АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 26. Гостиница оказалась настоящей дырой

Гостиница оказалась настоящей дырой.

Их номер вызывал в памяти слова «клинически депрессивный», как выразился Дюран. Грязный и захудалый вид помещения наводил на мысль о тех заведениях, где останавливаются вышедшие из мест заключения граждане. Две бесформенные односпальные кровати заправлены легкими покрывалами, которые, судя по нескольким темнеющим полоскам у швов, когда‑то были оранжевыми, но давно обрели грязно‑белый цвет застиранного белья. В углу на заляпанном ковровом покрытии стоял низкий столик. Возле окна скучало засаленное и прожженное окурками кресло, а неподалеку на встроенном стенном шкафу громоздился 27‑дюймовый «Сони Тринитрон».

В кухонной зоне, позади стойки из жаропрочного пластика, висела раковина, явно нуждавшаяся в новой глазуровке, рядом располагался маленький, но очень шумный холодильник, и дополняла картину стенка из дешевого каталога доставки товаров по почте, внутри которой размещались стопки чашек и тарелок.

Эйдриен открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь. К счастью, там оказалась лишь форма для льда — по всей видимости, сделанная вручную из прессованной фольги.

— Кошмарное место, — пожаловалась девушка.

Джефф подсунул спинку кресла под круглую дверную ручку.

Утром они дошли до метро и поехали в северную часть города. В медицинском центре «Пашена» их приветливо встретили работники отделения нейросканирования и компьютерной томографии. Секретарша‑азиатка в приемной открыла прозрачное оконце и одарила Джеффа радушной улыбкой.

— Да‑да, все верно, — проговорила она, — мистер Дюран. Вам назначено обследование. Я позову Виктора.

Минуту спустя в дверях появился латиноамериканец в комбинезоне цвета морской волны с резкими чертами лица, напоминавшими об ацтекских фризах.

— Передайте Мелиссе форму согласия на проведение процедур, и начнем, — проговорил он и обратился к Эйдриен: — Вы миссис Дюран?

Ее лицо залилось краской, и она несколько поспешно ответила:

— Нет, просто знакомая.

— Тогда вы, наверное, предпочтете подождать где‑нибудь в другом месте. Видите ли, тестирование — довольно долгая процедура. Я бы посоветовал зайти в четыре.

Спутница Дюрана удалилась, и его проводили в комнату, где сняли основные показатели жизнедеятельности организма, а затем в кабинете для обследования он стал дожидаться, когда к нему подойдет специалист. Помещение, украшенное геометрическими бордюрами, оформители выдержали в пастельных тонах, на стене одиноко висела гравюра Норманна Рокуэлла с изображением врача в белом халате. С доброй улыбкой на губах и стетоскопом в руке доктор склонился над трепещущим мальчиком, голый зад которого виднелся под слишком коротким хирургическим балахоном. Слащавый образ чадолюбивого педиатра относился к временам, имеющим мало общего с миром, в котором жил Дюран.

Центр нейросканирования можно было с легкостью назвать мечтой технофила: на столах высился дремучий лес компьютеров и светодиодов, осциллоскопов, светло‑коричневых и желтовато‑серых приборов, одновременно казавшихся современными и доисторическими.

Первой в списке тестов шла компьютерная аксиальная томография[31]. Дюрана попросили лечь лицом вниз, голову привязали к подбородку ремнями. По настоянию ассистентки пациент зажал во рту специальное резиновое приспособление, обеспечивающее максимальную фиксацию головы. Любое движение, как ему сообщили, — злостный враг диагностики. Поэтому Джефф лежал, стараясь сохранять полную неподвижность и ощущая неимоверное желание почесать то тут, то там. Но он твердо решил не двигаться и черпал поддержку из неутомимой болтовни обслуживающей его медсестры — техника и вдохновительницы в одном лице. В ходе процедуры она ловко управлялась с неким прибором, который двигался по арматуре вокруг головы Дюрана и делал серии снимков, подробно останавливаясь на каждом из сорока восьми поперечных сечений черепа пациента. Прибор перемещался с глухим жужжанием, причем, когда он щелкал, чтобы запечатлеть изображение, оставаться спокойным было невозможно.

