АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

О всех созданиях – больших и малых 22 страница

Я уже накладывал швы на кожу, когда в носу невыносимо защекотало и мне пришлось оставить иглу и выпрямиться.

– А-а-апчхи! – Я потер носом по плечу.

– И его проняло, – пробормотал Джордж с мрачным удовлетворением.

– Да, начинает хлюпать, – согласился мистер Соуден, явно повеселев.

Меня это не слишком расстроило: я давно смирился с мыслью, что теперь уж обязательно слягу. Даже без непрерывной бомбардировки вирусами справа и слева я слишком долго мерз без пиджака, чтобы это могло сойти мне с рук. Дальнейшая моя судьба меня теперь не тревожила, и когда, наложив последний шов, я помог теленку спуститься с операционного стола, то ощутил бескорыстную радость: он уже не стонал, а поглядывал по сторонам, словно вернувшись после долгого отсутствия. Бодрым его нельзя было назвать, но я знал, что боль утихла и гибель ему больше не грозит.

– Уложите его получше, мистер Соуден, – сказал я, ополаскивая инструменты в ведре. – И для тепла заверните в пару мешков. Я заеду через полмесяца снять швы.

Эти полмесяца тянулись нескончаемо долго. Простуда, не обманув моих ожиданий, разыгралась вовсю и перешла в неизбежную мокротуху с таким кашлем, что я, пожалуй, посрамил бы даже мистера Соудена.

Он никогда не был склонен к восторженным излияниям, но все же, снимая швы, я подумал, что он мог бы выглядеть и повеселее, ведь теленок был полон сил и мне пришлось довольно долго гоняться за ним по сараю.

Хотя в груди у меня жгло, упоительное сознание успеха служило хорошей поддержкой.

– Ну что же, – объявил я, – он совсем молодец и обещает стать отличным бычком.

Фермер угрюмо пожал плечами:

– Стать-то, может, и станет. Да только ни к чему было затевать все это.

– Ни к чему?

– Ага. Я тут кое-кому рассказал, как было дело, и все до единого говорят, что резать его можно было только сдуру. Дал бы я ему пинту льняного масла, как собирался, и конец.

– Мистер Соуден, уверяю вас…

– А теперь вот плати по счету бог знает сколько! – Он поглубже засунул руки в карманы.

– Поверьте, это вполне себя оправдало.

– Как бы не так! – Он повернулся, чтобы уйти, но потом поглядел на меня через плечо. – Лучше бы вы не приезжали!

В одном отношении люди похожи на животных. Нет, не «звериным нутром». Да и есть ли это нутро у самих животных? Я имею в виду удивительное индивидуальное разнообразие. Многие считают, что все мои сельские пациенты характером похожи друг на друга как две капли воды, но коровы, свиньи, овцы и лошади бывают угрюмыми и добродушными, капризными и кроткими, злобными и привязчивыми.

Вот, например, свинья по кличке Гертруда… но, прежде чем перейти к ней, мне придется начать с мистера Барджа.

Был он представителем фирмы тонкого органического синтеза «Каргилл и сыновья», основанной в 1850 году, и достиг столь почтенного возраста, что, казалось, служил в ней со дня ее основания.

Как-то в морозный день на исходе зимы я пошел открыть дверь и увидел перед собой мистера Барджа. Он приподнял черную фетровую шляпу над редкими прядями серебряных волос, и по его розовому лицу разлилась благожелательнейшая улыбка. Он всегда обходился со мной, как с любимым сыном, и мне это льстило, потому что он был истинным воплощением солидности и респектабельности.

– Мистер Хэрриот! – проворковал он и слегка поклонился. Поклон был исполнен неизъяснимого достоинства и необыкновенно гармонировал с темным сюртуком, полосатыми брюками и лакированной кожаной папкой.

– Добро пожаловать, мистер Бардж, – сказал я, широко распахивая дверь, и проводил его в столовую.

