АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

О всех созданиях – больших и малых 21 страница

Зигфрид как-то увидел, что я промываю под краном в операционной диафрагменный насос, и немедленно взвился.

– Господи, Джеймс! Неужели вы еще пользуетесь этим старьем?

– Боюсь, что да.

– Но ведь вы же испробовали пластмассовые впрыскиватели?

– Да.

– Так почему же?..

– Я с ними не справляюсь, Зигфрид.

– Не справляетесь? То есть как?

Я вытряхнул последнюю каплю воды из трубки, свернул ее и убрал в футляр.

– Ну… в последний раз, когда я попробовал, кальций разбрызгало по всему коровнику. А он жутко липкий. У меня пиджак был весь в белых потеках.

– Но, Джеймс! – Он недоверчиво усмехнулся. – Какая нелепость! Они настолько просты, что с ними и ребенок справится. У меня ни разу никаких затруднений не возникало.

– Охотно верю, – ответил я. – Но вы же меня знаете. Ни малейших способностей к технике.

– Господи, ну при чем тут способности к технике? Эти впрыскиватели работают безотказно!

– Только не в моих руках. И с меня их хватит!

Зигфрид положил мне ладонь на плечо, и на его лице забрезжило выражение снисходительного терпения.

– Джеймс, Джеймс, где ваше упорство? – Он наставительно поднял палец. – И ведь тут есть еще один аспект.

– Какой же?

– Вопрос антисептики. Как вы можете быть уверены, что эта длинная резиновая трубка действительно чиста?

– Ну… после употребления я ее как следует мою. И пользуюсь стерильными иглами. А кроме того…

– Но, мой милый, вы ведь тратите массу усилий, чтобы добиться того, что уже присутствует во впрыскивателе, который предназначен для разового применения и вполне стерилен.

– А, я все это прекрасно знаю! Но что толку, если содержимое в корову не попадает? – спросил я сердито.

– Отговорки, Джеймс! – Лицо Зигфрида стало торжественно-серьезным. – От вас требуется лишь минимум старания, и я обязан подчеркнуть, что ваше упрямство – это чистейший консерватизм. Поймите, мы обязаны идти в ногу со временем, а всякий раз, когда вы пользуетесь этим вашим допотопным приспособлением, вы тем самым отрицаете прогресс.

Так мы и стояли, сверля друг друга глазами – не столь уж редкая для нас поза, – как вдруг он улыбнулся.

– Послушайте, вы ведь сейчас едете поглядеть корову Джона Тиллота, которой я сделал инъекцию от пареза. Насколько я понял, она еще не поднялась.

– Совершенно верно.

– Ну так просто как личное одолжение мне испробуйте новый впрыскиватель, хорошо?

– Ладно, Зигфрид, попытаюсь еще раз, – ответил я после некоторого размышления.

Добравшись до фермы, я увидел корову, уютно разлегшуюся на лугу среди волнующегося моря золотых лютиков.

– Вставать она пробует, – сообщил фермер. – Но что-то не получается.

– Ну так сделаем ей еще одну инъекцию. – Я направился к машине, в которой, подпрыгивая на кочках и рытвинах, добрался до середины луга, и вытащил из багажника пластмассовый впрыскиватель.

Мистер Тиллот встретил меня удивленным взглядом.

– Одна из этих новых штучек, а?

– Да, мистер Тиллот, новейшее изобретение. Полная стерильность.

– Хоть бы и так, только мне они не по нутру.

– Не по нутру?

– Нет!

– Но… почему же?

– А вот послушайте. Мистер Фарнон нынче утром тоже взял такую штуку. Немножко этой дряни угодило мне в глаз, немножко – ему в ухо, остальное заляпало его брюки, а в корову, по-моему, ни капли не попало.

И был другой случай, когда Зигфрид счел нужным прочесть мне нотацию. Старик-пенсионер вошел в смотровую, ведя на веревочке небольшую дворняжку. Я похлопал ладонью по столу.

– Поднимите ее сюда, пожалуйста, – сказал я.

Старик медленно нагнулся, охая и отдуваясь.