Медсестра ласково щебетала, и Дюрану пришло в голову, что в такой манере обычно разговаривают с собаками и младенцами. По завершении процедуры в кабинете материализовалась индианка, схватившая цветную диаграмму, где в зашифрованном виде содержалась информация о состоянии мозга Джеффри, и препроводила пациента в кабинет, на двери которого висела табличка:

МАГНИТНО‑РЕЗОНАНСНАЯ ТОМОГРАФИЯ

На этот раз процедура прошла не так гладко.

Томограф представлял собой длинный стол, въезжавший в большой барабан, напоминающий по форме гроб — «магнит», как называли это жутковатое приспособление лаборанты. Лежащего на столе Дюрана снабдили подобием шлема с закрывающей лицо пластиковой решеткой. Сестра сунула ему в ладонь кнопку аварийной сигнализации и посоветовала надавить на нее, если он испугается. Затем пациента попросили лежать неподвижно и не реагировать на звуки помпы, которая скоро включится.

Сестра коснулась какой‑то кнопки, и стол покатился в барабан, точно унося Дюрана в глотку какого‑то гигантского хищника. Джефф старательно вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть — что же находится за пластмассовой решеткой шлема. До свода барабана оставалось около восьми дюймов, когда стол стал подниматься и остановился, лишь приблизившись к своду почти вплотную.

Джефф сделал глубокий вдох. «Ты в безопасном месте», — сказал он себе и что есть мочи надавил на кнопку тревоги. Сработала сигнализация, прибежала сестра, стол подался вниз и медленно выкатился назад.

Персонал шепотом посовещался, и пациента препроводили обратно в диагностический кабинет. Там некий молодчик с бритой головой и золотым кольцом в носу сделал ему укол, заверив, что инъекция поможет расслабиться. Препарат и впрямь подействовал, и остаток утра и большая часть дня пролетели если не как сон, то как кинохроника — черно‑белая и немая.

Дюран не запомнил, сколько еще сделали тестов. Последним шло сканирование с радиоактивным изотопом. Ацтек Чарли, как называли сотрудники латиноамериканца с характерным лицом, в двух словах объяснил пациенту, в чем заключается процедура:

— Проще говоря, вас будут просвечивать вот этим. — Чарли взял с блестящего алюминиевого подноса шприц и поведал: — Здесь — радиоактивный изотоп, просвечивающий мозг, чтобы док смог посмотреть, что там происходит. — Ацтек постучал по шприцу ногтем и попросил Джеффри прилечь на покрытый бумагой стол.

Тот послушался и едва ощутил укол.

Два часа спустя Дюран вышел в небольшой конференц‑зал клиники, где его ждали доктор Шоу и Эйдриен. К ряду освещенных контурным светом кодоскопов были прикреплены десятки снимков поперечных сечений его мозга. Нейропсихиатр переходил от одного изображения к другому, постукивая кончиком указки по маленькой яркой точке, залитой океаном серого цвета.

— Вот здесь, — сказал он. — И тут. И еще здесь, взгляните. На этом снимке тоже видно.

— Похоже на рисовое зернышко, — проговорила Эйдриен.

— Что это? — поинтересовался Джеффри.

Шоу на миг задумался и хмуро ответил:

— Не знаю. — Снова подумал и пожал плечами. — Могу сказать, чем это не является. Это не ткань. Значит, объект представляет собой «инородное тело». Так мы выражаемся, когда все возможные догадки уже исчерпали себя, а природа объекта по‑прежнему неясна.

Врач нахмурился и замолчал. На потолке зажужжала одна из флуоресцентных ламп.

— Вы не припоминаете никаких травм головы? — с надеждой в голосе спросил Шоу. — Может, попадали в автомобильную аварию или авиакатастрофу? Вы служили в армии?

Дюран ухмыльнулся:

— У меня что‑то с памятью в последнее время, док.

Шоу слабо улыбнулся:

— Очень смешно.