Он всегда являлся после полудня и оставался обедать. Зигфрид при всей своей неукротимости с мистером Барджем держался весьма почтительно – собственно говоря, его визиты были проникнуты какой-то официальной торжественностью.

Современный представитель фармацевтической компании вихрем влетает в дом, выпаливает два-три слова об уровне антибиотиков и стероидов в крови, упоминает оптовую скидку, бросает на письменный стол несколько проспектов и упархивает. Мне вчуже жаль этих молодых людей, потому что все они, за редкими исключениями, продают одно и то же.

А вот мистер Бардж, как и все его современники, возил с собой толстый каталог редкостных медикаментов, и каждый был патентованной собственностью только его фирмы и никакой другой.

Зигфрид отодвинул стул во главе стола.

– Прошу вас, мистер Бардж.

– Вы очень любезны. – Старец слегка наклонил голову и сел.

Как обычно, за обедом о делах не упоминалось, и лишь за кофе мистер Бардж небрежно положил на стол свой каталог, словно только сейчас случайно про него вспомнил.

Мы с Зигфридом погрузились в его страницы, смакуя тот аромат колдовства, который ветер науки вымел теперь из сфер нашей профессии. Отрывался мой патрон только для того, чтобы сделать заказ:

– Нам, пожалуй, потребуются две дюжины банок электуария, мистер Бардж.

– Весьма вам благодарен. – Старец открыл записную книжку в кожаном переплете и сделал запись серебряным карандашиком.

– И жаропонижающие микстуры у нас на исходе, не так ли, Джеймс? – Зигфрид посмотрел на меня. – Да, нам будет нужен гросс[16 - Старая мера счета, двенадцать дюжин каких-либо однородных предметов], будьте так добры.

– Чрезвычайно вам благодарен, – прошелестел мистер Бардж и снова пустил в ход карандашик.

Мой патрон продолжал листать каталог и перечислять свои просьбы. Бутыль эфира, бутыль формалина, кастрационные решетки, тройной бром, березовый деготь – все то, чем мы больше не пользуемся, а мистер Бардж торжественно произносил «от души благодарю вас» или «примите мою благодарность» и черкал серебряным карандашиком.

Наконец Зигфрид откинулся на спинку стула.

– Ну что же, мистер Бардж, вот как будто и все. Если, конечно, у вас нет чего-нибудь новенького.

– Кое-что, мой дорогой мистер Фарнон, у нас есть. – Глаза над розовыми щечками лукаво заблестели. – Могу предложить наш последний препарат «усмирин», превосходное успокоительное средство.

Мы с Зигфридом навострили уши: ветеринары живо интересуются успокоительными средствами. Все, что делает наших пациентов более кроткими, всегда заслуживает внимания. Мистер Бардж произнес панегирик уникальным свойствам «усмирина», и мы начали задавать вопросы.

– А свиноматки с извращенным материнским инстинктом? – поинтересовался я. – Те, которые набрасываются на собственных поросят… На них он, вероятно, не действует?

– Мой дорогой и юный друг! – Мистер Бардж одарил меня сострадательной улыбкой, словно епископ, выговаривающий молодому и неопытному священнику. – «Усмирин» специально рассчитан на это состояние. Одна инъекция опоросившейся свинье, и вы не будете знать никаких забот.

– Чудесно! – сказал я. – А на собак, которые плохо переносят поездки в автомобилях, он действует?

Благородные черты почтенного старца озарило тихое торжество.

– Еще одно классическое показание, мистер Хэрриот. «Усмирин» в таблетках выпускается специально для этой цели.

– Превосходно! – Зигфрид допил кофе и встал из-за стола. – В таком случае пришлите нам достаточный запас. А теперь, мистер Бардж, извините нас: нам пора отправляться по вызовам. Благодарю, что вы заехали.

Мы обменялись рукопожатиями. На крыльце мистер Бардж и новь приподнял шляпу, и очередной торжественный визит завершился.