– Погодите, – я потрогал его за плечо. – Дайте-ка мне! – И я подхватил собачонку.

– Спасибо, сэр! – Старик с трудом выпрямился, потирая спину и ногу. – Ревматизм меня совсем доконал и поднимать-то мне не очень сподручно. Фамилия моя Бейли, а живу я в муниципальных домах.

– Ну, мистер Бейли, так что с вашей собачкой?

– Да кашляет она. Чуть не все время. А под конец вроде как бы срыгивает.

– Ах так… А сколько ей лет?

– В прошлом месяце десять сравнялось.

– А-а… – Я измерил температуру и тщательно прослушал грудную клетку. Пока я водил стетоскопом по ребрам, вошел Зигфрид и начал рыться в шкафу.

– У нее хронический бронхит, мистер Бейли, – сказал я. – У собак в старости это часто бывает, как и у людей.

Он засмеялся:

– Да, я и сам иногда покашливаю.

– Вполне естественно. Только кашель ведь вас не мучит, верно?

– Нет-нет.

– Вот и с вашей собачкой то же. Я сделаю ей инъекцию и дам таблетки. Боюсь, полностью кашель не пройдет, но если потом ей станет хуже, приводите ее опять.

Старик закивал:

– Обязательно, сэр. Большое спасибо, сэр.

Пока Зигфрид продолжал возиться в шкафу, я сделал инъекцию и отсчитал двадцать таблеток новейшего средства – М-Б 693.

Старик с интересом поглядел на них, потом положил в карман.

– Сколько я вам должен, мистер Хэрриот?

Я поглядел на ветхий галстук, тщательно повязанный под обтрепанным воротничком, на вытертый до прозрачности пиджак. Брюки его были залатаны на коленях, но сбоку в прорехе розовела кожа.

– Ничего, мистер Бейли. Последите, как она будет себя чувствовать.

– А?

– Вы ничего за прием не должны.

– Но…

– Не беспокойтесь, это же все пустяки. Только не забывайте давать ей таблетки.

– Обязательно, сэр, и большое спасибо. Я ведь и не думал…

– Знаю, мистер Бейли. До свидания, и если в ближайшие дни ей не станет заметно лучше, приведите ее еще раз.

Едва шаги старика затихли в коридоре, как Зигфрид вынырнул из шкафа.

– Битый час я их искал. Нет, Джеймс, вы нарочно все от меня прячете!

Я улыбнулся, но промолчал, убирая шприц, а Зигфрид снова заговорил:

– Джеймс, мне неприятно этого касаться, но не кажется ли вам, что вы поступаете легкомысленно, работая даром?

Я посмотрел на него с удивлением:

– Но он живет на пенсию по старости. И наверное, очень нуждается.

– Вполне возможно, и тем не менее вы не имеете права предлагать свои услуги бесплатно.

– Но изредка, Зигфрид! В случаях вроде этого…

– Нет, Джеймс. Даже изредка – нет. Это непрактично.

– А сами вы? Я же видел… и много раз!

– Я? – Его глаза изумленно раскрылись. – Да никогда в жизни! Я-то отдаю себе отчет в суровой реальности нашего существования. Все стало безумно дорого. Например, вы же горстями сыпали ему М-Б шестьсот девяносто три? Господи помилуй! Да вы знаете, что одна такая таблетка стоит три пенса? И не возражайте! Вы ни при каких обстоятельствах не должны работать без гонорара.

– Но, черт побери, сами-то вы! – не выдержал я. – Не далее как на прошлой неделе…

Зигфрид поднял ладонь.

– Успокойтесь, Джеймс. Успокойтесь. У вас необузданное воображение, вот в чем ваша беда.

Вероятно, я поглядел на него очень свирепо, потому что он протянул руку и потрепал меня по плечу.

– Поверьте, дорогой мой, я все прекрасно понимаю. Вы действовали из благороднейших побуждений, и у меня самого бывает искушение поступить так же. Но надо быть твердым. Времена теперь суровые, и, чтобы продержаться на поверхности, нужна суровость. Так что запомните на будущее: никакого робингудства, мы не можем позволить себе такую роскошь.

