АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О НОВОЙ МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ ПСИХОТЕРАПИИ

Вопрос о научной теории в психотерапии неотделим от вопроса методологии, поскольку теория и методология тесно связаны между собой. Представленная здесь отличающаяся от существующей сейчас позитивистской методологии феноменологическая методика исследования психотерапии означает длительную динамическую интеракцию с феноменом, который раскрывает себя из себя самого, в нашем случае - интеракцией между пациентом, или его страданиями, и психотерапевтом, который находится в тесном отношении к этому процессу. В этой статье обсуждается, исходя из базовых эпистемологически-философских соображений об исследовании психотерапии, пример близкого к практике исследовательского подхода.

Если психотерапия занимается субъективным психическим миром страданий и переживаний людей, то логично, что психотерапевтические исследования стараются сделать понятными и описать именно их. До сих пор в психотерапевтических исследованиях господствовала парадигма внешнего, нейтрального относительно ценностей, объективного, генерирующего гипотезы наблюдателя. Цель определялась как эффективность и полезность.

Дескриптивный подход, предложенный феноменологическим методом, сознательно отказывается от заранее сформулированных гипотез и концепций, которые для каждого исследователя в естественных науках являются неотъемлемым вспомогательным средством для охватывания действительности.

Главная задача феноменологического исследовательского подхода в психотерапии заключается в обоюдном, субъек-

тивном восприятии значения переживаний и пережитого, языковом взаимопонимании между терапевтом и пациентом.

Психотерапевтическое исследование, которое старается постигнуть человека в его субъективном восприятии и уникальном переживании, должно искать свою исходную точку там, где человек является действительно сам собой по своей сути, где он принадлежит себе. Эта уникальность не находит своего места в естественных науках вследствие спекулятивных общих трактовок. Собственно говоря, они не могут сказать ничего толкового об отдельном случае. Они занимаются концептуализацией, разделением вещей, о которых, как в случае диагностических концептов, уже заранее известно, что в них содержится, а именно отдельные симптомы, их выражения и продолжительность во времени. В конечном счете, наши распространенные классификации болезней, которые постоянно обогащаются новыми диагнозами, - или привычная в Австрии ICD-9, или ICD-10 (международная классификация психических расстройств), или распространенная в США DSM-IV (Diagnostic Manual), - не являются ничем иным, как договоренностью большинства ученых, которые достигли согласия относительно принадлежности отдельных симптомов к определенной категории болезней. О субъективности или уникальности человеческого переживания уже не может быть и речи.

Здесь я хотела бы совершить экскурс, который покажет нам, откуда наша современная естественная наука выводит свою идею концепта, квантификации и формирования гипотез. Основанием для этого ей служит произвольно выбранное из разнообразия аристотелевской классификации наук понятие науки, а именно понятие математики, или mathemata. Эта категория была лишь одной из форм научного подхода, однако нам она служит как единственное основание современных наук. Понятие mathemata означает те предметы исследования, о которых мы уже заранее знаем, чем они являются, и вносим их в определенный концепт. Например, чтобы констатировать, что здесь есть три стула нам должно быть заранее известно число «три». Если мь изучили число «три» в школе, то вновь и вновь можем при менять это знание к новым ситуациям. Ключевым моментом

этого способа концептуализировать знание является процесс узнавания, абстрагирование от чего-то, что мы когда-то изучили, а не описание того, что видим впервые. Изучение пособий по диагностике опирается именно на такой ход: поскольку мы уже знаем, что такое шизофрения, то стараемся убедиться в том, что определенные наиболее частые симптомы можем найти у нашего пациента в уже давно описанной форме. Однако здесь вовсе не идет речь о вопросе, существует ли шизофрения вообще. Достаточно только иметь концепт для диагноза, чтобы можно было наблюдать соответствующую психическую болезнь. Итак, шизофрении не обязательно существовать на самом деле, чтобы быть признанной.