Неделю спустя фирма «Каргилл и сыновья» прислала все, что было заказано. В те дни лекарства пересылались в чайных ящиках, и, отодрав деревянную крышку, я с интересом уставился на изящно упакованные флаконы и коробочки с «усмирином». И надо же было так случиться, что мне тут же представилась возможность использовать новое средство.

В тот же самый день в приемной появился мистер Рональд Берсфорд, управляющий местного банка, очень высокий и очень худой неулыбчивый человек.

– Мистер Хэрриот, – сказал он. – Как вам известно, я прослужил здесь несколько лет, но мне предложили место управляющего более крупного филиала, и завтра я уезжаю в Портсмут.

– Портсмут! Путь не близкий.

– Безусловно. Примерно триста миль. И тут возникает одна трудность.

– Да?

– Боюсь, что да. Я недавно приобрел шестимесячного коккер-спаниеля. Это во всех отношениях превосходная собачка, но только в машине она ведет себя несколько странно.

– В каком смысле?

Мистер Берсфорд ответил после некоторого размышления:

– Ну, он у меня в машине. Если у вас найдется лишняя минута, я мог бы показать наглядно.

– Конечно, – сказал я. – Идемте.

Мы вышли. Сидевшая в машине жена мистера Берсфорда – настолько же толстая, насколько ее муж был тощ, но столь же чопорно сухая – холодно кивнула мне. Зато прелестный песик у нее на коленях приветствовал меня с восторгом.

Я погладил длинные шелковистые уши:

– Очень милый щенок.

Мистер Берсфорд поглядел на меня искоса:

– Да. Его зовут Коко, и он очарователен. Неприятности начинаются, только когда работает мотор.

Я сел на заднее сиденье, он включил стартер – и я тут же понял, что он подразумевал под «неприятностями». Спаниель весь напрягся, задрал голову к потолку, вытянул губы трубочкой и пронзительно завыл.

– У-у-у, у-у-у, – терзался Коко.

Я даже вздрогнул: мне никогда еще не приходилось слышать ничего подобного. Не знаю, заключалась ли причина в ритмичности этого воя, в его визгливой пронзительности или в непрерывности, но через две минуты поездки по городу у меня зазвенело в ушах и начало колоть виски. Когда мы остановились у нашего крыльца, я ощутил невыразимое облегчение.

Мистер Берсфорд выключил мотор, и песик, мгновенно смолкнув, радостно принялся лизать мне руки.

– Да… – сказал я. – Безусловно, ситуация не из легких.

Он нервно поправил галстук.

– И чем дальше, тем громче. Разрешите, мы сделаем еще один круг…

– Нет-нет, не стоит, – поспешно сказал я. – Не имеет смысла. Мне и так совершенно ясно, в каком вы положении. Но, по вашим словам, Коко у вас недавно. И он еще щенок. Несомненно, со временем он привыкнет к машине.

– Вполне возможно. Но я думаю о том, что будет завтра. – Голос мистера Берсфорда дрогнул. – Нам предстоит завтра ехать с ним в Портсмут, а таблетки от укачивания никакого действия не оказали.

Целый день слушать этот вой? Немыслимо… И тут перед моим умственным взором возник образ мистера Барджа. Почтенный старец парил на широких белых крыльях, как ангел-хранитель не первой молодости. Какое невероятно удачное совпадение!

– К счастью, – сказал я с ободряющей улыбкой, – теперь появилось новое средство против подобных явлений, и как раз сегодня мы получили первую партию. Пойдемте, я дам вам таблетки.

– Ну слава богу! – Мистер Берсфорд оглядел коробочку. – Одну за полчаса до отъезда, и все будет в порядке?

– Вот именно, – ответил я весело. – И хватит на будущие поездки.

– Чрезвычайно вам благодарен. Вы просто меня спасли.

Мистер Берсфорд направился к машине и включил мотор. Словно по сигналу, золотистая головка на заднем сиденье откинулась, губы сложились трубочкой.

– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у, – вопил Коко, и его хозяин, отъезжая от тротуара, бросил на меня взгляд, исполненный отчаяния.