Я кивнул и отправился на вызовы в несколько ошарашенном состоянии. Впрочем, вскоре я забыл об этой стычке, и она совсем изгладилась бы из моей памяти, если бы неделю спустя мне не довелось снова увидеть мистера Бейли.

Его собачонка вновь лежала на столе в смотровой, и Зигфрид делал ей инъекцию. Я не стал мешать, а вернулся по коридору в приемную и принялся приводить в порядок еженедельник. День был летний, и между занавесками открытого окна я видел крыльцо и ступеньки.

Склоняясь над еженедельником, я услышал, как Зигфрид и старик прошли к дверям. На крыльце они остановились. Собачонка на веревочке выглядела совершенно так же, как и раньше.

– Ну что же, мистер Бейли, – говорил Зигфрид, – я могу только подтвердить слова мистера Хэрриота. Боюсь, кашлять она будет до конца своих дней, но при ухудшениях приходите к нам.

– Хорошо, сэр. – Старик опустил руку в карман. – Скажите, пожалуйста, сколько с меня причитается?

– Причитается?.. Ах да, причитается… – Зигфрид откашлялся, словно на секунду утратил дар речи. Он поглядывал то на дворняжку, то на потрепанную одежду старика, а потом покосился на дом и произнес хриплым шепотом:

– Ничего не причитается, мистер Бейли.

– Но, мистер Фарнон, как же можно?..

– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! – Зигфрид тревожно замахал рукой на старика. – Ни слова больше. Я ничего не желаю об этом слушать.

Принудив мистера Бейли замолчать, он протянул ему внушительный мешочек и, настороженно оглядываясь через плечо, объяснил:

– Тут сотня таблеток М-Б. Ей они будут часто нужны, а потому возьмите про запас.

Я понял, что Зигфрид заметил прореху у колена, потому что он долго смотрел на нее, а потом сунул руку в карман.

– Погодите минутку.

Он извлек горсть самых разных предметов. Несколько монет скатилось с его ладони, пока он перебирал на ней ножницы, термометры, обрывки бечевки, ключи для открывания бутылок. В конце концов его поиски увенчались успехом и он ухватил банкноту.

– Вот фунт, – прошептал он и снова нервно зашипел на старика, когда тот попытался возражать.

Мистер Бейли понял, что спорить бесполезно, и спрятал бумажку в карман.

– Ну спасибо вам, мистер Фарнон. Я на это свожу свою хозяйку в Скарборо.

– Вот и хорошо, вот и молодец, – пробормотал Зигфрид, виновато косясь по сторонам. – Ну так до свидания.

Старик приподнял кепку и зашаркал по тротуару, тяжело передвигая ноги.

– Э-эй, погодите! – крикнул Зигфрид ему вслед. – В чем дело? Что у вас с ногами?

– Все ревматизм проклятый. Ну да помаленечку, полегонечку дойду.

– До муниципальных домов? – Зигфрид нерешительно потер подбородок. – Далековато… – Он последний раз воровато заглянул в коридор у себя за спиной, а потом указал пальцем. – Вон там моя машина, – шепнул он. – Забирайтесь в нее, я вас подвезу.

Иногда мы сцеплялись насмерть, но быстро остывали.

Я сидел за обеденным столом, потирая и сгибая локоть. Зигфрид, увлеченно нарезавший жареную баранину, оторвался от своего занятия:

– Что у вас с рукой, Джеймс? Невралгия?

– Нет. Утром меня корова задела рогом. Прямо по косточке.

– Не повезло. А вы что, пытались ухватить ее за нос?

– Нет. Делал ей инъекцию.

Рука Зигфрида с куском предназначенной мне баранины замерла в воздухе.

– Инъекцию? С этого конца?

– Ну да. В шею.

– Вы делаете инъекции в шею?

– Конечно. А что?

– Да просто то, что, прошу извинения, место, по-моему, довольно дурацкое. Я всегда делаю инъекции в круп.

– Неужели? – Я положил себе пюре. – А чем плоха шея?