— Подождите‑ка, — заговорила Эйдриен, глядя на Шоу. — То есть вы предполагаете, что…

— Возможной причиной нынешнего состояния мистера Дюрана является травма. — Психиатр вскинул руки, и его лицо исказилось в театральном замешательстве. — Скажем так… это рабочая гипотеза. — Врач указал на галерею снимков. — В истории психологии и нейробиологии имеется масса примеров того, как физическое повреждение отражается на работе мозга. На самом деле, ценная информация о памяти попадает в наше распоряжение именно от травмированных больных, людей, которые попадали в чудовищные аварии и их мозг оказывался изувечен. Согласитесь, что подобные эксперименты в условиях клиники провести невозможно. — Шоу ритмично постучал по столу, будто размышляя о чем‑то своем.

— Скажите, а как по‑вашему, это зернышко могло бы воздействовать на память Джеффри? — поинтересовалась Эйдриен.

Психиатр пожал плечами:

— Не исключено. Это одна из вероятных гипотез.

— Доктор, а вы не можете проверить? — подал голос Дюран.

— Для этого нам понадобилось бы сначала изучить объект. — Заметив, что Эйдриен сникла, Шоу попытался ободрить ее сочувственной улыбкой. — Память — вещь странная. Люди склонны полагать, что воспоминания хранятся в мозгу, как книги в библиотеке — стоят себе рядком, все аккуратненько, отдельными группками. Так вот, смею вас заверить, это заблуждение. Мы провели массу экспериментов, и знаете, что выяснилось? Наши воспоминания не носят локального характера — они распределены по мозгу, равномерно рассеяны. Приведу пример. Скажем, мы научили мышь проходить лабиринт, а потом повредили определенную зону ее мозга таким образом, что она с трудом способна передвигаться. И что вы думаете? Обездвиженное животное по‑прежнему помнит, как пройти лабиринт от начала до конца. Что особенно интересно в вашем случае, — продолжил Шоу, обращаясь к пациенту, — это то, что мы не наблюдаем здесь обычных для потери памяти симптомов. Кратковременная память не повреждена, и ваш мозг, похоже, не лишился способности формировать долгосрочные воспоминания.

— Да, и у вас уже есть какие‑нибудь соображения на этот счет? — спросил Дюран.

— Пока ничего определенного. Все, чем я располагаю на данный час, — вот этот инородный объект. — Шоу постучал по одному из снимков на световой панели.

Джеффри пристально смотрел на развешанные в кабинете снимки, как вдруг его захлестнуло ликование: а что, если психиатр прав? Тогда все встает на свои места. Ну, не совсем все — убийство Эдди Бониллы так просто не объяснишь, — но очень многое.

— Доктор, что вы посоветовали бы теперь? — поинтересовался Дюран.

Шоу заколебался.

— На данном этапе все зависит только от вас.

— А что я могу сделать?

— Мы могли бы извлечь объект, взглянуть на него и попробовать разобраться — что он собой представляет и из чего изготовлен.

— Это опасно? — спросила Эйдриен.

Доктор задумчиво покачал головой:

— Не особенно. Предмет расположен в сравнительно доступной области. Пациент будет находиться в сидячем положении, а мы проникнем в клиновидную пазуху через переднюю носовую перегородку.

— Через нос?

Шоу решительно шлепнул указкой по открытой ладони.

— Верно. Придется применить антибиотики широкого спектра действия. А в остальном — не операция, а одно удовольствие.

— Но ведь любое хирургическое вмешательство сопряжено с определенным риском, — заметила Эйдриен.

Доктор кивнул:

— Да, разумеется.

— А поподробнее? — обеспокоился Дюран.

— Можно нечаянно повредить зрительный нерв.

— То есть он ослепнет?

— Очень, очень маловероятно. Я бы скорее опасался истечения ЦСЖ.

— Простите, как вы сказали? — спросила Эйдриен.

— ЦСЖ — цереброспинальная жидкость, которой мозг отделен от черепной коробки. При операциях такого рода… — Шоу не окончил предложения и лишь неопределенно пожал плечами.

— Жуть какая, — пробормотал Дюран.

— В любом случае вероятность летального исхода менее одного процента.

Комментариев не последовало.