Я задержался на крыльце. В Дарроуби мистера Берсфорда недолюбливали – вероятно, из-за его сухой сдержанности, но мне казалось, что он неплохой человек, и в любом случае я ему от души сочувствовал. Машина давно уже скрылась за углом, а я все еще слышал вопли Коко:

– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у…

В тот же день мне часов около семи вечера позвонил Уилл Холлин.

– Гертруда поросится! – сказал он тревожно. – И кидается на малышей!

Скверно! Свиньи иногда набрасываются на новорожденных поросят и, если не помешать, даже убивают их. Поросят, конечно, можно забрать, но тогда им грозит голодная смерть.

Проблема при любых обстоятельствах крайне сложная, а в этом случае особенно, так как Гертруда была племенной свиноматкой и Уилл Холлин, решив улучшить породу своих свиней, заплатил за нее большие деньги.

– Сколько их уже? – спросил я.

– Четверо. И на каждого она набрасывалась! – Его голос прерывался от волнения.

Тут я снова вспомнил про «усмирин» и снова благословил мистера Барджа.

– У меня есть новейшее средство, мистер Холлин. – Я улыбнулся в трубку. – Прислали как раз сегодня. Буду у вас немедленно.

Я рысцой влетел в аптеку, вскрыл ящик с флаконами и прочел приложенное описание: «Десять кубических сантиметров внутримышечно, и свиноматка подпустит поросят менее чем через двадцать минут».

До фермы Холлинов было недалеко, и, мчась сквозь вечерний мрак, я думал о неисповедимых путях судьбы. «Усмирин» прибыл утром – и сразу же два случая, настоятельно требующих его применения. Нет, что ни говорите, а мистер Бардж приехал не случайно – какие еще нужны доказательства предопределенности, управляющей нашим существованием? При этой мысли у меня даже мурашки поползли по коже.

Мне не терпелось поскорее сделать инъекцию, и я сразу залез в закут. Гертруде не понравилось, что ей в бедро вогнали иглу, и она повернулась ко мне с грозным хрюканьем, однако я успел ввести ей все десять кубиков, прежде чем ретировался.

– Значит, нам только двадцать минут подождать – и все? – Уилл Холлин оперся о загородку и тревожно посмотрел на свинью. Ему было за пятьдесят, он еле сводил концы с концами, и я знал, как много значат для него эти поросята.

Я собирался сказать что-нибудь оптимистичное, но тут на свет появился еще один розовый барахтающийся поросенок. Фермер нагнулся и осторожно подтолкнул малыша к соскам лежащей на боку свиньи, но при первом прикосновении его пятачка Гертруда взвилась, яростно ворча и обнажая желтые зубы.

Уилл быстро схватил поросенка и опустил его в картонный ящик, в котором копошились его старшие братья и сестры.

– Ну вот видите, мистер Хэрриот.

– Да-да. А сколько их там уже у вас?

– С этим шесть. И все отличные, как на подбор.

Я заглянул в ящик. Да, у всех породистые вытянутые туловища.

– Действительно. А судя по ее виду, она еще и до половины не дошла.

Он кивнул, и мы приготовились ждать.

Двадцать минут тянулись, как вечность, но вот я взял пару поросят, влез с ними в закут и уже собрался приложить их к соскам, когда один из них пискнул. Гертруда ринулась на меня с яростным ревом, разинув пасть, и я перелетел через перегородку с резвостью, какой в себе и не предполагал.

– Вроде бы сон ее не совсем разобрал? – заметил мистер Холлин.

– Э… да… совершенно верно. Пожалуй, надо еще подождать.

Мы дали ей еще десять минут, а потом все повторилось снова. Я ввел ей дополнительные десять кубиков «усмирина», а час спустя – новые десять. К девяти часам Гертруда произвела на свет пятнадцать чудесных поросят и шесть раз изгоняла меня из закута вместе со своими отпрысками. Она стала, пожалуй, даже еще более подвижной и свирепой, чем до первой инъекции.