– Но вы же сами продемонстрировали – чем, не так ли? Ну, во-первых, от нее чертовски близко до рогов…

– Ну а от крупа чертовски близко до задних ног.

– Ну послушайте, Джеймс! Вы же прекрасно знаете, что после инъекции в круп коровы брыкаются крайне редко.

– Предположим. Но хватит и одного-единственного раза.

– Одного-единственного раза хватит и с рогами, а?

Я промолчал. Зигфрид полил соусом баранину, и мы принялись за еду. Но после первого же глотка он возобновил атаку:

– Во-вторых, круп обращен к проходу. А к шее вы должны протискиваться между коровами.

– Ну и что?

– Только то, что вам сдавят ребра и оттопчут ноги.

– Пусть так. – Я зачерпнул из миски зеленой фасоли. – Но ваш способ обещает немало шансов получить в лицо залп коровьего навоза.

– Чепуха, Джеймс, вы просто подыскиваете оправдания! – Он с яростью принялся кромсать свою баранину.

– Вовсе нет, – возразил я. – Просто таково мое убеждение. А вы не выдвинули ни единого веского аргумента против шеи.

– Ни единого? Да я могу привести их сколько угодно! Хотя бы то, что инъекция в шею болезненней.

– А круп легче инфицируется, – отпарировал я.

– Мускулатура шеи бывает очень тонкой, – огрызнулся Зигфрид. – Там нет удобной мышечной подушки, куда втыкать иглу.

– Зато и хвоста нет, – огрызнулся я в свою очередь.

– Хвоста? Да о чем вы говорите?

– О хвосте. Хорошо, если есть кому его держать, чтобы он не хлестал почем зря.

Зигфрид быстро прожевал мясо.

– Хлестал? Господи помилуй, ну при чем здесь это?

– Очень даже при том, – ответил я. – Возможно, вам нравится, когда вас бьют по физиономии вонючим хвостом, но я этого не люблю.

Наступила пауза. Мы оба тяжело дышали. Затем Зигфрид произнес зловеще спокойным голосом:

– Может быть, вам хочется еще что-нибудь сказать о хвосте?

– Да, хочется. Некоторые коровы очень ловко выбивают хвостом шприц из руки. Совсем недавно одна такая зацепила мой большой, на пятьдесят кубиков, и грохнула его об стену. Осколки так и брызнули по всему полу.

Зигфрид слегка покраснел и положил нож и вилку.

– Джеймс, мне неприятно говорить вам это, но я все-таки обязан сказать, что вы несете полную, отпетую и идиотскую чушь.

Я прожег его взглядом:

– Вы так считаете?

– Да, Джеймс.

– Значит, так?

– Значит, так.

– Ну ладно.

– Очень хорошо.

Обед мы доели в молчании.

Но в последующие дни я постоянно вспоминал наш спор. Зигфрид умел быть убедительным, и я нет-нет да и ловил себя на мысли, что во многом он, пожалуй, прав.

Неделю спустя я, держа в руке шприц, уже собрался проскользнуть между коровами – и вдруг остановился. Моя пациентка и ее соседка, разгадав, как обычно, мое намерение, сдвинули могучие крупы и преградили мне путь. Да, черт побери, Зигфрид говорил дело! Зачем мне протискиваться вперед, когда задний конец – вот он и прямо напрашивается на инъекцию? Я принял решение.

– Подержите хвост, будьте так добры, – попросил я фермера и вогнал иглу в круп.

Корова не шелохнулась, и, пока я делал инъекцию и вытаскивал иглу, меня помучивал стыд. Очаровательная толстая ягодичная мышца, такая доступная! Нет, Зигфрид совершенно прав, а я упрямый осел. Но теперь-то я буду знать, что делать.

Фермер попятился, перешагнул через сток и засмеялся.

– Странно, как вы, ребята, все делаете по-разному!

– А именно?

– Так вчера мистер Фарнон впрыскивал что-то вон той корове…

– Да? – На меня снизошло озарение: а вдруг даром убеждения владеет в Скелдейл-Хаусе не только Зигфрид? – Ну и что?

