как-то неудобно за них. И критиковать тяжело, слишком много софизмов. Этот туман, косноязычие, невразумительные мысли и странные умозаключения встречаются всегда, когда они излагают теорию своего входа в Церковь. Когда же критикуют то, что давно известно — то язык становится хлестким, бойким, очень понятным и простым.

Психиатр Авдеев и другие сделали многочисленные подборки высказываний святых отцов «в защиту их темы». Это удивительно: как можно высказываниями Брянчанинова, Иоанна Кронштадского и др. истинно православных отцов поддержать психиатров? Это всё ловкие софизмы. Нам надо понять, каким образом и зачем психиатры умудряются привлекать на свою сторону такие многочисленные и пространные цитаты из чистого православия.

Например, Святые Отцы призывали терпеть и благодушествовать в болезнях, рассматривать болезни как крест ко спасению от пороков. И относили эти пожелания к праведникам, к подвижникам православия, по крайней мере, к тем, кто стоял на стороне православия сознательно. Психиатры же предлагают эти советы, наставления и взгляды отнести к бесноватым. Это неправомерно! Вместо покаяния и постыжения бесноватым «православные психиатры» предлагают почет и увещания к скорому получению венца за «такие страдания». Но у них хоть и страдания, но в качестве наказания, а не прибавления святости. Бесноватым надо указывать пути к исправлению, стыдить, так как они в основном не каются, а не увещевать типа «потерпи и всё пройдет». Известно, что многие бесноватые страшно хулят Бога и всё церковное ненавидят. Цитаты Игнатия Брянчанинова о терпении скорбей относились к праведникам, которые через скорби и «жизненный крест» искупали и себя и других.

В «Собрании писем Игнатия Брянчанинова» прямо говорится о том, что есть случаи, когда Господь отвергает человека, и как пример приводит «внезапную смерть и лишение рассудка» (цитата из Брянчанинова). То есть беснование владыка Игнатий ни в коем случае не рассматривал как подготовку особого венца для особого страдальца, а бесноватые и названы бесноватыми — как особые грешники, которые отказались от Бога и стали вместилищами бесов.

Истинное, точное, определенное отношение Игнатия Брянчанинова к психологии наконец- то можно прочитать в «ПОЛНОМ собрании творений святителя Игнатия Брянчанинова», том 2, начавшем выходить в Москве в 2001 году. И отношение это вполне отрицательное. БЕЗ ВСЯКИХ УСТУПОК. Святитель Игнатий именно и сразу указывает на причину полной несовместимости церковных понятий и психологии: люди, принявшие в своё мировоззрение психологические понятия — «НИКАК не могут примириться» с понятиями о душе церковными.

Святитель Игнатий написал своё мнение относительно ПРЕПОДАВАНИЯ ПСИХОЛОГИИ В СЕМИНАРИИ, когда столкнулся с этой проблемой будучи поставлен епископом на кафедру Ставропольской епархии и будучи обязанным по своей этой должности блюсти чистоту православия во всех вверенных ему учреждениях.

Свои выводы святитель Игнатий изложил не в частных кулуарных беседах, а направил прямо в Святейший Синод, написав «ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В СВЯТЕЙШИЙ СИНОД» от 4 мая 1859, № 38 (О благоустройстве Семинарии). Четвертым пунктом этого Представления в самую высшую инстанцию церкви является указание на «НЕОБХОДИМОСТЬ УСТРАНИТЬ НЫНЕ ПРЕПОДАВАЕМУЮ ПСИХОЛОГИЮ» Вот этот пункт:

«4. Необходимо устранить ныне преподаваемую психологию, заимствованную не из церковных источников, а из источников, противных Церкви; опыт показывает, что лица, заимствовавшие свои познания из преподаваемых ныне учебников психологии, никак не могут примириться с теми понятиями о душе человеческой, каковые доставляются святыми Отцами Православной Церкви, приобретшими познание о душе от просвещения свыше».

Святитель Игнатий Брянчанинов, как мы знаем, обладал тончайшим, выверенным, «духовным механизмом» чувствования присутствия прелести и лжи в самых разных явлениях жизни. Его духовной задачей, вверенной ему Богом, как раз и была необходимость выявления прелести особо запутанной, сложной. И его отрицательное свидетельство о необходимости исключить психологию из церкви (уже тогда делавшую попытки проникнуть в церковную ограду) — для нас важно и своевременно, ибо сейчас происходит та же самая ситуация экспансии психологии в церковные смыслы христианских понятий о душе. Мнение святителя Игнатия относительно психологии имеет большой вес. Его умозаключения в наше время, когда он признан непререкаемым авторитетом, наиболее точно и тонко разбирающимся во многих хитросплетениях сего лукавого времени, — могли бы сыграть для церкви спасительную роль, если бы к ним прислушались. При жизни святителя гнали, но теперь им можно открыто восхищаться. И так как у нас, как всегда, не хотят послушать современников — то пусть хотя бы послушают такого корифея православия и ревнителя особо тонкой чистой духовности как святитель Игнатий.