– Вон послед вышел, – мрачно сказал мистер Холлин. – Значит, она кончила. – Он печально посмотрел на картонный ящик. – А мне теперь надо вскормить пятнадцать поросят без материнского молока. Того и гляди, все передохнут.

– Нет уж, не передохнут, – произнес голос у нас за спиной.

Я оглянулся. В дверях, улыбаясь своей обычной лукавой улыбкой, стоял дед Холлин. Он вошел в закут и ткнул Гертруду палкой в бок. Она с рыком вперила в него злобный взгляд, и его улыбка поползла к ушам.

– Ну, я тебя живо приструню, старуха.

– Приструните? – Я неловко переступил с ноги на ногу, – Каким образом?

– Так ее же надо поуспокоить чуток, и все дела.

Я перевел дух.

– Конечно, мистер Холлин! Этого я и добивался.

– Так-то оно так, да взялись вы за это не с того конца, молодой человек.

Я пристально поглядел на него. Всезнайка, щедрый на советы в чужой беде, – кому из ветеринаров не приходилось терпеть его присутствия? Но дед Холлин не вызвал у меня обычного раздражения. Мне он нравился. Хороший человек, патриарх прекрасной семьи (Уилл был старшим из четырех его сыновей), и уже несколько его внуков завели собственное хозяйство в наших же краях.

Да и какое у меня было право задирать перед ним нос после моей жалкой неудачи?

– Я ввел ей новейшее лекарство, – буркнул я.

Он мотнул головой.

– Ее лекарствами не проймешь. Ей пиво требуется.

– А?

– Пиво, молодой человек. Глоток-другой доброго эля. – Он повернулся к Уиллу: – Чистое ведерко у тебя найдется, сынок?

– В молочной стоит. Только что ошпаренное.

– Вот и ладно. Я схожу в трактир. Долго не задержусь. – Старик повернулся на каблуках и скрылся в темноте. Ему было под восемьдесят, но сзади он выглядел как молодой парень – прямая спина, широкие плечи, легкая походка.

Нам с Уиллом разговаривать не хотелось. Его терзала тревога, а меня стыд, и оба мы почувствовали облегчение, когда в хлев вошел дед Холлин с эмалированным ведром, до краев полным пенящейся коричневой жидкостью.

– Хо-хо! Видели бы вы, как у них в «Фургоне с лошадьми» глаза на лоб полезли! Небось никогда еще такого не было, чтобы кто зараз два галлона требовал!

Я даже рот раскрыл.

– Вы взяли два галлона пива?

– Два, молодой человек. Меньше толку не будет. – Он снова повернулся к сыну: – Она же у тебя давно не пила, а, Уилл?

– Ага. Я хотел дать ей водички, когда она кончит, да так и не успел.

Дед Холлин поднял ведро.

– Ну так, значит, у нее в горле совсем пересохло!

Он наклонился над загородкой, и в пустое корыто обрушился темный пенный каскад.

Гертруда угрюмо направилась к корыту и подозрительно понюхала неизвестную жидкость. Поколебавшись, она сунула в нее рыло, осторожно сделала глоток, и хлев тут же огласился звучным хлюпаньем.

– Черт, во вкус вошла! – воскликнул Уилл.

– Еще бы не вошла, – вздохнул старик. – Это же самый лучший портер!

Корыто опустело с поразительной быстротой, но, прежде чем отойти, могучая свинья тщательно его вылизала. По-видимому, соломенное ложе ее не манило, и она начала прогуливаться по закутку, время от времени проверяя, не осталось ли в корыте пива, и поглядывая на три лица над бревенчатой загородкой.

И тут я, к своему полному изумлению, вдруг заметил, что свирепый огонь в ее глазках погас и они выражают теперь только тихое благодушие. Мне даже почудилось, что она улыбается.

С каждой минутой ее движения становились все более неуверенными. Она начала спотыкаться, а затем, громко и откровенно икнув, плюхнулась на солому и перекатилась на бок.