– Да просто он это делает не так, как вы. Очень понятно объяснил, почему к крупу лучше не подходить. И колол в шею.

По-видимому, что-то в моем лице его насторожило.

– Ну-ну, мистер Хэрриот, не принимайте к сердцу. – Он сочувственно погладил меня по локтю. – Вы же еще молоды. А мистер Фарнон – человек с большим опытом.

Ветер с ревом бил в окна нашей квартирки. Наступил ноябрь, и золотая осень с неумолимой внезапностью сменилась промозглым холодом. Две недели ледяной дождь хлестал по серым городкам и деревушкам, приютившимся среди йоркширских холмов, превращая луга в озера, а дворы ферм – в трясины чмокающей грязи.

Все были простужены. Речь даже шла об эпидемии гриппа, во всяком случае, здоровых людей оставалось совсем мало. Половина обитателей Дарроуби слегла, а другая половина обчихивала друг друга.

Сам я чувствовал, что вот-вот свалюсь. Пристроившись поближе к огню, я посасывал противогриппозный леденец и морщился всякий раз, когда приходилось сглатывать. Горло словно ободрали теркой, в носу зловеще свербило. Ветер швырял в стекла дождевые струи, и меня пробирала дрожь. Зигфрид уехал на несколько дней, вся практика осталась на моих руках, и я просто не смел заболеть.

Нынешний вечер был решающим. Если я останусь дома и высплюсь – все будет в порядке. Но я взглянул на телефон на тумбочке у кровати, и мне показалось, что это хищный зверь, припавший к земле перед прыжком.

Хелен сидела с вязаньем по другую сторону камина. Насморка у нее не было – она вообще никогда не простужалась. Даже тогда, в первые годы нашего брака, я в глубине души считал, что это нечестно с ее стороны. Но и теперь, тридцать пять лет спустя, все остается по-прежнему, и, когда я хлюпаю носом и чихаю, меня по-прежнему уязвляет ее упрямое нежелание последовать моему примеру.

Я придвинул кресло к самому огню. У деревенского ветеринара всегда хватает ночной работы, но, может быть, мне повезет. Уже восемь, а телефон ни разу даже не пискнул – вдруг судьба смилуется над моей простудой и избавит меня от необходимости тащиться куда-то в сырой мрак?

Хелен довязала ряд и расправила готовую половину моего будущего свитера.

– Как он выглядит, Джим?

Я улыбнулся. Ее жест словно символизировал нашу семейную жизнь. Мои губы уже шевельнулись, чтобы произнести «потрясающе!», и тут раздался такой пронзительный звонок, что я от неожиданности прикусил язык. Моя дрожащая рука потянулась к трубке, а перед глазами поплыли кошмарные видения телящихся молодых коров. Час без рубашки – и я наверняка слягу.

– Говорит Соуден с фермы Лонг-Пасчер, – просипел голос мне в ухо.

– Что у вас, мистер Соуден? – Мои пальцы судорожно стиснули трубку: еще секунда, и я узнаю, что мне уготовано.

– Теленок тут у меня. Квелый какой—то и все кряхтит. Вы приедете?

У меня вырвался вздох облегчения. Теленок, у которого предположительно что-то с желудком. Могло быть куда хуже.

– Хорошо. Буду у вас минут через двадцать, – сказал я.

Но когда я обвел взглядом нашу теплую уютную комнату, мне стало горько от жестокой несправедливости жизни.

– Мне надо ехать, Хелен.

– Бедненький!

– Да, а у меня простуда, – простонал я. – И ты только послушай, как дождь хлещет!

– Обязательно оденься потеплее, Джим.

Я сердито посмотрел на нее.

– Тащиться туда целых десять миль! И ведь это страшная дыра, ни единого теплого уголка. – Я погладил ноющее горло. – Именно поездки туда мне и не хватало: у меня же наверняка температура. – Не знаю, все ли ветеринары винят своих жен, когда им приходится ехать по неприятному вызову, но, каюсь, я всю жизнь только это и делал.

