АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Ошибки современного экзорцизма (изгнания бесов). Кликушество

Если лечение проблематично или духовное устроение запутано, то это еще не значит, что человеку необходимо идти к психологу. Если батюшка не справляется с паствой — то надо понимать, что без усилий пасомого и батюшка не спасет, что надо и самому исправляться, надо больше полагаться на Бога, но никак не обращаться к слугам сатаны. Как это сделал Саул и оттого окончательно погиб от гнева Божия. Если священнику не дано благодати изгонять бесов из пасомых, если и сами пасомые не ведут благочестивую жизнь и непрестанно впускают в себя бесов своим поведением — то не надо делать вид, будто изгнание бесов возможно в такой ситуации.

В нынешнее время, когда нет живых святых или они вынуждены скрываться, или им вообще не дано такое яркое проявление их угодности Богу как изгнание бесов из бесноватых — быстрых и явных исцелений беснующихся почти нет. Или они есть у раки с мощами усопшего святого, или по долгой домашней молитве (и исправлению от греховной жизни) к усопшему святому, а просто отчитка (без исправления) вряд ли подействует. Надежды на церковные таинства в обход взвешиваемости собственной вины и способности к покаянию столь велики — что люди напрасно проводят многое время на святых местах, желая чисто механистически, без исправления души, получить исцеления. Исцеления и раньше были, но не вслепую, не «кому повезет», а кто сможет впредь остаться в рамках хоть какого-то благочестия. И когда желающим исцелиться от телесных болезней людям указывают на недостаток духовного благочестия, необходимого для исцеления («все болезни от греха»), — они гневаются, как разгневались услышавшие слова Господа о том, что кроме вдовы из Сарепты никто не исцелился и не получил помощи, тогда как вдов — много.

Очень прискорбно то, что начало бурно развиваться и подзабытое кликушество. Это истерия, а не настоящее беснование. Но его становится очень много. Люди позволяют себе кричать при приближении к святыне, падать на пол и высказывать все некрасивые мысли, пришедшие в голову, вплоть до оскорбления святыни. И это есть не беснование, а просто несдержанность и неверно понимаемое христианство. Кликуши при этом по серьёзному не мешают священнослужению, проведению таинств, исповедей, не мешают порядку богослужения. В отношении священников высказываются даже благочестиво и лестно, их «ругательства» и поношения выглядят как похвала, например: «Ох, какой ты батюшка сильный, ну прямо жжёшь нас своим крестом!». Какое же это беснование? И даже хуже: это вид лести, угодной и священнику, и прихожанам, с интересом наблюдающим «безплатный цирк» (как выразилась сама о себе одна такая бесноватая после «приступа» катания по полу: «ну давайте теперь деньги за цирк безплатный»), разнообразящий их скудную духовную жизнь и подтверждающий наличие сильного христианского «поля» в данной церкви. Этим привлекаются новые прихожане, батюшка купается в лучах славы, а то ещё и деньги, и немалые, берётся зарабатывать на отчитке от бесов.

Мысли таким кликушам или просто невоздержным истеричкам, желающим получить внимание, или самовлюбленных в свою чувствительность и особость (об этом говорят почти музыкальные стоны, красивые, а не безобразные изгибы телом, красивые одежды «одержимых») — скорее всего, подсказывают бесы, но человек на то и человек, чтобы сопротивляться бесовскому влиянию. Мысль, высказанная вслух — есть более худший грех, чем просто принятая к рассмотрению, или соуслаждаемая с бесами мысль.

В связи с этим можно привести в свидетельство наблюдения наших психиатров, которые хотя в чем-то пригодились. Но, конечно, такое легкое использование всего лишь их опыта наблюдений не есть применение их теорий в церкви. Ведь психиатры всё равно эти наблюдения не соотносят с бесами, а значит, не могут дать даже достаточно верную картину наблюдений.

При использовании наблюдений психиатров над бесноватыми нужна та же осторожность, как и при приближении епископа Варнавы или Феофана Затворника к психологическим понятиям. Кто не понимает глубоких ошибок психиатрии, кто не уяснил ловушек психологии — тому лучше не рисковать в любопытстве к этим данным, это слишком опасно для христианского мировоззрения.

Так вот психиатры были вынуждены отграничить истериков от бесноватых (истинно бесноватых). Но они эту правду выпели только потому, что она не мешает непризнанию Бога. Это правда по мелочам. Эту правду, в принципе, может разглядеть любой священник, да и вообще любой человек в состоянии различить истерию и настоящее беснование, по крайней мере, тот, кого это коснулось: например в семье, где появился бесноватый.

К сожалению, только эти мелочи мы и можем использовать от учения психиатрии, причём не как ведущее знание, а как иллюстрация для наших исследований, как перечисление упорядоченных сведений, неизвестных читателю, не сталкивающемуся с припадками. Их можно и не использовать, для разбирательства с бесноватыми было бы достаточно и сведений священников, данных из книг. Мы их приводим потому, что делаем сравнительный анализ некоторых психиатрических и христианских знаний, пытаемся найти хоть что-то полезное и найти те области, где знания хоть как-то сближаются, — с одной стороны; и подчеркнуть расхождения — с другой стороны. К сожалению, мы не можем такие данные взять из христианских источников, так как традиции верного, своевременного и современного накопления знаний были прерваны, и поэтому в наше время нет таких исследований, где бы мы могли без многочисленных ложных терминов, только затушевывающих христианскую суть дела, и без прелести уклонения в различные атеистические теории — получить знания о современных бесноватых. Нет и серьёзных христианских заведений, «домов призрения» душевнобольных, где эти бы сведения были систематизированы и приведены в соответствие с христианской теорией об одержимости и соотнесены с современными формами изменения картины болезней. Психиатры таких сведений дать не могут и не хотят по причине абсолютного атеизма их взглядов.

Психиатры говорят об увеличении «стёртости» картины болезни. Но серьёзного обсуждения своих ошибок с точки зрения христианства они и не думают допускать. На самом деле и в помине нет серьёзного диалога между психиатрией и Церковью. Нет и «движения» в официальных структурах Церкви, которое бы показывало заинтересованность в накоплении таких данных и составлении такого сравнительного анализа. Психиатрия не позволит такой критики, а официальная Церковь не будет идти на конфликт «вскрывания язв» психиатрии. Таким образом, становится совершенно очевидным, что лозунги объединения Церкви и психиатрии — фальшивы и ими прикрываются нужные кому то нападения на чистоту православного мировоззрения Церкви.

Таким образом, если бы Церковь захотела использовать знания психиатрии для своих нужд — то ей пришлось бы сначала тщательно просеять эти знания сквозь «сито» христианских понятий, и «отжать» из них те крохи, которые не запятнаны атеистической ересью. Этого у нас тоже никто не сделал, и похоже, что это по-настоящему никому не надо. По крайней мере, те, кто должен бы этим заниматься — не занимаются. И потому опять происходит накопление искусственного дефицита знаний, на основе которого и паразитируют предложения объединения с теориями неправедными.