Дед Холлин, немелодично насвистывая, несколько секунд смотрел на нее, потом перегнулся через загородку и ткнул свинью в мясистое бедро, на что она только блаженно хрюкнула и даже не шевельнулась.

Гертруда наклюкалась в лежку.

Старик махнул на картонный ящик:

– Тащи поросят.

Уилл принес в закут одну барахтающуюся охапку, потом вторую. Как всем новорожденным, им не требовалось объяснять, что они должны делать дальше. Пятнадцать изголодавшихся ртов прильнули к материнским соскам, и я со смешанным чувством созерцал картину, которая, увы, ничем не была обязана моему самому современному ветеринарному искусству, – длинный рядок розовых поросят, наполняющих свои брюшки животворной жидкостью.

Что поделаешь! Я оказался бессилен, и восьмидесятилетний фермер утер мне нос с помощью двух галлонов портера. Настроение у меня было далеко не радужное.

Я смущенно закрыл ящик с флаконами «усмирина» и уже тихонько отступал к машине, но тут меня окликнул Уилл Холлин:

– Заходите в дом, мистер Хэрриот. Выпейте кофе на дорожку. – Голос звучал дружески, словно я не проторчал тут весь вечер без малейшего толку.

Я повернулся и пошел на кухню. Когда я направился к столу, Уилл ткнул меня локтем в бок.

– Да вы поглядите! – Он приподнял эмалированное ведро, на дне которого плескалось пиво. – Это получше кофе будет. Наберется на две добрые кружки. Сейчас я их достану.

Он нырнул за дверцу буфета, и тут в кухню вошел дед Холлин. Он повесил шляпу и палку на крючок в углу и потер руки.

– Достань-ка и третью кружку, Уилл, – распорядился он. – Кто пиво-то в корыто лил? Так я на троих его и сберег.

Возможно, на следующее утро я продолжал бы мучиться из-за своего тягостного фиаско, но на рассвете меня вызвали к корове с выпадением матки, а против хандры нет средства лучше, чем часок-другой отчаянных усилий.

В Дарроуби я вернулся около восьми часов и решил заправиться бензином на рыночной бензоколонке. В приятном рассеянии мыслей я смотрел, как Боб Купер наполняет мой бак, но тут издали донеслись протяжные звуки:

– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у…

Содрогнувшись, я обвел взглядом площадь. Она была пуста, но душераздирающий вой неумолимо приближался; и вот из-за дальнего угла показался автомобиль мистера Берсфорда и свернул к бензоколонке.

Я попытался спрятаться за пожарный кран, но тщетно! Меня увидели, и машина, запрыгав по булыжнику, под визг тормозов остановилась рядом со мной.

– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у!

На близком расстоянии вой был нестерпимым.

Я выглянул из-за крана и прямо перед собой увидел выпученные глаза управляющего банком, который опустил стекло в дверце. Он выключил мотор, и Коко на заднем сиденье, тотчас успокоившись, дружески завилял мне хвостом. Однако у его хозяина вид был отнюдь не дружеский.

– Доброе утро, мистер Хэрриот, – сказал он угрюмо.

– Доброе утро, – ответил я хрипло и, растянув губы в улыбке, нагнулся к окну: – Доброе утро, миссис Берсфорд.

Она испепелила меня взглядом и открыла было рот, но муж опередил ее:

– Рано утром я по вашему совету дал ему одну из новейших чудотворных таблеток… – Подбородок у него задрожал.

– Ах так?

– Да, так. И она совершенно не подействовала, а потому я дал ему вторую! – Он помолчал. – Поскольку результат оказался таким же, я дал третью, затем четвертую.

– Неужели?.. – Я с трудом сглотнул.

– Вот именно. – Его взгляд стал ледяным. – А потому я вынужден прийти к заключению, что таблетки эти бесполезны.

– Ну… э… да, конечно, судя по…

Он предостерегающе поднял ладонь.