Вместо того чтобы наградить меня хорошим пинком, Хелен улыбнулась:

– Мне очень жаль тебя, Джим, но, может быть, ты справишься быстро. А когда вернешься, тебя будет ждать тарелка горячего супа.

Я мрачно кивнул. Да, эта мысль могла послужить утешением. Хелен сварила к обеду крепкий мясной бульон, заправила его сельдереем, пореем и морковью – он так благоухал, что и мертвого воскресил бы. Я встал, поцеловал ее и побрел в ночной мрак.

Ферма мистера Соудена примыкала к деревушке Даусетт, и я много раз ездил по этой узкой дороге. Она змеилась вверх по склонам безлесных холмов, безмятежно красивых летом, несмотря на суровую строгость. И какой чистый ветер гулял по этим травянистым просторам!

Но в этот вечер я уныло щурился сквозь заливаемое дождем лобовое стекло, а мрак осязаемо громоздился вокруг, и мое воображение рисовало тянущиеся к вершинам мокрые каменные ограды, над которыми несутся косые струи, заливая вереск и папоротник, превращая темные зеркала бочагов во взбаламученную жидкую грязь.

При виде мистера Соудена мне стало ясно, что я-то еще практически здоров. Жертвой эпидемии он явно стал уже несколько дней назад, но, как почти все фермеры, не позволил себе даже короткой передышки от тяжелого нескончаемого труда. Он поглядел на меня слезящимися глазами, закашлялся так, что, казалось, грудь у него вот-вот разорвется, и зашагал к службам. Мы вошли в высокий сарай; мистер Соуден поднял повыше керосиновый фонарь, и в его слабом свете я различил ржавеющие сельскохозяйственные орудия, кучу картошки, кучу турнепса, а в углу – наспех сооруженный закуток, где стоял мой пациент. Нет, не двухнедельный сосунок, как я почему-то ждал, а полугодовалый, но, правда, малорослый, хилый, кособрюхий – одним словом, заморыш. Светло-рыжая шерсть свисала под животом длинными патлами.

– Таким уж недоноском уродился, – просипел мистер Соуден между двумя припадками кашля. – И тела вовсе не набирает. Нынче с утра дождь поутих, и я его выпустил подышать. А он – на тебе!

Я забрался в закуток, поставил термометру и оглядел теленка. Когда я легонько толкнул его в сторону, он покорно подвинулся. Низко опустив голову, он тупо смотрел в пол глубоко запавшими глазами. Но хуже всего были звуки, которые он испускал каждые несколько секунд, – не кряхтенье, а долгие болезненные стоны.

– Да, это желудок, – сказал я. – На какой луг вы его сегодня выпускали?

– Он у меня в саду пасся, часа эдак два.

– Ах так! – Я посмотрел на термометр: температура была ниже нормальной. – Наверное, там паданцы валяются?

Мистер Соуден снова закашлялся, а потом оперся грудью на перегородку, чтобы отдышаться.

– Ну да. Яблоки и груши так в траве и лежат. Урожай в этом году был редкостный.

Я прижал стетоскоп к рубцу, но вместо шелеста и шороха, свидетельствующих о нормальном состоянии желудка, услышал только мертвую тишину. Я прощупал бок и почувствовал под пальцами типичную тестоватую консистенцию содержимого рубца. Явное переполнение.

– По моему мнению, мистер Соуден, он объелся паданцами и в результате пищеварение полностью прекратилось. Состояние у него тяжелое.

Фермер пожал плечами.

– Ну коли его заперло, так льняное масло живо все вычистит.

– Боюсь, это не так просто, – сказал я. – Положение очень серьезное.

– Ну и что же надо делать? – Он утер нос и угрюмо поглядел на меня.

Я колебался. В старом сарае стоял жуткий холод, меня уже пробирал озноб, горло невыносимо саднило. Мысль о Хелен, о нашей уютной комнате и жарком огне была невыносимо соблазнительна. Но я уже сталкивался с подобными переполнениями рубца и пробовал применять слабительное. Без малейшего толка. Температура теленка спускалась к критическому пределу, глазные яблоки у него запали; если я немедленно не приму решительных мер, он не дотянет до утра.