Итак, в учебнике Морозова и Ромасенко читаем: «Любой медицинский работник должен отличать эпилептический припадок от истерического. Продолжительность эпилептического припадка обычно не превышает 2-3 минуты». А мы добавим, что наши кликуши произвольно регулируют продолжительность своих выкриков. Например, пока не устанут: 15 минут, до получаса. Или пока им позволяет священник. Пока длится таинство исповеди, на котором они свободно присутствуют и где могут себя «показать и высказаться». Под видом беснования происходит очень грубая лесть, когда кликуши, например, кричат, что батюшка такой благочестивый, что им «даже противно», и они бы его стукнули, если бы могли, но не могут подойти, от батюшки сила исходит.

Возможно, такого содержания выкрики есть и у истинных бесноватых, по крайней мере, были в отношении выдающихся экзорцистов, каким был Иоанн Кронштадский, но надо внимательно различать причины подобных выкриков у современных одержимых (одержимых скорее тщеславием, то есть более мягким вариантом одержимости по сравнению с грубым беснованием, когда тело и голосовые связки не подчиняются человеку). Кликуши могут ловко подстраиваться под настоящих бесноватых, но их всё же можно различить, тем более священнику, постоянно имеющему с ними дело. У кликуш всё это происходит, можно заметить, в рамках некоего «благочестия», соорганизованно со временем и местом проведения, например, исповеди, времени литургии, и от настроения священника. Кликуши не кричат до проведения исповеди, они не падают на пути к храму. Могут, конечно, если они САМИ так захотят, сочтут нужным и удобным. Но если человек истинно одержим бесом на уровне тела уже — то он падает не тогда, когда хочется человеку или позволяет «поваляться» священник — а когда угодно бесу. «И кидал его и в огонь и в воду», стараясь убить, — сказано в Евангелии об отношении беса к бесноватому.

Может быть, конечно, что бесу угодно льстить священнику, когда он видит, что священник готов предаться во власть тщеславия.

Кликуши спокойно встают с пола, прокричавшись. Они даже иронизируют по поводу всеобщего внимания к ним и «в шутку» требуют денег «за бесплатный концерт», «за цирк», то есть, они прекрасно осознают своё поведение, помнят всё, что с ними произошло. А ведь у настоящих бесноватых, у эпилептиков, например, происходит амнезия, то есть выпадение памяти о том, что с ними было в момент беснования.

Кликуш не боятся их родственники и внуки, и дети, не опасается их и священник. Дети и внуки кликуш, подростки, достаточно взрослые для осознания такого поведения, и достаточно малые, чтобы не солгать, очень спокойно заявляют, что не боятся своих таких «бесноватых» родственников. Тогда как родственники настоящих бесноватых очень тягостно переживают необходимость жить вместе, боятся припадков, всегда подтверждают их неожиданность и «неудобность» случающегося для окружающих.

Далее в учебнике Ромасенко читаем: «При эпилептическом припадке реакция зрачков на свет отсутствует, при истерическом — сохраняется. При эпилептическом припадке отмечается бледность и синюшность лица, при истерическом лицо больного не теряет своей окраски или несколько розовеет. Истерический припадок не сопровождается амнезией, при нём не бывает прикусов языка». Даже выкрики и телодвижения истеричек бывают не без красивости и кокетливости. И истерички всё прекрасно помнят, полностью ориентируются во времени и месте, оставляют впечатление абсолютно нормальных людей, когда они вне церкви, когда не видно их беснования.

Продолжаем читать: «При истерическом припадке больной никогда не получает тяжелых повреждений, как это иногда бывает при эпилепсии. И, наконец, учитываются симптомы, которые наблюдаются после эпилептического припадка, в межприступном периоде». Действительно, многим наверно не раз приходилось видеть тяжелые и совсем не красивые судороги эпилептиков. Язык эпилептики иногда прикусывают до крови, а могут и совсем откусить, поэтому окружающие их люди всегда наготове и стараются удержать бьющееся в судорогах тело эпилептика, чтобы человек сильно не разбился, просовывают ложку внутрь рта, чтобы человек не кусал самого себя и чтобы не задохнулся. Это всё страшно видеть, а совсем не красиво и не интересно, как «выступления» кликуш. То есть эпилептик не управляет своим телом в момент беснования, а телом управляет бес. (Хотя эта власть беса тоже простирается только до какой-то степени, иначе бы бесы всех людей давно бы просто убили). Кликуши же вполне руководят своим телом

Падения эпилептиков при приступах могут быть страшные, могут убиться насмерть, если приступ на высоте. Могут убиться просто из положения «стоя», потому что падают «как столб», всё равно на что и всей тяжестью тела, нисколько не группируясь для смягчения удара. То есть с момента начала приступа беса, «ауры», «ветерка», как они его ощущают, — одержимые по эпилептическому типу бесноватые уже ничего не помнят и не руководят собой, сознание и руководство телом отключается. Поэтому и повреждения тела бывают очень серьёзные. У истеричек же не происходит ничего подобного. Они кричат и изгибаются «в своё удовольствие». В любом случае настолько — насколько это может терпеть батюшка. Или пока не устанут.

До чего дойдёт такое окормление наших пасомых, когда священники не знают или не хотят знать элементарного.

Прискорбно отмечать, что сами батюшки (из тех, кто занимается отчиткой) подталкивают их к этому поведению, заявляя, например, такие вещи как: «через это выходит бес», то есть через эти выкрики и падения, через эти некрасивые телодвижения, необычные, изгибания. Но если бес себя этим и обнаруживает, — то никак не к тому, чтобы выйти. Тем не менее, отчитывающий священник говорит, чтобы больные не сдерживались (это выяснялось со слов болящих, — так они понимают туманные проповеди экзорциста, потому что ясного учения им не преподаётся, его и быть не может при таких искажениях истины), чтобы выкрикивали то, что им приходит на ум. Но ведь и гневный человек, и ругатель должен сдерживаться — это известная норма христианского поведения. Так мы боремся с приступами гнева, гневного беса. Помогаем себе молитвой, то есть призываем Бога на помощь. А если человек уже совсем не может сдерживаться, то он и не будет спрашивать батюшку, сдерживаться ли ему. Настоящие бесы настоящих бесноватых «схватывают» везде и всюду, не выясняя желания священника. И вот с такими-то настоящими бесноватыми священники и стараются не связываться. Их можно понять, потому что бесноватый уже человек не окормляется традиционными средствами церкви типа проповеди и исповеди, рассчитанных на здравый ум и руководство самим собой. Бесноватый — это крайний случай искалеченной души, когда человек уже не совсем принадлежит себе, а и бесу. А беса проповедями не возьмешь. Хотя беса и можно изгнать через таинства, но мы знаем, что если Бог уже попустил такое, то это почти неисцелимо, как раковая опухоль.

Верно то, что настоящие бесноватые должны быть, и так и бывает, в отдалении от церкви, от частого её посещения. Но отчего тогда священники так привечают этих «удобных» бесноватых, то есть кликуш.