– Мне некогда слушать объяснения. Я и так уже сильно задержался, а мне предстоит проехать триста миль.

– Я искренно сожалею… – начал я, но он уже поднял стекло и включил мотор, а Коко тотчас замер, задрал морду, словно миниатюрный волк, и стянул губы в кружок. Я смотрел, как автомобиль мистера Берсфорда проехал площадь и исчез из виду за поворотом южного шоссе, но до меня еще долго доносились вопли Коко:

– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у.

Внезапно ослабев, я прислонился к крану. Сердце у меня сжалось от сочувствия к мистеру Берсфорду. Я уже говорил, что миг он казался очень порядочным человеком.

Собственно говоря, он мне даже нравился, и тем не менее я с большой радостью подумал, что мы вряд ли когда-нибудь еще встретимся.

Наши свидания с мистером Барджем обычно происходили раз в три месяца, и вновь во главе нашего обеденного стола я увидел его только в середине июня. Он попивал кофе, ронял вежливые фразы, и летнее солнце озаряло его серебристую голову. Наконец, утерев губы салфеткой, он неторопливо пододвинул нам свой каталог. Беря в руки увесистую книжку, Зигфрид задал неизменный вопрос:

– Что-нибудь новенькое, мистер Бардж?

– Любезный сэр! – Улыбка старца яснее всяких слов говорила, что наивность юности хотя и ставит его несколько в тупик, но тем не менее восхитительна. – Фирма «Каргилл и сыновья» никогда не посылает меня к вам без изобилия новых лечебных средств, многие из которых уникальны и все без исключения весьма действенны. Могу предложить вам огромный выбор чудодейственных лекарств.

Вероятно, я приглушенно охнул, потому что он повернулся ко мне и, затопляя меня волнами снисходительной благожелательности, осведомился с чуть шутливой улыбкой:

– Мистер Хэрриот? Вы, кажется, что-то сказали, мой юный и уважаемый друг?

Я раза два сглотнул, открыл было рот, но, по обыкновению, оказался бессилен против его неколебимого и невозмутимого достоинства.

– Нет… ничего, мистер Бардж, – ответил я, понимая, что у меня никогда недостанет духа рассказать ему про чудодейственность «усмирина».

Течение нашей жизни определялось внезапными тревогами и неожиданными происшествиями.

Тристан, впрочем, был выше всего этого. Как-то вечером мы с ним сидели в гостиной Скелдейл-Хауса, и вдруг наш покой нарушил пронзительный звон телефона.

Тристан, не вставая с кресла, протянул руку к трубке:

– Аллоу? Ктоу говоритто?

Несколько секунд он внимательно слушал, потом потряс головой:

– Нетто, нетто, извинитто. Мистероу Фарноно дома нетто. Хорошоу, я сказай, когда он приходитто. Наше-ваше с кисточкоу!

Он положил трубку. Я изумленно смотрел на него со своего места по другую сторону камина. Этот нелепый акцент был лишь одним из проявлений его твердой решимости отыскивать крупицы развлечений в чем бы то ни было. Конечно, так он забавлялся отнюдь не всегда, но фермеры нет-нет да и упоминали, что с ними говорил «какой-то иностранец».

Тристан уютно устроился с «Дейли миррор» и вскрыл новую пачку сигарет, но тут опять затрезвонил телефон, и ему пришлось взять трубку.

– Та, та, тобры фетчер, как поживайт. Што фам укотно?

В трубке басисто зарокотало, и Тристан вдруг выпрямился. «Дейли миррор» и сигареты соскользнули иа пол.

– Да, мистер Маунт, – быстро сказал он. – Нет, мистер Маунт. Да, конечно, мистер Маунт, я немедленно передам. Благодарю вас. Всего хорошего. – Он откинулся на спинку кресла и перевел дух. – Это был мистер Маунт!

– Я догадался. И он-таки заставил тебя поджать хвост, Трис.

– Ну… Да… я как-то не ожидал… – Он поднял сигареты и задумчиво закурил.