– Спасти его может только одно, – сказал я. – Руменотомия.

– Чего-чего?

– Операция. Надо вскрыть его первый желудок и извлечь все лишнее.

– А по-другому нельзя? Пинта масла его в порядок не приведет, как по-вашему? Куда бы проще!

Конечно, проще. На мгновение камин и Хелен засияли передо мной, точно драгоценный клад в пещере, но тут я поглядел на теленка. Тощий, патлатый, он выглядел таким никому не нужным, таким беспомощным и беззащитным! Да, проще всего было бы бросить его тут стонать в темноте до утра.

– Нет, по-другому нельзя, мистер Соуден. Он так ослабел, что можно обойтись местной анестезией. И значит, нам потребуется помощь.

Фермер медленно кивнул.

– Ну ладно. Так я схожу в деревню за Джорджем Хиндли. – Он тяжело закашлялся. – Только этого мне сейчас не хватало. Не иначе как мокротуха меня одолела.

Мокротуха, или, в просторечии, бронхит, была в те дни обычной болезнью фермеров, и беднягу она бесспорно замучила; однако мое сочувствие несколько поугасло, когда мистер Соуден ушел, потому что он забрал с собой фонарь и оставил меня в непроглядной тьме.

Есть сараи и сараи. Попадаются среди них небольшие, уютные, сладко пахнущие сеном, но этот был ужасен. Мне доводилось входить в него, когда с неба лились лучи полуденного летнего солнца, но даже и тогда его крошащиеся стены и гнилые стропила окутывал сырой сумрак – под этими затянутыми паутиной потолочными балками не было места ни теплу, ни бодрости. Я часто думал, что людей, которым сельская жизнь рисуется тихой идиллией, следовало бы сводить в такой сарай, словно вобравший в себя всю ее суровость.

И вот теперь я стоял в нем совсем один, слушая, как ветер стучит дверью и закручивает вокруг меня сквозняки, а с протекающей кровли на голову и за шиворот неумолимо падают ледяные капли. Скоро я уже начал приплясывать в тщетной надежде согреться.

Йоркширские фермеры – народ неторопливый, и быстрого возвращения мистера Соудена я не ожидал, однако после четверти часа в смоляной мгле меня начали одолевать злобные подозрения. Куда он, черт побери, запропастился? Может, они с Джорджем Хиндли решили попить чайку или сели сыграть партию в домино? К тому времени, когда керосиновый фонарь закачался в дверях, освещая путь мистеру Соудену и его соседу, ноги меня почти не держали.

– Добрый вечер, Джордж, – сказал я. – Как поживаете?

– Да так себе, мистер Хэрриот. – Мистер Хиндли шмыгнул носом. – Чертова простуда меня – а-апчхи… прямо-таки одолевает. – Он звучно высморкался в красный носовой платок и уставился на меня затуманенными глазами.

Я посмотрел по сторонам.

– Ну, примемся за дело. Нам нужен операционный стол. Вы не принесли бы сюда несколько тючков соломы?

Они побрели в темноту и вернулись с парой тючков каждый. Уложенные друг на друга, тючки обеспечивали достаточную высоту, но были слишком упруги.

– Лучше бы накрыть их доской пошире. – Я подул на немеющие пальцы и притопнул ногами. – Есть что-нибудь подходящее?

Мистер Соуден почесал подбородок.

– Разве что дверь… – Он побрел во двор с фонарем и начал снимать с петель дверь коровника. Джордж пошел помочь ему, и, пока они дергали и тянули, я уныло размышлял, что операции меня из равновесия не выводят, но вот подготовка к ним выматывает все нервы.

Наконец они втащили дверь в сарай, положили ее на кучу соломы, и операционная была готова.

– Давайте его сюда, – прохрипел я.

Мы подняли покорного теленка на импровизированный стол и уложили на правый бок. Мистер Соуден держал голову, а Джордж опекал хвост и задние ноги.