Так в диагностике вновь и вновь возникают новые концепты, как, например, нарциссизма и линии тела. В соответствии с этими концептами и техниками лечения, которые из них выводятся, мы можем лечить все, избегая вопроса, что, собственно говоря, является сутью вещей, которые мы упаковываем в эти концепты. Феноменология Гуссерля — это радикальный призыв «назад к самим вещам». Мы не должны «узнавать» вещи при помощи этих конструкций, поскольку этим только получаем подтверждение того, что концепт был определен заранее. Основная идея психотерапевтических феноменологических исследований состоит в том, чтобы предложить психотерапевтам такую точку зрения, которая даст им возможность видеть человека без рамок, уже заранее определяющих, чем бы мог страдать этот человек, чтобы со временем применить соответствующую технику.

Для этого мы снова должны научиться наблюдать, иначе говоря, воспользоваться той формой наблюдения, которую естественные науки утратили. Эта точка зрения содержит идею, что каждый человек и каждая вещь имеет свойственную им природу, суть, которая раскрывается сама по себе, в соответствии со своими собственными естественными закономерностями. Мы можем их постичь только благодаря опыту, который приходит из наблюдения, и интуиции. На этой мысли для Аристотеля заканчивается путь к познанию вещей.

И только вследствие открытий Ньютона эта основная мысль была забыта, а обоснована была, согласно Хайдеггеру (1986), «эссенциально-математическая точка зрения». Ньютон разработал концепцию вещей, он исследовал, не наблюдая вещь и описывая ее свойства (знания о вещах), а стараясь поместить вещи в один из разработанных в процессе самого наблюдения концептов. Это подход принципиально математический, потому что сначала появляется определенный концепт, который не нуждается в никаком реально имеющемся феномене для своей законности. Однако если мы уже заранее имеем определенный концепт подхода к вопросам в психотерапии, которые нужно исследовать, то этим самым уже определяется и наша точка зрения. Тогда концепт шизофрении, как нам показал приведенный только что пример, имеет преимущество перед вопросом внутреннего переживания, то есть самой глубокой сути пациента.

Эти концепции вещей, которые влияют на наше понимание в качестве ориентиров и допускают определенные предвидения (гипотезы), называются аксиомами. То есть в современных науках мы не можем открыть ничего существенного без определенной концепции.

Поэтому Дильтей (1900 — 1924) выступает за такую исторически-динамическую теорию познания, которая преследует цель сделать познаваемым то уникальное, что не может быть достигнуто ни одной заранее сформулированной концепцией, ни одной заранее сформулированной гипотезой, ни с помощью какого-либо закона, а только в виде жизненного описания феномена. Под «жизненным» имеется в виду привлечение аффектов, актов воли и желаний человека — то есть все те аспекты, которых не найти в естественнонаучных исследованиях. Намного ярче это проявляется в изобразительном искусстве, поэзии или режиссуре. Все эти искусства родственны с психотерапией, потому что как художники, так и психотерапевты должны наполнять абстрактные представление чувствами, импульсом и мотивациями. Только они и оживляют взгляды. Психотерапия только тогда имеет смысл, когда постоянно пытается сопереживать психическому миру другого человека.

Для психотерапевтических исследований все это означает отход от формирования гипотез до начала лечения, а также от

цепляния за диагнозы. Поскольку из них вытекают только закостенелые техники лечения, которые как будто бы должны служить пониманию человеческого страдания, но в конечном счете выливаются в дистанцирование между пациентом и терапевтом. Здесь терапевт может попасть в роль объективного, нейтрального исследователя, который навязывает пациенту свои диагнозы и концепции лечения, из них вытекающие, словно натягивает ему на голову свою шляпу. Но мы знаем, что для того, чтобы из шляпы мог появиться кролик, его надо туда сперва посадить. Таким образом, естественнонаучные, ориентированные на гипотезы и диагнозы психотерапевтические исследования сами себя заводят в тупик.

Заранее сформулированные категории, к которым я причисляю и критерии диагностирования, которые в своих упрощающих функциях сильно сужают поле понимания человеческих переживаний, вполне можно сравнить с формированием гипотез в естественных науках¹. Ни такой подход, ни строгие правила техники не являются надежной опорой психотерапевта в его работе. «В терапевтическом процессе, в динамике переноса и контрпереноса они очень быстро отпадают. С их помощью можно работать только до тех пор, пока психоанализ² понимается как объективно-объективирующий метод исследования, который ищет и описывает расстройство у пациентов, однако не понимает его как расстройство отношения».