— Разумеется, — продолжил психиатр, — пока инородное тело находится в мозгу, всегда присутствует опасность осложнений. Например, оно может вызвать какую‑нибудь локализованную инфекцию или набухание мозга — ликвор. На снимках я заметил область раздражения вокруг предмета. — Шоу порылся в пачке больших цветных распечаток, которые походили на психоделические картинки. На них все так и пылало пурпурным и светло‑вишневым, отдельные участки светились сапфиром — одним словом, легко представлялось, будто какой‑то шутник разложил на столе образцы расцветок для коллекции модных футболок в стиле ретро.

Доктор поднес снимок к фотографическому увеличителю.

— Вот. Взгляните‑ка сюда. Отчетливый ореол, видите?

Дюран с Эйдриен по очереди подходили и рассматривали снимок: на фоне пурпура явственно выделялся крошечный желтый блик.

— Доктор, а вы бы что посоветовали? — в отчаянии махнул рукой пациент.

— Соглашайтесь на пробную операцию. Нужно еще посмотреть, сможем ли мы проникнуть внутрь и выйти, не причинив лишних повреждений. А если это удастся, заодно удалим инородное тело. Неплохо посмотреть, с чем мы столкнулись.

— А оперировать вы будете сами? — поинтересовалась Эйдриен.

Шоу покачал головой:

— Нет, я поищу руки получше. — Он развернулся к картотеке, стоявшей за его спиной, выдвинул ящик, достал папку и отобрал кое‑какие листы. Постучал ими по столу, выравнивая в аккуратную стопочку, и скрепил их. — Возьмите. Это формы на согласие. Внимательно прочтите и хорошо выспитесь, а с утра… Позвоните мне, договорились?

Всего в квартале от гостиницы обнаружилась неплохая кубино‑китайская забегаловка, где готовили на вынос. Путешественники вернулись в комнату с картонными упаковками риса и блоком из шести банок пива «Цинь‑Цуо».

Пока Дюран просматривал формы на согласие, Эйдриен принесла тарелки и стала накрывать столик в углу.

— Я могу ослепнуть, — проговорил Джефф, — или «претерпеть изменение личности». Послушай, вот мое любимое место: «утрата когнитивной функции».

Эйдриен протянула ему банку пива.

— И как это понимать?

— Это значит, что я могу стать идиотом.

— Господи! — проговорила девушка, метнув на него нерешительный взгляд. — Ну, не знаю…

— О чем ты?

Эйдриен покачала головой:

— Я не стану давать тебе советов — не хочу брать на себя ответственность.

Все блюда были настоящим объедением.

— Интересно все‑таки придумали — объединить китайскую и кубинскую кухню, — сказала Эйдриен. — Как им такое в голову‑то пришло? Я бы не додумалась.

Джеффри пожал плечами и пояснил:

— Ничего удивительного: в Вест‑Индии полно китайцев. Во всяком случае, на Ямайке и Гаити точно. Собственно, почему бы им не перебраться и на Кубу тоже?

Собеседница так и застыла, не донеся деревянные палочки до рта.

— Ничего себе, какая осведомленность.

— А чему ты удивляешься?

— Ты что, разве бывал на Ямайке?

Дюран задумался и не очень уверенно проговорил:

— Наверное. На Гаити точно.

— Давай копнем поглубже. Может, что‑нибудь вспомнишь.

Джефф со смаком прожевал очередную ложку риса с бобами и прильнул губами к пивной банке. Наконец закрыл глаза и начал:

— Большой белый дом с верандой. Зелень вокруг. — Он остановился на миг: в ушах стоял шум транспорта — глухой однообразный гул. — Поднялся ветер и поворошил кроны растущих вокруг пальм. Только это был не тихий шелест гуляющего в листве ветерка, а настоящий шквал. — Дюран помолчал и продолжил: — В такую погоду садовник всегда забирался на деревья…

— Зачем? — удивилась Эйдриен.

— Срезал кокосы, а то они веранду побьют.

— Продолжай, — подбадривала собеседница, отложив в сторону палочки. — Помнишь, как мы с тобой в шахматы играли, а потом ты стал вспоминать? Ром, зной.