«Болящие» (так в церковном обиходе называются беснующиеся перед святыней) приучают себя к тому, что внимательно прислушиваются к своим чувствам и ощущениям при приближении к иконам, например, пытаются уловить отторжение, толчок, желание крикнуть, воспротивиться (так они рассказывают об этом сами). И следуют этим импульсам, и кричат. Но ведь на таком-то уровне у любого человека могут возникнуть посторонние мысли. Обычные христиане во всю свою жизнь приучают себя отсеивать дурное и следовать хорошему. И эта борьба — норма поведения нормального человека. Проводящий же отчитку батюшка наталкивает «болящих» на такое неправильное поведение, скорее на уловление неверных мыслей и чувств и потакание этим отторжениям от святого, чем противостояние им. Священник уверяет, что надо дать выход бесам, что «так бесы выходят». Но бесы так не выходят — а укрепляются. Чем чаще человек позволяет себе гневаться или чревоугодничать — тем больше укрепляются в нем бесы, и он больше повержен этим грехам. Чем чаще и тщательнее человек прислушивается к своим бесам и повторяет за ними их внушения — тем больше бес укрепляется в них, тем больше отходит от таких Бог. От такого окормления можно ввергнуть человека и в настоящее беснование, когда люди кричать будут уже действительно против своей воли и не только кричать, но и биться: «и бросал его бес и в огонь, и в воду, желая погубить», — так в Евангелии сказано об отношении бесов к человеку, подвластному им.

Конечно, современные люди таковы, что придя в церковь впервые — могут испытать и отторжение и отвращение к иконам и благочестию вообще, но с этим надо бороться, а не потакать. И, пожалуй, это настолько тонкая работа, что сделать это может только Господь. «Починить струны души человека», чтобы они источали музыку добра, чтобы ЕЮ упивались, а не злом. Священникам надо бы побольше работать в «паре с Господом», опираться на Его помощь и участие, но в реальной жизни и отношениях почему-то всё больше чувствуется уже только один священник. Человек, придя в церковь — должен чувствовать не человека-священника, а священника — служителя Бога, не затеняющего Бога собой, чувствующего Бога и могущего дать в своём поведении и отношениях с людьми это чувство живого присутствия Бога и понятия: как Ему служить. А если этого нет, то лучше уступить дорогу Богу и не окормлять там, где не понятно, как окормлять. И уж тем более не обращаться к противохристианским теориям типа психологии и психотерапии психиатрической. И уж тем белее не стремиться отчитывать и привлекать к себе бесноватых, обещая им освобождение от беса «за определённую мзду». Таким путем они только вырастят около себя кликуш.

Такое чувство, будто современный экзорцист (то есть отчитывающий от бесов священник) — специально выращивает около себя удобных ему бесноватых. Вот, мол, какой я сильный батюшка, они все от меня кричат, а я их не боюсь. Таких-то «приручённых» конечно, что бояться? Возможно, что у подобных батюшек это просто способ заработать деньги (как отец Тихон в станице Барсуковской в Ставропольском крае) или способ заработать себе славу сильного духом священника, то есть это болезнь тщеславия. Отчитываемые постоянно ходят в храм, их к этому обязывают, или просто объявляют это необходимостью и тем создают вокруг батюшки атмосферу почтения, поклонения и даже раболепства. Тогда как истинной проповедью должна стать проповедь воздержания во всех страстях, нелицемерного исправления самих себя, отсутствия человекоугодничества в отношениях. Истинной проповедью должна быть проповедь поклонения Христу, приближения к Нему, общения с ним. Но незаметным образом акценты сдвигаются на самих священников, и даже на поклонение бесам. «Священник работает в паре с бесом». Трудно уловимая гордость, тщеславие и другие грехи как бы незаметно для самих священников и их пасомых делают священников служащими чему угодно, но не Богу. И некоторые, которые глубоко работают в этой области экзорцизма, действительно, становятся по сути дела сильными колдунами, не терпящими возражений людьми, гордецами, наказывающими всех непослушных через эту связь с миром невидимым. Ужасно, что вокруг них и монастыри могут создаваться, и люди к ним приезжают на постоянное жительство даже из других областей. И всё это преподносится приехавшим новичкам, как истинное православие. Но в конечной своей форме это станет рассадником бесов, насаждением одержимости в самой церкви, порчей и тех, кто мог бы ещё стать нормальным христианином.

Глубоко бесноватому, шизофренику, например, действительно, претит чтение духовных книг, он их «не понимает», не чувствует. Таковы все глубоко подчиненные бесам. Шизофреник не может читать святые книги ради получения из них духовной пользы, ему не интересно, «не к сердцу», давно занятому другими ценностями, но сами по себе книги вполне держит в руках. А эпилептики, например, вполне могут работать в церкви, читать АПОСТОЛА, петь на клиросе, ухаживать за свечками. У нас в церквях даже стараются принимать на работу таких, даже больных, потому что они показывают «полное смирение и послушание». Но только в чем?

Таким образом, отвращение к «святыням церкви», к святой воде и христианским книгам, даже Евангелию — вовсе не показатель беснования или его отсутствия, — как это сейчас пытаются объявить чуть ли не главным критерием наличия беснования. Если в Церковь будут проникать такие поверхностные критерии без серьёзного рассмотрения всей картины болезни и без рассмотрения особенностей истинной духовности и лукавой мимикрии под неё — тогда в церкви, действительно, и колдуны будут работать и умственно отсталые и эпилептики и другие настоящие одержимые (как это не раз приходилось наблюдать). Ведь колдуны, например, ничего не боятся, если оно творится чисто как обряд: ни целования креста, ни святой воды, ни просфор (они могут работать на выпечке просфор, любят работать на кухне. «Скоро колдуны все просфоры перепортят», — говорила Пелагея Рязанская), ни причастия, ни благословения, ни исповеди, ни соборования. С удовольствием принимают во всём этом участие и даже очень стремятся быть на работе в церкви, так как тем самым имеют близкий доступ ко всему церковному (ведь их работа — портить христиан). И их берут, потому что они согласны на малый заработок и выказывают полное послушание. Потому что и требуется-то всего только внешняя сторона выполнения каких-то работ.

Когда человек отходит от нормального состояния настолько, что становится бесноватым, то священнику, пожалуй, почти нечего делать. Крещение, причастие — это требы, где действует Сам Господь. Можно окрестить и причастить, если бесноватый поддастся, духовного же окормления таким людям уже не к чему прививать. Процесс сознательной борьбы со своими грехами есть сердцевина духовной жизни человека, и церковные таинства в этом помогают человеку. Бесноватому же это уже ничего не нужно, так как он не владеет сам собой. За бесноватого могут молиться родственники, но сам этот человек уже перешёл некую границу, отделяющую возможность сознательно и целенаправленно спасаться. И его родные могут только надеяться на милость Божию по отношению к нему.