Позиция безучастного объективного исследователя, который формирует гипотезы и зримо держится за пределами процесса исследования, а свой успех измеряет сигнифика-циями и опровергаемыми гипотезами, конечно же, надежная. Впрочем, такой исследователь никогда не узнает, что означает лично подвергнуться опасности незнания, которая вытекает из того, что при симптомах пациента речь идет о

Следствием ригидной работы с диагнозами является то, что пациент втискивается в некую схему, которая переносит на него уже готовые, сформировавшиеся взгляды, подобные гипотезам естественных наук, а в худшем случае на пациента переносятся даже предположения и таким ооразом устанавливается способ его лечения. В результате терапия становится метод-центрированной вместо клиент-центрированной.

В рамках этой аргументации можно обобщить, перенеся на все это обозначение психотерапии.

расстройстве отношения, к которому привлечен и сам психотерапевт.

В феноменологических исследованиях не исходят из гипотез или попыток создания определенных концепций. Здесь делаются описания того, что нам само показывается, не вырывая его из его естественных ежедневных связей. Нет стерильных лабораторных условий, ни одной необходимой повторяемости, а следовательно, ни одного эксперимента в обычном понимании. Зато есть человек, который пребывает в своем естественном жизненном мире и оттуда сообщает о своих переживаниях. Провал между субъектом и объектом — вследствие парадигмы нейтрального, внешнего наблюдателя - закрывается, если как исследовательский процесс, так и формирование теории ориентируются на личный опыт терапевта и пациента. Вещи, которые раскрываются нам, рассматриваются не как объекты, существующие независимо от нас; нет расщепления на субъект и объект. Скорее есть наше субъективное сознание, которое придает речам определенные атрибуты, то есть значения. Следовательно, она воссоздает существенно видение того жизненного мира, в котором мы пребываем. Мы хотим формулировать наши желания и предположения не при помощи гипотез, прячась за псевдообъективной научностью, а описывать вещи так, как мы познаем их в целой нашей субъективности. Этот процесс, который возвращает на передний план вещи сами по себе, Гуссерль назвал максимой «назад к самим вещам». Поэтому надо осознать взаимовлияние между исследователем и исследуемым. И только так мы можем поймать базовые структуры вещей, которые показывают себя (из себя самих). Здесь одновременно были названы цель и ведущий вопрос феноменологии: описание конституирующих свойств, которые создают и определяют феномен. Описаны исследования структурных свойств, которые создают суть феномена, также принимая в< ■ внимание свободу языка. Отсюда возникает порождающая зна чение интерпретация.

Только что упомянутое понятие сути имеет в виду те свой ства, которые делают вещь или симптом тем, чем они являют ся. В психотерапевтических исследованиях под этим имеют i виду состояния чувств и способы переживаний, которые уста навливают определенный симптом. Суть феноменов должн;

проявляться через прямые описания опытов, таких, какие они есть, не оглядываясь на проблемы генетической психологии или каузальных объяснений. Так как мир может быть познан только субъективно, то в феноменологических исследованиях психотерапии описаниям пациентов уделяется наибольшее внимание. При помощи этих рассказов они показывают свой жизненный мир, который должен стать основанием науки. Сначала должен быть жизненный мир, на основе которого только и может возникнуть наука. Феноменология исходит из этого основополагающего познания мира. Этим обращается внимание на начальный мир, непосредственный мир, мир, не определенный созданием абстрактных идеалов и идей, который уже владеет значением прежде любой концептуализации, прежде любого анализа. При помощи интуитивного описания мира мы идем вслед за нашим восприятием. «В «первичном» и «интуитивном» схватывании и объяснении феноменов заключается противоположность наивности случайного, «непосредственного» и свободного от любых намерений созерцания» (Heidegger, 1986, S. 37). Ударение здесь несомненно падает на пояснение того, что интуиция по своей сути не случайна.

Мы остаемся верными нашему опыту мира, поскольку не возводим его ни к каким идеалам. Ведь мир - это не то, что я мыслю, а то, что я живу. В таком способе видения проявляется наше интенциональное сознание, которое направлено на мир и способствует связности восприятия и без рефлексии.

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 457 | Нарушение авторских прав