Я быстро разложил инструменты, снял пальто и пиджак, закатал рукава рубашки и выругался:

– Черт! Нам же нужна горячая вода. Вы не принесете, мистер Соуден?

Я ухватил голову теленка, и вновь началось бесконечное ожидание, пока фермер ходил за водой. Только теперь я был раздет и холод пронизывал меня насквозь, а я рисовал себе, как мистер Соуден входит в кухню, медленно зачерпывает воду из вмазанного в плиту котла, льет ее в ведро, снова зачерпывает… и наконец отправляется в обратный путь к сараю.

Когда мистер Соуден все-таки вернулся, я подлил в ведро антисептическую жидкость и лихорадочно вымыл руки. Потом выстриг волосы на левом боку и наполнил шприц раствором для местной анестезии. Но когда я приготовился сделать укол, у меня упало сердце.

– Совершенно ничего не вижу! – Мой взгляд беспомощно обратился на фонарь, покачивающийся рядом на свеклорезке. – Свет не с той стороны.

Без единого слова мистер Соуден взял плужный ремень и принялся привязывать его к балке. Потом перекинул его через другую балку, закрепил и только тогда подвесил на него фонарь прямо над теленком. Теперь можно было оперировать, но возня с фонарем заняла столько времени, что у меня не осталось никакой надежды справиться с простудой. Я промерз до кости, в груди сильно жгло. Скоро я буду чихать и кашлять не хуже моих помощников. Да, мокротухи мне не миновать.

Но хотя бы можно было начинать, и я с рекордной быстротой рассек кожу, мышцы, брюшину и стенку рубца. Моя рука нырнула в его глубину сквозь полужидкое содержимое, и все тревоги остались позади. Рубец был буквально выстлан слоями яблок и груш, за редкими исключениями даже не раскушенных. Крупный рогатый скот обычно проглатывает корм большими порциями, а пережевывает его позже, на досуге, но даже могучий бык не смог бы превратить этот фруктовый сад в жвачку. Я радостно поднял голову.

– Как я и думал! Рубец битком набит паданцами.

– Хр-р-ры-ы-ымп! – ответил мистер Соуден. Кашель бывает разным, но этот выдался оглушительным и основательным. Он возник где-то в подошвах его кованых сапог и взорвался прямо мне в лицо. Я не сразу сообразил, в сколь уязвимой оказался позиции, когда в начале операции он наклонился через шею теленка, почти упираясь носом в мой нос. – Хр-р-ры-ы-ыми! – повторил он, я второй залп нашпигованных вирусами брызг ударил мне в лицо. По-видимому, мистер Соуден либо понятия не имел о капельной инфекции, либо не верил в нее, а я, копаясь во внутренностях моего пациента, не мог принять никаких мер и лишь инстинктивно чуть-чуть отвернулся.

– А-а-апчхи! – грянул Джордж. Да, конечно, он не закашлялся, а только чихнул, но на мою вторую щеку посыпался не менее смертоносный дождь. Я понял, что спасения нет: я был заперт между ними, как в ловушке.

Но, как я уже упомянул, настроение у меня заметно повысилось. Я начал торопливо выгребать пригоршни опасных плодов, и вскоре пол вокруг усеяли брэмлейская китайка и груши «конференс».

– Прямо хоть лавочку открывай! – засмеялся я.

– Хр-р-ры-ымп! – откликнулся мистер Соуден.

– А-а-апчхи! – поддержал его Джордж.

Я выкинул последние плоды, снова вымыл руки и начал шить. Это самая долгая и однообразная часть руменотомии. Напряжение и волнение, связанные с постановкой диагноза и операцией, уже позади, и наступает этап, наиболее подходящий для неторопливой беседы, обмена анекдотами или других способов скоротать время.

Но здесь, в кружке слабого желтого света, где на мои ноги из окружающего мрака налетали сквозняки, а по спине нет-нет да и скатывались ледяные струйки дождя, как-то не хотелось болтать о том о сем, тем более что оба мои помощника, истомленные своими недугами, тоже не были расположены поддерживать шутливый разговор.

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 662 | Нарушение авторских прав