Таким образом, попытки заявить о вхождении в Церковь психиатрии потому, что и христиане иногда становятся бесноватыми — беспочвенны. Бесноватых берут на попечение родственники, потому что они сами за себя уже не отвечают. Бесноватых отделяют от обычного течения жизни обычных людей, потому что их уже ничем не вразумишь. Есть некий предел в освящении и вещей и человека. Например, можно освятить воду, но нечистоты освятить нельзя. Можно проповедовать слово Божие человеку кающемуся, но закоренелому сатанисту, или масону, что одно и то же — бесполезно. Так же и с бесноватым. Есть в грехах людей определенная грань, из-за которой человек уже не хочет или не может вернуться. И тогда его родным можно уповать только на особое Божие милосердие. Но будет ли оно, ведь никто из живущих не оставался без вразумления Бога? У нас любят твердить о милосердии Божием, и в сознании верующих планка грехов настолько опустилась, что им уже кажется, что можно грешить бесконечно и в чем угодно. Но так появляются самоубийцы: зайдя глубоко в грех, успокаивая свою совесть — вдруг видят себя во всём повязанными греховными узами и не могут в единочасье разрубить этот уже железный узел.

Само по себе беснование — это такой крайний случай, что и исцеления от него вряд ли стоит ожидать. Это тот случай, когда Господь решил уже попустить лишить человека своего человеческого достоинства, отдав его тело быть жилищем демонов. «По грехам вашим да будет вам». Но может быть тогда человек всё же приобретет некое драгоценное в глазах Бога смирение: «да спасется дух». В любом случае объявляются бесноватые чуть ли не святыми ради того, чтобы обязать священников заниматься психиатрическими методами, вводить эти грешные теории в обиход церкви. Всё перепутывается специально, и в этой мутной воде смыслов священников уверяют в явных глупостях, заставляют отходить от чистоты православия. И священники, если не будут вопрошать свою собственную совесть — так и сделают.

Такие глубоко бесноватые в Церковь, конечно, не ходят, разве что их насильно приведут иногда родственники. Им уже ни до чего нет дела. Они заканчивают свою жизнь в этом ужасе, и дай Бог, чтобы само по себе это им было в искупление. Глубоко неправильны попытки авторов книг по «православной психиатрии» (Авдеев) представить бесноватых как христиан-страдальцев, мужественно несущих свой «крест страданий».

Так что у священника нет уж такой насущной проблемы как окормление бесноватых. Так что психиатры насильственно и лукаво предлагают свою помощь церкви. Глубоко бесноватых можно изолировать — и этого достаточно. Церковь им уже не поможет. А если можно помочь крещением, причастием и какой-то проповедью основных понятий христианства — то для этого опять же не нужно священникам брать в свой арсенал знаний и приёмов психиатрические методы работы с бесноватыми и психиатрические богоборческие теории современной атеистической психиатрии.

С начальными же этапами сосложения с бесами Церковь всегда боролась и все знания, и способы борьбы с этим у священников есть, они прекрасно описаны в многочисленных святоотеческих книгах. А современные проблемы усиливающегося лукавства, гордости, несамоотверженности, расслабленности и т. д., которые мешают людям исполнять требуемое церковным укладом, — врачуются всё теми же церковными таинствами и сокровенной жизнью в Духе. А для тех, по сути дела сейчас всех, — кто не хочет каяться — Бог ещё оставляет путь «скорбей и болезней».

При оскудении духовности наставников, при оскудении духовных книг, которые бы описывали современные проблемы и указывали пути выхода из них, — человек должен приближаться к окормлению усопшими святыми и самим Господом, не отвергая таких «механистических» способов получения благодати как причастие, то есть таких, где роль священника сведена до минимума, где духовный уровень руководства священника почти не играет роли. Ведь можно исповедоваться без особых пояснений, в общем и целом перечисляя основные виды грехов, — тогда не будет и неправильных советов. Конечно, подробная и точная исповедь была бы лучше, но дело в том, что священник, как и всякий человек, способен верно и до тонкостей руководить спасением от грехов только тех, которые он сам в себе уже изжил. А если не изжил, то нужно просто принимать исповедь, советовать в самом общем виде, давая только общее направление, если оно не верно ещё понимается прихожанином. А если священник считает себя обязанным и могущим осуществлять духовное руководство во всём и до тонкостей, — но не может этого реально, — то он неминуемо начнёт возмущаться, неправильно советовать, а то и вообще отлучать от причастия. В таких случаях исповедь надо дополнять мысленным исповеданием грехов перед Богом и святыми, стоя перед исповедью. Впрочем, такое покаяние возможно и в любое время дня и ночи. У нормального христианина оно постепенно распространяется на всё время жизни на земле.

Такой путь: «скорбями и болезнями», — указан потому, что просто благого расположения уже не хватает. Если священники чувствуют свою немощь — то врачевать они её должны у Бога, а не у психологов. Если бы священники просто в смирении сердца славили Бога и не руководили там, где уже не могут — то не было бы этих вопиющих ошибок, когда за спасением обращаются уже не к Богу, а к слугам бесов.

Также и пасомым своим священники не имеют права советовать обращаться к психологам или психиатрам. Просто глубоко бесноватого можно отправить к психиатру для отграничения его от общества, но это всегда и практиковалось и не вступает в противоречие с Церковью, и не подразумевает необходимость использования священниками методов психиатров. Ведь сами священники не будут надевать смирительных рубашек, ДЛЯ ЭТОГО ЕСТЬ ПЕРСОНАЛ ПСИХБОЛЬНИЦЫ. Но под видом необходимости существования психиатрических клиник — священникам в этих новых книгах о «православной психиатрии» и «пастырской психотерапии» прямо таки вменяется в обязанность применение в пастырской практике методик обработки мировоззрения пациентов способами психотерапевтов. Такие аргументы — есть ложь и софизмы.

КРИМИНАЛЬНЫЕ ПОСТУПКИ БЕСНОВАТЫХ. МОГУТ ЛИ ПСИХИАТРЫ ВЫНЕСТИ ВЕРНЫЙ ПРИГОВОР ОТНОСИТЕЛЬНО СТЕПЕНИ ВИНЫ БЕСНОВАТОГО — ЕСЛИ НЕ УЧИТЫВАЮТ СУЩЕСТВОВАНИЯ БОГА И БЕСОВ?

Не учитывая существования Бога, — психотерапевты не опираются на такое важнейшее правило как: признание доброго, добродетельного устроения природы человека, существа человека — изначально, по причине создания человека Богом «по Образу и Подобию Божию». От этого они приписывают человеку многие грехи, оправдывают наличие грехов и не признают вины человека там, где вина очевидна. Такое ложное согласие с наличием греховной сущности человека от природы характерно для психологии как науки, и для психиатрии, потому что их научная база понятий одинакова. И первыми «камнями в здании» наук психологии и психиатрии являются неверие в существование Бога и бесов.

Психиатры не учитывают влияния бесов, поэтому не отражают в своих теориях влияния бесов на болезнь. Этого признания существования невидимых духов нет ни в описании клиники (картины) заболевания, ни при анализе анамнеза (истории, течения) болезни, ни при назначении «лекарств». Но бесы существуют, и это сущности вполне самостоятельные, более умные чем люди и склонные только ко злу. Если это не учитывать, то невозможно прогнозировать великую опасность поступков таких людей как сатанисты, да и любую меньшую степень одержимости. Например, таков убийца оптинских иноков (1993 год) Аверин, который сознательно, «в полном уме и здравой памяти» заявил о своём согласии подчиняться убийственным приказам сатаны, бесов. Он не был в полной мере наказан, не был достаточно изолирован от общества (ему присудили психиатрическую больницу, а не тюрьму строгого режима пожизненно).