Джефф сидел напротив девушки, его лицо расслабилось — казалось, будто он тихо и мирно спит, только вот веки подрагивали. Вдруг он вскочил на ноги и вытаращил глаза.

— Что с тобой? — вздрогнула Эйдриен.

Дюран тряхнул головой и отвернулся. Сделал пару глубоких вдохов, пытаясь успокоиться, и обратил взгляд на девушку:

— Слушай, я такое увидел… Господи. Такое уже было — и не раз. Ужас какой‑то. Когда я вдруг вроде бы начинаю вспоминать прошлое, внезапно возникает та комната… Уф, аж волосы дыбом встали.

— Что за комната?

Он покачал головой и отошел к окну. Выглянул на улицу.

— Я не хочу об этом говорить.

— Придется.

Дюран все смотрел в окно, будто выискивая что‑то.

— Я пытался понять, какой там цвет.

— Где?

— В комнате. Не желтый… Охра. И все в крови. — Джефф испустил тяжелый вздох. — Неприятно об этом говорить.

— Тебе же самому это нужно. Давай возьми себя в руки. Попробуй еще вспомнить, может, что‑нибудь получится.

— Нет!

— Ну, как знаешь. — Эйдриен взяла палочки, помешала рыжеватый соус и принялась сосредоточенно ловить черный боб.

— Прости, — сказал Дюран. — Просто я не могу. Это все… Не знаю, как тебе объяснить.

— Ладно, забудь, — небрежно бросила его собеседница. — Не важно.

— Послушай…

— Просто мне кажется, что здесь — зацепка. Я подумала, за нее стоит ухватиться.

Джефф некоторое время сидел молча, прижав пальцами упавшую на лоб темную прядь.

— Пойми, я просто не могу дальше продолжать, это невыносимо.

Эйдриен вздохнула и промолчала.

— Я вижу ту комнату и будто теряю сознание, — сказал Дюран. — Мне хочется отключиться и забыть обо всем.

Девушка покачала головой, словно желая таким образом сменить тему разговора.

— Ладно, тебе еще о многом предстоит подумать.

Джефф был озадачен:

— О чем о многом?

— Ну, к примеру, об операции на мозге.

Эйдриен поймала заостренным концом палочки черный боб и проткнула его.

— А ты всегда так делаешь? — уже просветлевшим голосом поинтересовался Дюран.

— Как?

Он указал на горки риса и овощей, которые та соорудила на тарелке:

— Просто у доктора Фрейда есть очень занятная теория на этот счет.

Эйдриен засмеялась:

— А, знаю, игра с едой. — Она соединила все в одну горку и расплющила ее в квадрат. — Мои недоброжелатели считают, что это единственная игра, на которую я способна.

— У тебя есть недоброжелатели?

Девушка провела диагональные дорожки через квадрат пищи, разделив его на четыре треугольника.

— Угу… Я не из тех, кого называют душой компании. Скорее пчелка‑трудяга, воплощенная деловитость.

Джефф засмеялся:

— Они просто завидуют.

Эйдриен улыбнулась:

— Спасибо, — и подумала: «Держись».

Она уже начинала привязываться к этому парню. А если быть до конца честной, он ей почти нравился — а может, даже и больше. И вот это было бы настоящей катастрофой. «Похоже на стокгольмский синдром»[32], — подумала Эйдриен, хотя Дюран и не держал ее здесь насильно, а они вместе являлись узниками нелепой ситуации. Собственно, нет ничего удивительного, что ей кажется, будто они чем‑то связаны. Они ведь на самом деле… команда. Эйдриен провела пальцем по «Цинь‑Цао», подняла баночку и осушила ее.

Прошел час.

Эйдриен стояла в кухне и мыла посуду, когда до нее донеслись слова Дюрана — он разговаривал по телефону. Девушка закрыла кран, поставила тарелку в сушилку и прислушалась.

— Да, док, — говорил Джеффри. — Это Джефф Дюран… Верно. Прекрасно, спасибо. Послушайте, я хотел сказать: я все обдумал и… решился.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 466 | Нарушение авторских прав