Но, к сожалению, у нас теперь поминают мнения тех святых, которые хотя и сыграли свою значимую роль во вверенной им Богом области — но в отношении психологии не высказывали ясно ни поношения, ни отрицания. Тем не менее, мнение этих ученых, вскользь и поверхностно упоминающих психологию, — современники объявляют непререкаемым авторитетом в деле современного признания психологии как науки. Я имею в виду общество Православных врачей Санкт-Петербурга, которые назвали себя именем знаменитого хирурга, а впоследствии архиепископа Луки Войно-Ясенецкого. Они, называя себя православными врачами, объявляют обществу об особо чистой с духовной стороны своей деятельности и этим привлекают к себе доверие и интерес православных русских — но вместе с тем как само собой разумеющееся (никто даже и вопроса такого не ставил: по какому праву они это решили?) вводят под крышу своего общества психологов и психиатров, тем самым объявляют их православными врачами (психиатры тоже работают с психологическими методиками, а также и атеистическими времен атеистического Советского Союза). Таким образом, получается открытым ещё один подпольный и неафишированный путь внедрения в Церковь психологов и психологических методик из рук психиатров.

Это общество использует тот же самый ложный прием, какой прежде был использован недобросовестными учеными в отношении теории эволюции Чарльза Дарвина, и многих других ученых. То есть они берут часть теории известного и пользующегося уважением лица и вставляют её в нужное им русло их ложных теорий. И получается, будто бы Чарльз Дарвин не веровал в Бога, а его теории есть сплошное доказательство атеизма. И будто бы святитель Лука был ярким поклонником и приверженцем психологии, хотя архиепископ Лука всего только упоминал психологию в своих работах как одну из наук того времени. Он даже почти ничего не использует из её положений. В работе Войно-Ясенецкого «Наука и религия» (М., «Троицкое слово», 2001) психология упоминается всего два раза в виде определения её как «науки о душевных явлениях» и при упоминании о том, что психология настаиват на «субъективности наших ощущений, восприятий и представлений». Таким образом, воспользовавшись тем, ЧТО ЕПИСКОП Лука ничего не говорил специально ради критики психологии (но никак её особо и не превозносил) — это общество позволяет себе объявлять психологов православными врачами.

Войно-Ясенецкий действительно был редким по своим дарованиям хирургом, прекрасным ученым со смелым и широким подходом к изучаемому материалу. Но надо понимать, что книги архиепископа Луки написаны в виде быстрого и смелого опыта научных гипотез, которые он ни в коей мере не объявлял непререкаемым авторитетом. Он всегда был за здоровую критику. Он в своих действиях и способностях похож на некий ледоход, который смело и быстро вспарывает огромные глыбы неисследованного, «ледяного» в своей неприступности для многих материала. Мысль его смела и чиста в своих устремлениях. Но, конечно, при этой работе возможны и мелкие недочеты, которые ни в коей мере не должны объявляться последователями за непреложные догмы. Те «осколки» его мыслей, которые могли бы увести последователя «не туда», и которые при внимательном рассмотрении он бы и сам отверг — не должны современниками ставиться как его непреложное и постоянное мнение, как результат глубокомысленного изучения. Например, приводя примеры обратимости многих художников к Богу, архиепископ среди обычных верующих художников называет и такого запутавшегося под конец жизни, ставшего воспевателем демонов, и сошедшего с ума художника, как М. Врубель. На этом примере хорошо видно, что святитель упомянул имя Врубеля всего лишь ради того факта, что он как и многие, обратился в своём творчестве к изображению Бога. Но недобросовестный исследователь творчества епископа Луки может теперь уверять, что Врубель был духовно чист, — раз его упомянул в своих писаниях архиепископ, канонизированный нашей Церковью. Также и в случае с психологией. Чтобы правильно делать выводы — надо честно рассматривать, что хотел сказать тот или иной святитель, и в каком контексте, и какими задачами было ограничено его писание. И не приписывать этому святителю то, чего он сказать не хотел.

Основной целью епископа было изучение отношения науки и религии, и психология упоминалась всего лишь как одна из наук, касающаяся этой области. Главное для епископа было — найти как можно больше фактов сближения науки и религии. Это был такой быстрый и мощный анализ, в результате которого возникла архисмелая по тем временам мысль, что настоящие ученые никогда не отрицали Бога. Везде и всюду архиепископ славил Бога и приводил божественные изречения из Библии, и нигде мы не найдем признания главенствующей роли психологии.

Сам епископ был как ученый образцом такой современной и своевременной мысли о насущных процессах движения мысли в науке и в этом смысле его книга и прекрасна и интересна, и посейчас она такова в отношении необходимости признания учеными Бога. Психология упоминается скорее как некая декорация того времени. Конечно, епископ не мог знать, какие теории представит эта психология в наше время, какой гибельной она станет для населения и какой угрозой для православных. Если бы ему дали высказаться сейчас — то он со свойственной ему решительностью отверг бы её вовсе.