Вот что сказал по поводу таких процессов психиатр (он себя не назвал) из статьи сборника «О душевных болезнях. Духовная беседа», Издательство Московской Патриархии «Благо», 1998 г.: «...Многие криминальные поступки и самоубийства получают в печати рациональное объяснение и освящение, тогда как из описания характера криминала или способов суицидных попыток (к самоубийству - от авт.) нередко возникают серьёзные подозрения в том, что они были совершены душевнобольными».

Психиатр указывает здесь на то, что если криминальный поступок совершается душевнобольным, то наказания такой человек понести не должен, и не должен иметь порицания со стороны общественности. Но общественность здесь более нравственно чутка, чем психиатры. Если опасность вполне реальна, то люди должны хоть что-то знать о ней и как-то защищаться.

Вопрос стоит о степени вины душевнобольного. Психиатры же вообще не решают этот вопрос, а только лишь определяют само наличие одержимости. И если, по их мнению, одержимость есть, то и вина с душевнобольного снимается. Очевидно, что различия в оценке поведения душевнобольного происходят от наличия или отсутствия признания существования Бога, а значит и демонов.

Проблемы с этими расхождениями во взглядах церкви и психиатрии возникли в России со времён октябрьской революции, когда христианские знания об устройстве мира были в приказном порядке объявлены неправильными.

Официально лишая свои теории признания существования демонов, вызывающих одержимость — психиатры не могут и составить сколько-нибудь вразумительной и стройной теории различных степеней одержимости, и, соответственно, различных степеней признания вины совершившего криминальный поступок. Тогда как у святых отцов есть прекрасные градации на сей счёт.

Психиатры мучаются в море неясных признаков одержимости, не имея права соотнести беснование ни со степенью нарушения нравственности, ни со степенью опасности больного для общества. И так как у них нет четко признанных официальных критериев и степеней сосложения с бесами, то и решения психиатров сугубо индивидуальны, сильно разнятся в своих выводах и запросто могут привести к оправданию опасного преступника.

Так по каким же признакам винить или оправдывать душевнобольного? Кто такой душевнобольной? Очевидно, что «больной духом» человек. Так как у психиатров нет верного определения существа «духа» (по причине их неверия в существование невидимых тонких материй, составляющих самую суть человека), то мы должны искать определение духа у христианских писателей, Святых Отцов, которым знания были открыты Духом Святым. К области духа человека святые отцы относят всю совокупность нравственных чувств, высокие духовные свойства человека, позволяющие ему общаться с Богом. А раз так, то при постановке диагноза вины-невиновности не надо ли разбираться между нарушениями нравственности человека и степенью прилогов (приражений, присоединений) бесов. При этом нужно всегда помнить, что любого человека Бог вразумляет относительно степени своей вины, нравственности. Любому человеку Бог даёт увидеть правду жизни, любого не оставляет без попечения. И если человек всё же склоняется на сторону бесов, то соответственно он и должен понести вину и наказание.

Надо взвесить нравственную вину человека и соответственно выносить приговор. А для неверующих психиатров, считающих голоса бесов галлюцинацией — разве возможно твёрдое духовное рассуждение? Так, Аверин, убийца трёх лучших оптинских иноков был признан психически больным и поэтому освобожден от настоящего полного наказания как душевнобольной. Но интервью с ним в следственном изоляторе показывали по телевидению, и отлично было видно, что Аверин находится в трезвом уме и здравой памяти. Аверин совершенно спокойно и прямо говорил, что повторил бы убийство, если бы что-то не получилось. Говорил, что совершил убийство потому, что поклоняется сатане, что «знает о существовании и Бога и сатаны также же ясно, как то, что видит сейчас перед собою и журналиста, и следователя». Таким образом, отрицая существование Бога и бесов, психиатры не могут поставить точного диагноза нравственного падения человека. Нравственное падение приписывается некой ни за что не отвечающей сущности: «беснованию». Тогда как этот мир совсем не безсмыслен и не безконтролен, и абсолютно всё в нём имеет свои причины и своё наказание.

Высказывания Аверина и ему подобных психиатры называют «бредом преследования» или «религиозным бредом». Бред — то есть выдумки, навязчивые мысли, которые не имеют под собой никакой реальности. А раз нет сатаны, то нет и наказания. Раз нет сатаны, приказывающего убить, то нет и вины Аверина, добровольно подчиняющегося сатане, нет и опасности того, что Аверин снова убьёт.

Всё это разбирается ради того, чтобы на каких-то достаточно серьёзных примерах показать, что психиатрия не может служить своими взглядами для церкви. Если в крупных вещах она так ошибается, то что будет в более частных случаях воздействия на мировоззрение пациентов.

Наверно, нелегко пациентам психиатрических клиник, когда им в глаза говорят, что нет никаких голосов, преследований и мучений со стороны бесов. Или не говорят, но больные знают, что все их высказывания и описания воздействий бесов записываются как бред. Могут ли неверующие врачи действительно искренно посочувствовать больному или верно посоветовать путь исцеления, показать его как путь покаяния (обдумывание своей жизни, поиски в ней нравственных ошибок, осознание себя грешником, это длительный процесс)? Если Церковь не в состоянии заставить психиатров перестроить их взгляды — то пусть, хотя бы, не принимает их в свою ограду, к своей пастве.

Аверин рассказывал, как он делал клинок с числом «666», как готовился, что и как говорил ему сатана, повелевая убить иноков. То есть это не был импульсивный необдуманный поступок, и тело подчинялось Аверину. А раз так, то мы не можем говорить о насильственности или неосознанности поступка Аверина. Аверин последовательно убил троих, то есть не остановился, пока не выполнил все приказы сатаны. Это всё говорит о вменяемости его рассуждений, подчиняемости тела. Аверин хорошо прятался, его поступки нельзя назвать безумными в смысле отсутствия логики, последовательности, ума.

Степень и глубина понимания согласия на грех в компетенции только того, кто имеет представление о духовной брани с бесами, о её степенях и ступенях. Это христиане, а также те, кто прямо служат сатане: сатанисты, масоны. Не случайно и Авдеев вскользь упоминает дело Аверина. Освобождение Аверина от наказания без масонов и сатанистов наверно не обошлось. То есть в духовном плане у нас наиболее образованы те, кто этот духовный план знают, чувствуют, признают, пользуются им. Только христиане пользуются этими знаниями для спасения себя и близких, а колдуны, сатанисты, масоны, экстрасенсы и психологи (глубокие методы наведения психотерапевтического транса, рибёфинг и тому подобное суть методы соединения с бесами) — для погубления людей, хотя и не все в полной мере осознают это. Особенно психологи страдают малым осознанием безнравственности своих теорий. Наукообразность их теорий и официальная признательность государством их профессии поставили их в ряд наиболее безсознательных слуг бесовских теорий, и наиболее опасных сейчас для общества, — как скрытых врагов православия.