– Вот именно, – сказал я. – А зачем он звонил?

– Просит завтра утром посмотреть какую-то его рабочую лошадь. У нее с задними ногами неладно.

Я сделал запись в блокноте и поглядел на Тристана:

– Не берусь судить, как ты выкраиваешь время в бурном вихре своих любовных увлечений, но последнее время ты крутишь с его дочкой, а?

Тристан вынул сигарету изо рта и внимательно оглядел тлеющий кончик.

– Действительно, я несколько раз приглашал Дебору Маунт в кино и на танцы, а что?

– Да так. Уж очень у нее папаша внушительный, только и всего.

У меня перед глазами всплыл мистер Маунт – такой, каким я его видел в последний раз: настоящий человек-гора под семь футов ростом. Над плечами, которые походили на отроги холма за его фермой, поднимался могучий утес головы с каменным подбородком, скулами и лбом. А таких широких ладоней я в жизни не видел – раза в три шире моих.

– Ну и пусть его! – отозвался Тристан. – Человек он вполне приличный.

– О, вполне. Я о нем ничего плохого сказать не хочу. (Мистер Маунт отличался большой религиозностью и был, по слухам, суров, но справедлив.) Просто мне бы не хотелось, чтобы он потребовал от меня отчета, на каком основании ты кружишь голову его дщери.

Тристан поперхнулся, и в глазах у него мелькнула тревога.

– Чушь какая! Мы с Деборой друзья, и ничего больше.

– Рад это слышать. А то говорят, папаша бережет ее пуще собственного глаза, и я бы не хотел почувствовать его лапищи на своем горле.

Тристан смерил меня ледяным взглядом:

– Есть в тебе, Джим, какой-то садизм. Только потому, что мне иногда приятно пригласить девушку в кино…

– Да ладно тебе, Трис. Или ты шуток не понимаешь? Обещаю завтра у Маунта ни словом не упоминать, что ты зачислил Дебору в свой гарем… – Я ловко увернулся от летящей подушки и пошел в аптеку собрать все нужное для завтрашнего объезда.

Но когда утром я увидел мистера Маунта в дверях его дома, мне стало ясно, что моя шуточка была как нельзя кстати: на мгновение его фигура заполнила весь дверной проем, затем он мерной походкой приблизился ко мне по булыжнику, заслоняя солнце, погружая в тень и меня, и все вокруг.

– Этот молодой человек, Тристан… – начал он без всяких предисловий. – Вчера он заговорил со мной по телефону как-то странно. Что он за человек?

Я посмотрел вверх, на нависающее надо мной лицо, – на пронзительные серые глаза под мохнатыми бровями и невнятно пролепетал:

– Тристан? Да очень хороший. Просто отличный.

– Хм. – Великан продолжал сверлить меня взглядом, потирая подбородок пальцем, длинным и толстым, как банан. – А он пьет?

Мистер Маунт был известен как заклятый враг спиртного, и я поберегся упомянуть, что Тристан пользуется всеобщей любовью и уважением в большинстве местных питейных заведений.

– А… э… – пролепетал я. – Почти нет… весьма умеренно…

В этот момент из дверей выпорхнула Дебора и направилась через двор к молочной.

На ней было цветастое ситцевое платье. Девятнадцать лет, ласковые карие глаза, золотистые волосы падают на плечи, пышная, здоровая красота деревенской девушки… Она улыбнулась мне, блеснув белыми зубами, и пробежала мимо. Это было еще до того, как я познакомился с Хелен, и хорошенькие девушки меня, естественно, очень интересовали. Я поймал себя на том, что восхищенно смотрю ей вслед.

И тут я почти физически ощутил на себе взгляд ее отца. На его лице появилось новое выражение – столь сурового неодобрения, что меня даже дрожь пробрала. Я сразу же решил про себя, что Дебора, конечно, прелесть и характер у нее как будто приятный, но… нет, нет и нет! Явно Тристан много храбрее меня.

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 671 | Нарушение авторских прав