Ученый имеет право чисто предположительно высказывать свои мнения, даже не будучи специалистом в какой-то узкой области, например, в психологии, как любознательный и очень активный человек, который «хочет всё знать», и своим смелым умом делает смелые выводы и предположения. В сочетании с последующей критикой и смирением, когда будет отсекаться неверное, — это одно из нормальных условий начала научного поиска. Но делать смелые начальные рассуждения ученого основой для твердого неверного курса — есть подлог взглядов этого ученого, нечестность подхода, софистическое увиливание от истины.

Рассуждения архиепископа Луки о науке очень интересны, но он не мог в силу специфики своей деятельности детально распознать ситуацию с психологией. Да и не была психология центром его исследования, иначе бы он с ней, несомненно, разобрался, потому что обладал главным: честностью и верой в главенство Бога.

Архиепископу Луке был дан от Бога талант яркого проповедника, в непосредственном общении обращающего народ к Богу. Он говорил о себе, что всегда мечтал стать «мужицким врачом», но он стал врачевателем душ и телес не только для простого народа, но и для ученых высшего круга интеллигенции. Он не терялся в сложных и суровых ситуациях, когда от него зависела человеческая жизнь и смерть. Когда только мужество, хладнокровие и длительная работоспособность врача могли спасти больного. Он обязан был быть властным руководителем, чтобы уметь подчинить себе ради спасения больного многих помощников-медиков. Он любил участвовать в открытых народных диспутах против атеистов и побеждал. Всё это хорошо для той широкой и почти открытой пропагандисткой деятельности, которую он вёл. Но не годилось в деле разбирательства с тонкими ересями, которыми как раз и занимался Игнатий Брянчанинов.

Своими методами и своими понятиями, но Войно-Ясенецкий тоже пришел к Богу и достиг чистоты своей души, как и многих освятил. Если бы он долго и последовательно разбирался с психологией — то несомненно бы разобрался. Но он исследовал более широко: всю науку и даже искусство. Очень широкий человек. И нам, несомненно, тоже нужны вот такие исследования. Его книги читаются легко, в них привлекает простота и ясность выражения мыслей. Но это не означает легкость исследуемого материала, простота стоящих перед ним проблем.

Нам нравится говорить и думать (это находится в соответствии с нашей совестью), что ни один святитель не противоречит друг другу, а каждый, ведомый Господом, своими талантами и в своём круге проблем успешно разрабатывает поставленную перед ним Богом задачу. В отношении психологии частично эту задачу решил епископ Игнатий: он высказался явно и недвусмысленно против существования её в стенах Церкви.

Но люди сильного характера с такой бурной, открытой людям деятельностью не могут так глубоко и тонко погрузиться в тонкие духовные исследования причин и явлений прелести, как это смог сделать епископ Игнатий Брянчанинов, чья деятельность вся почти прошла у себя в келлии, (при крайней болезненности, что тоже было промыслом Божиим, дававшим епископу глубже погрузиться в духовные рассуждения) за писанием книг, при глубоком размышлении, при глубоком сосредоточении на тонкостях духовных уклонений от истины. Потому мы и говорим, что свидетельство Игнатия Брянчанинова в отношении психологии мы должны признать гораздо более верным и точным и опираться именно на него. Мы не принижаем деятельность архиепископа Луки, — просто у Бога каждый человек трудится над данной ему областью. И этой областью, этими способностями ограничена та область вопросов и прошений, которые мы к данному святому обращаем после его смерти. То есть спрашивать совета мы должны у того, кто в данном деле специалист. Святитель Лука лишь поминал психологию в своих рассуждениях как «имеющую быть» такую науку, но вовсе не ставил её краеугольным камнем своих умозаключений. И навязывать теперь епископу Луке приверженность к психологии будет недобросовестностью и передергиванием его взглядов.

Обращаясь ко взглядам психиатров, архиепископ Лука хотел примирить науку и религию, каждую поставив на своё место. И делал это хорошо. Поэтому будет ложью и софизмом уверять, что Архиепископ Лука хотел психологию и психиатрию ввести в Церковь.

В книге «Дух. Душа. Тело» епископ Лука даже критикует психологию, чем просто упоминает как существующий факт наукообразного явления. Он говорит, что «непонятные и таинственные психические явления отвергаются официальной психологией как суеверие и сказки», — тогда как истинный ученый должен их как-то объяснять, хотя бы и при помощи Библии, относить к какому-то разряду, но не заявлять, что их нет. Он приводит интереснейший факт как хирург: у человека, которого оперировал епископ Лука, почти лишенного лобных долей — он не видел никаких нарушений психики. Епископ Лука повторяет постулат психологов о том, что «нервная система есть орган психики» (стр. 232), но только в том контексте, что главенствующим органом управления человеком является дух, душа, и сердце как её духовный центр. Психологи же уверяют, что нервная система сама по себе и есть центр души человека, а не передаточный механизм нервных импульсов. Епископ приводит множество интереснейших доказательств того, что мозг человека всего лишь конечный пункт сбора нервных импульсов, а не сама по себе «материя» души. Для людей научного склада мышления, опирающихся на факты, а не созерцательного — его книжка будет важным подспорьем в деле привнесения основ веры в мировоззрение ученого.

Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 900 | Нарушение авторских прав