Несерьёзно даже и думать, что психиатры могут тут что-то решить без понимания и даже без признания существования этой бесовской реальности.

Действительно серьёзные разработки этих вопросов мы можем найти у святых отцов. Так, Иоанн Лествичник пишет о степенях сослагания с бесами, с грехом (а значит и о степени наказания, о степени признания вины): «По определению рассудительных отцов, иное есть прилог, иное — сочетание, иное — сосложение, иное — пленение, иное — борьба, и иное, так называемая — страсть в душе. Блаженные сии определяют, что прилог есть простое слово, или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце; а сочетание есть собеседование с явившимся образом, по страсти или безстрастно; сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением; пленение есть насильственное и невольное увлечение сердца, или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение; борьбою называют равенство сил борющего и боримого в брани, где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем; страстью называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе, и через навык сделавшийся, например, как бы природным её свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится. Из всех сих первое безгрешно; второе же не совсем без греха; а третье судится по устроению подвизающегося; борьба бывает причиною венцов или мучений; пленение же иначе судится во время молитвы, иначе в другое время, иначе в отношении предметов безразличных, т. е. ни худых, ни добрых, и иначе в худых помышлениях. Страсть же без сомнения подлежит во всех (случаях?) или соразмерному покаянию, или будущей муке».

И всё это — если человек христианин — и пытается бороться. А если он как Аверин, к желаниям сатаны прилагает свою человеческую силу — стремясь со всею силою вниз — то какое здесь может быть оправдание? А если сатана опять прикажет? Раскаянья-то нет. Падение Аверина глубочайшее, и вина его великая. Церковь сама должна была выносить о нём суждение, как единственная располагающая знанием и рассуждением в этой области. Таких как Аверин надо изолировать от людей самым строжайшим образом, и, конечно, на всю жизнь.

Непризнание вины Аверина говорит об абсолютной духовной слепоте психиатров, отсутствию у них «инструмента» для постановки верного диагноза греха души и неправомерности полагаться на их суд в деле постановки диагноза «вменяемости или невменяемости». Психиатры определяют только вид одержимости, её конечный результат, относя её по внешним формам: к шизофрении или к эпилепсии и т. п. Степень же духовной вины определить не в состоянии. Психиатры на деле даже и не собираются подходить к вопросу определения вины с духовных позиций. Больше того, они и не могут этого хотя бы потому, что духовное рассуждение — не набор правил, хоть бы и церковных, а дар Бога за прилепление к нему христианина. Психиатры в грубой форме определяют степень одержимости, степень подчинённости бесу. Но в случае с Авериным они сделали прямо противоположный по нравственности вывод: освободили его от наказания. Как можно отдавать в руки таким психиатрам паству (как это любит делать Берестов, отправляя к психиатрам «жертвы оккультных воздействий»), или как можно учиться у них их методам. В руки психиатров попадают, как правило, те, кто сами страдают от бесов. А те, вроде Аверина, которые сами сознательно становятся послушным орудием бесов в погублении достойнейших христиан, те, получается, получают лазейку через признание их «невменяемости»? Но невменяемость — это значит насильственность действий сатаны. А ведь Аверин сознательно и добровольно подчиняется сатане. Он очень даже вменяем. То, что он хочет диких вещей, убийства — не говорит о его противоречии с сатаной и насильственном подчинении. Аверин свободно сослагался с сатаной.

Психиатры должны были разбираться с душой Аверина, а не просто с результатами его поступка. В «схемах» Аверина его поступки очень даже нормальны. Разве психиатры не знают, что существуют сатанисты, сатана и бесы. А если они это отрицают, то и судят всё «шиворот-навыворот», а потому нельзя их методы применять в церкви. Нельзя полагаться на их суд. Самим делом психиатры доказывают атеистичность своих позиций. И даже богоборчество, так как оставили сатаниста без полного наказания. Разве во всем этом нет вины человека? Есть действия насильственные бесами над телом, когда человек производит движения тела, сам того не желая (это расплата за первоначально добровольное сослагание с бесами: так лают и мяукают, и хрюкают бесноватые). Аверин же вполне руководил своим телом. И умом, и памятью. Обычно у таких полностью подчиняющихся им духом бесы не производят видимого насилия над их телом.

В конечном итоге встает вопрос, накажет ли его Бог за такое? Конечно, накажет. Ведь Бог наказывает за сослагание с сатаной. Почему же человек не наказывает? Ведь должно же быть хоть какое-то правосудие, и оно дает шанс подумать человеку о раскаянии пока он жив. Видимо, сатанисты так сильны уже в России, что таким как Аверин нечего бояться. У такой ли психиатрии Церковь хочет поучиться «уму-разуму»?

Коротко можно сказать, что бесы поражают все три «яруса» души: тело, душу и дух. Когда бесы поражают тело, — то психиатры называют это эпилепсией. Мы видим насильственные действия телесных движений: судорог.

Когда бесы поражают душу, — то психиатры называют это шизофренией. Мы видим наличие повреждений ума: человеку слышатся голоса, чужие мысли, человек живет в тесном контакте с бесами, в надуманном мире грёз, угроз и лжи. Тело при шизофрении не страдает как при эпилепсии.

И в третьем случае, как у Аверина, мы видим сослагание человека с бесами на уровне духа. Здесь уже бесам не надо повреждать ни тело, ни душу (ни мыслительные способности, ни способности верно оценивать окружающую обстановку), потому что человек согласился быть слугою бесов всеми своими высшими помыслами, И тем самым более низшие этажи и тела и души человек сам подчиняет своему духу, который уже подчинил бесам.

Во всех трёх случаях человек сам начинает сослагаться с бесами и услаждаться общением с ними через разговор на мысленном уровне, тщеславие, через какие-то грехи тяжкие, пусть бы и без осознания существования бесов. А потом уже бесы овладевают человеком как хозяева этой души, — долго предававшейся им в их руки. Эпилептиков и шизофреников толкают на самоубийство: «в огонь и в воду» ввергают, — эти люди бесам уже не нужны. А сатанистов и масонов и колдунов не толкают на самоубийство, потому что это послушные рабы, исполнители воли сатаны, и с их помощью можно погубить многих людей.

Таким образом, не различать сознательных служителей сатаны, не выделять их из среды людей и не отграничивать их от общества — преступно перед обществом, перед правосудием. Не такие уж это скрытые люди, чтобы остальные не могли их понять, разглядеть. «По плодам их узнаете их». И, получается, у нас суду подлежит какое-то среднее и низшее звено грешников, а главари не трогаются.

ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ.

К тяжелым искажениям психиатрии относятся негуманные, не соответствующие причинам болезни методы лечения: шоковая терапия типа электрошока или инсулинового шока, а также химиотерапия в виде таблеток и уколов, имеющая общее оглушающее воздействие на весь организм больного до такой степени, что он ни бесноваться не может, ни делать что-то нормальное после такой «терапии» (как же он будет раскаиваться в таком состоянии? Ведь покаяние — это такой процесс, когда все лучшие силы души должны быть максимально задействованы. Как же такой оглушённый будет обращаться к Богу. Бог — единственное средство для бесноватых, и дорожки к Нему перерезаются). Эти препараты разрушают организм в целом, и, по рассказам и больных и нормальных людей, попавших в психбольницу по наветам недоброжелателей — к этим препаратам больные испытывают большой страх. Известно, какие жесткие принудительные меры прилагают в психбольницах — чтобы заставить больных принять таблетки. Известно, что в некоторых случаях психиатры используют назначение разрушающих мозг и волю таблеток для шантажа больного. Автор рассматриваемого «Краткого очерка современной психиатрии (записки психиатра)» в брошюре «О душевных болезнях» уверен в необходимости применения химиотерапии (таблеток) в психиатрии: «Нельзя... всерьёз воспринимать время от времени возобновляющиеся дискуссии о пользе психофармакологической терапии». Но его коллеги психотерапевты более откровенны при описании опасностей применения нейролептиков, особенно в таких не сентиментальных изданиях как учебники для медицинского персонала психиатрических больниц. Там ведь надо прямо и без обиняков сказать медсестрам: как опасно положение больного после шоковой терапии, и как тщательно за ним надо следить, чтобы он попросту не умер, теперь уже от применения «лекарства». Так, в таком учебнике «Нервные и психические болезни. С основами медицинской психологии» (Г. В. Морозова и В. А. Ромасенко для медучилищ, пятое издание, 1976, Медицина, Москва) посмотрим описание лечением нейролептиком аминазином, наиболее распространенном в психиатрии: «Аминазин оказывает общее успокаивающее и антипсихотическое действие. Средняя суточная доза составляет 300 мг. Лечение длится примерно 2-3 месяца. За больными, получающими аминазин, необходимо тщательно следить, так как у некоторых из них могут возникнуть осложнения в виде резкого падения артериального давления в момент перехода из горизонтального положения в вертикальное — ортостатический коллапс. При наступлении коллапса больного необходимо уложить в постель, ввести адреналин или кордиамин. Особенно часто явления коллапса бывают в начале курса лечения». Да, осложнения настолько страшные (а лучше сказать: само лечение), что больного по сути дела заставляют балансировать между жизнью и смертью.

Вот какие осложнения приводятся в этом учебнике: «При лечении нейролептическими препаратами наряду с вышеуказанными выше осложнениями могут развиться паркинсонизм и гиперкинезы. У некоторых больных может появиться акатизия — неприятное ощущение в мышцах, вследствие чего больные вынуждены постоянно менять положение. Иногда больные, принимающие эти препараты, жалуются на бессонницу, хотя объективно спят хорошо. Это явление называется расстройством чувства сна. У ряда больных появляется депрессивное состояние — «нейролептическая депрессия». Для профилактики указанных состояний назначают корректоры (динезин, циклодол и др.).... При лечении шизофрении, главным образом в случаях особой устойчивости к инсулинотерапии и нейролептикам, применяется электросудорожная терапия (ЭСТ). Лечение состоит в том, что с помощью электротока определенной силы, пропускаемого через ГОЛОВУ БОЛЬНОГО, ВЫЗЫВАЮТ СУДОРОЖНЫЙ ПРИПАДОК, напоминающий эпилептический. Курс лечения состоит из 3-15 сеансов, каждый сеанс проводят через 1-2 дня». В справочнике этого же учебника читаем: «Гиперкинезы — насильственные движения. Зависят от усиления деятельности подкорковой области». «Паркинсонизм — экстрапирамидный синдром, возникающий после энцефалита или при дрожательном параличе». Паркинсонизм — серьёзная психическая болезнь, с которой выводят на группу, то есть повреждения таким лечением происходят очень серьёзные. Термины «экстрапирамидная», «паралич», «подкорковая», «паркинсонизм» говорят о том, что у человека повреждается вся нервная система в наиболее ответственных и сложных высших областях нервной системы, головного мозга. Если человек и не был инвалидом в этих областях, то будет им после такого лечения.

Это только малая часть расстройств от применения нейролептиков. Мы должны знать, что врачи сейчас «сплошь и рядом» назначают нейролептики людям, у которых нет глубокого беснования, назначают обычные участковые терапевты. Поэтому обывателям хорошо уже известны эти препараты, которые так опасны. Трифтазин, резерпин, аминазин, седуксен, седальгин, галоперидол, люминал и т. д. «Жалуются на бессонницу, хотя объективно спят хорошо» — пишут психиатры. Но известно, что сон — сложное состояние человеческого отдыха, которое дано нам Богом. И если его искусственно вызывать как простое мышечное расслабление и торможение подкорки — то душа и тело не отдыхает как должно, им тяжело. Сон даётся Богом, а бессонница также может попускаться у здорового человека для того, чтобы он мог спокойно поразмыслить ночью о соделанных грехах, покаяться. И тогда сон придет. Известно, что согрешившим тяжело уснуть.

Психиатр в брошюре «О душевных болезнях» высказывает важную для нас мысль и подтверждение, что в прежние времена к психиатрическим больным не применяли шоковых мер (по моему, психиатрические больные сейчас просто использованы для легального применения и обкатки на людях создающихся препаратов разрушающего действия и для воздействия на инакомыслящих), а только осуществляли меры «призрения». Если человек действительно несчастен и беспомощен — то ему надо помочь. (А таким как Аверин место в тюрьме). Этот психиатр пишет: «Изменились возможности и принципы психиатрии: от призрения больных — к их активному лечению, реабилитации и реадаптации, к уважению личности больного. Можно с уверенностью сказать, что эти изменения не были возможны без психофармакологической терапии. Нельзя поэтому всерьез воспринимать время от времени возобновляющиеся дискуссии о пользе этой терапии». А почему же они тогда возникают, эти дискуссии? И о каком уважении идет речь, когда больного насильно заставляют пить таблетки и действием таблеток часто заменяют обычную в этих учреждениях грубую физическую силу? Это не активное лечение, а насилие. И как здесь сказано, таблетки играют в этом насилии важную роль: быстро и без особых затрат выключают человека из любой деятельности. Но разрушают и тело. Вот как данный психиатр описывает электросудорожную терапию (ЭСТ): «Она является одним из видов шоковой терапии. Широта показаний к этому лечению и мнения о его эффективности и опасности значительно колебались на протяжении почти ПОЛУВЕКОВОГО его применения. (То есть это опять недавнее нововведение. Поистине, не прогресс, а регресс во всём - от авт.) ЭСТ внушает страх не только больным, но и их родственникам и даже общественности. Причиной является необычная картина сеанса терапии, с электродами, накладываемыми на голову больного, с включением электродов в электросеть, а затем — сам больной, находящийся в состоянии припадка, подобному эпилептическому. Кроме того, в прошлом ЭСТ сопровождалась тяжелыми осложнениями.

ЭСТ в современном виде — продолжает автор, — проводимая под кратковременным наркозом (даже наркоз, который тоже «сокращает жизнь» как признают сами врачи. Наркоз, чтобы не вырывался. И не отправят ли туда наши батюшки всех «мечтателей», раз они хотят сотрудничать с психиатрами? - от авт.), предотвращающим развитие большого судорожного припадка и многие серьёзные осложнения, стала почти обычным методом терапии». По-моему, прежде чем так запросто применять всё это на пациентах — хорошо бы сначала испытать его на психиатрах. Господь не оставляет без наказания и вразумления и психиатров. Психиатр Авдеев «с грустью» пишет о том, что среда психиатров практически сплошь неверующая, и среди них много чаще, чем среди других врачебных специальностей бывают случаи самоубийства, и уж тем более «депрессии». Авдеев отмечает, что в психиатрических учреждениях «очень тяжелый дух». Конечно, это из-за присутствия большого количества «тяжелых» бесов, а также при полной духовной бездеятельности психиатров.

В книге «Нервные и психические болезни с основами медицинской психологии» Г. В. Морозова и В. А. Романенко продолжаем читать: «В некоторых случаях повышения реактивности организма больного шизофренией применяют внутримышечное введение сульфазина. В результате введения возникает температурная реакция, состоящая в повышении температуры до 39-40 градусов. Курс лечения состоит из 5-7 введений, которые делают через 1-2 дня после снижения температуры». Прямо-таки садистские методы. Особенно в свете того, что на самого беса это нисколько не влияет.

А вот описание «лечения» инсулином. «Инсулин, введенный в организм, снижает количество сахара в крови, которое в норме натощак составляет 9,0 - 1,1 г/л. Путем назначения инсулина количество сахара в крови можно понизить до 1,0-2,0 г/л. При значительном понижении сахара в крови наступает так называемый шок (гипогликемическая кома). Средняя доза инсулина, которая вызывает шок, составляет примерно 80-100 единиц… В некоторых случаях шоковое состояние вызывается введением 30 единиц инсулина, в то же время иногда введение 200 единиц инсулина ещё не вызывает шока... Инсулин обычно вводят подкожно... Первая доза составляет 4-8 единиц; ежедневно её увеличивают на 4 единицы, увеличивая до тех пор, пока у больного не наступит шок. На этой дозе останавливаются. Курс лечения включает примерно 25-30 инсулиновых шоков». Это очень много. У психических больных, как известно, очень высокая смертность. Или после этого люди перестают понимать что-либо вообще, верить во что-то хорошее в человеке-враче вообще. Разве при таких условиях возможно покаяние?

Дальше описывается состояние человека при этом шоке: «В шоковом состоянии больные не реагируют на внешние раздражители, зрачки расширены. Как правило, у больных в это время отмечается сильное потоотделение. В состоянии шока больного держат в течение 30-40 минут, после чего выводят из этого состояния (купируют шок). Для выведения больного из шокового состояния ему вводят внутривенно 20-30 мл. 40% раствора глюкозы. После введения такого количества глюкозы у больного через 1-2 минуты проясняется сознание. Затем ему дают 100-200 грамм сахара, приготовленного в виде сиропа, после чего он получает завтрак. Медицинская сестра должна лично следить за кормлением больных. Многие больные тотчас после купирования инсулинового шока глюкозой еще находятся в оглушенном состоянии, плохо глотают, задерживают пищу в полости рта и легко могут поперхнуться. Кроме того, необходимо проследить, чтобы больной выпил сахарный сироп и полностью съел завтрак. В противном случае может возникнуть повторный шок. Если после введения глюкозы больной в течение 15-30 мин. не приходит в сознание, ему по назначению врача вводят повторно 30-40 мл 40% раствора глюкозы в вену, иногда подкожно вводят 1мл 0,1% раствора адреналина. После шока больному меняют нательное бельё». Комментарии излишни. Мы привели эти выдержки из методов современной психиатрии для того, чтобы читатель мог оценить, как изменились методы современной психиатрии. Ведь такого не было раньше. Психиатрия, как говорят сами психиатры, была лишь врачебным призрением больных, то есть наблюдением и отграничением их от здоровых, если нужно. И только. Никаких этих безсмысленных по результатам и цели жестоких воздействий не было. Это прямо как в застенках гестапо. И если автор учебника говорил, что врачи опасаются часто применять ЭСТ (1976 год издания), то более современный психиатр (1998 год издания брошюры «О душевных болезнях») говорит о очень широком применении электросудорожной терапии, и вообще шоков.

С нравственной точки зрения кающиеся и некающиеся бесноватые сильно различаются, и их было бы правильно разделить друг от друга. И соответственно дать им разные условия по строгости содержания и размещения их друг с другом. Отделять одержимых типа Аверина. Однако психиатры «чувство вины и греха» считают очередным видом бреда. «Чувство вины и греха» даже отделяется в особый вид бреда. И психиатр по своей специальности обязан разубеждать пациентов в неверных помыслах и чувствах. Это-то они делают хорошо и старательно.

ШИЗОФРЕНИЯ

Причины её возникновения до сих пор не ясны психиатрам, но они не желают признать ее результатом греха.

Познакомимся с данным нашим классическим психиатром определением причин возникновения шизофрении. Обратите внимание, что при таком подходе психиатров этиология (т. е. процесс «болезни») шизофрении им до сих пор неясна. И не будет никогда ясна, если они ищут её причины не там, где надо. Итак, он пишет: «Хотя этиология шизофрении не может считаться пока ещё достаточно выясненной, известно, что в возникновении её играют роль два главных фактора: генетическое предрасположение (наследственность играет роль, но причина не в генах, а в «большем удобстве» перехода беса от родителей к потомкам. Вернее, детей мучают те же бесы, что и родителей. Это умозаключение «лежит на поверхности», так как из святоотеческих писаний прекрасно известно, что дети несут на себе грехи своих родителей. Чем «удобно» уловляется родитель, тем проще уловляется и сын или дочь. Этим же объясняется и «потомственный» алкоголизм, и блуд и гнев и т. д. А гены здесь ни при чем. Они отвечают за тело, а не за душу. Генную теорию везде «пришивают» потому, что она довольно сложна и непонятна обывателю, а ученым надо как-то объяснять духовную взаимосвязь родственников, но без участия мира невидимого - от авт.) и вредоносное влияние окружающей среды — стрессов (если бы это были действительно весомые факторы, то шизофрениками были бы все - от авт.), различных болезней, семейных неурядиц и т. д. Соотношение удельного веса обоих этих факторов определяется как 4: 1 в пользу наследственности, хотя ещё не обнаружены ответственные за шизофрению гены и точно не определен тип наследования её. Её диагностические критерии и границы размыты в связи с многообразием её клинических проявлений» И никогда не найдут. Да и скоро уже конец истории Земли. Разнообразие клинических проявлений указывает на то, что причину ищут в следствиях, а потому никогда не найдут. «Диагностические критерии» шизофрении размыты для психиатров потому, что причина шизофрении в нарушениях нравственности, заповедей Бога, — т. е. в душе, а не в теле. Шизофрения — от сослагания с бесами, а не от болезней тела. Тело страдает уже как следствие беснования.

Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 1419 | Нарушение авторских прав