Сопротивление пациента вынуждает терапевта тратить много времени на обсуждение различных претензий. В ситуации группы защитные механизмы пациентов формируются в единую структуру, которую я назвал «групповой защитой». В группе I защитная реакция развивалась в соответствии с классической структурой неврозов, характерных для подавляющего большинства пациентов, поэтому на этапе сопротивления с легкостью возникала реакция вытеснения с сопутствующими ей симптомами — мигренями и сердечными недомоганиями. На следующем этапе, когда были извлечены на поверхность глубинные слои ранних отношений с матерью, заявил о себе защитный механизм отрицания реальности данных переживаний. Наиболее яркой иллюстрацией этого представляются мне события, произошедшие на девяносто четвертом сеансе. Сидевшие напротив меня женщины, госпожа Шнейдер и госпожа Шлее, беспомощно вертели в руках формуляры для прошения, которые необходимо было направить в больничную кассу, и спросили меня, что им с этим делать. Я обо всем их проинформировал и задал им встречный вопрос: разве они сами в этом не разбираются? Госпожа Шнейдер ответила отрицательно, сослав -
шись на то, что подобные проблемы решает ее муж. Некоторое время пациенты обсуждали, следует ли решать все вопросы самостоятельно или можно переложить большую часть ответственности на другого. Между тем господин Гетц залился краской, хотя поначалу молчал. Чинный бизнесмен господин Пашке принялся играть роль заботливого кавалера и объяснил женщинам, как функционирует административный механизм, не замечая, что сидящий возле него господин Гетц выражает крайнее беспокойство. Господин Момберг, напротив, воспринял волнение господина Гетца всерьез и спросил его: «Скажите, как Ваши дела? Вы вернулись на работу?» Господин Гетц не замедлил с ответом: «Ах, все ужасно, гораздо хуже, чем было прежде. Я надеялся, что мне одолжит деньги кузен, но он не хочет оплачивать мои счета! Просто кошмар!» Его голос задрожал. Внезапно заговорила журналистка. Не обращая внимания на двух мужчин, она самоуверенно заявила, что в ее отношениях с другом наметились перемены к лучшему, так что в настоящее время ей почти не на что жаловаться. В ее словах проглядывал намек на происходящее. Работница, инженер и домохозяйка притихли; по выражению их лиц можно было понять, что они чувствуют себя униженными. Следуя их примеру, замолчали и все остальные пациенты. Повисла пауза. Я сказал, что некоторые участники нашей группы выражают уверенность в том, что они недалеки от самостоятельности, а господин Пашке хочет продемонстрировать, что может обойтись и без руководителя группы. Я предложил для обсуждения отнюдь не самый легкий вопрос, однако своего я добился: тягостное молчание было прервано. Первым заговорил господин Гетц. Тоном гораздо более спокойным, чем прежде, он сообщил, что невольно стал свидетелем совместной загородной поездки
госпожи Шнейдер и господина Момберга. Наедине они вели себя совсем иначе, чем в группе; они не выглядели подавленно, а скорее были похожи на беззаботных и жизнерадостных людей. Его сообщение вызвало у пациентов следующую реакцию: госпожа Шлее тотчас покрылась гусиной кожей, госпожу Мюллер затрясло как осиновый лист, госпожа Ферстер была близка к обмороку, а у госпожи Шнейдер случился сердечный приступ. Я сказал, что сообщение господина Гетца всех напугало. После продолжительного и напряженного молчания госпожа Шнейдер заговорила: да, они с господином Момбергом хорошо понимают друг друга, они стали друзьями. Она понимала, что муж ревновал ее к господину Момбергу. Она призналась, что ей стало неприятно, когда на прогулке она случайно заметила господина Гетца. Вслед за ее словами воцарилась гнетущая тишина. Моя интерпретация сводилась к следующему: за неспособностью пациентов к самостоятельности и за стремлением взвалить свои обязанности на плечи другого человека очевидно скрывались совсем иные чувства, в существовании которых пациенты не хотели себе сознаваться, а именно — эротические желания. По крайней мере, об этом свидетельствовала пара, встречавшаяся вне группы и, по всей видимости, получавшая от общения взаимное удовольствие. Вместе с тем госпожа Шнейдер и господин Момберг ощущали свою вину перед группой и испытывали стыд. Другие пациенты их ревновали. Госпожа Шнейдер сказала: безусловно, она всегда испытывает страх, когда втайне совершает что-нибудь подобное, но она привыкла носить маску и ей нелегко сознаться в желании быть независимой от своего мужа, общаться с другими мужчинами, например, с господином Момбергом. Стоило ей нерешительно заговорить -об эротических чувствах, как
господин Гетц воскликнул, бесцеремонно ее прерывая: «Вот меня в этой группе никто не слушает, когда я пытаюсь говорить о своих чувствах! Мои нежные чувства никого здесь не интересуют. Это обидно!» Журналистка заметила по этому поводу, что грубость, с которой господин Гетц выражает свои чувства, вполне закономерно провоцирует у группы защитную реакцию. По ее мнению, господину Гетцу следовало бы понять, что нельзя заставить девушку полюбить. Госпожа Шлее с ней согласилась. Она полагала, что нет ничего удивительного в том, что девушки не испытывают расположения к господину Гетцу после его нападок. В подобных случаях женщина чувствует себя просто орудием для удовлетворения мужских потребностей. Девушка ожидает совсем иного отношения; ей хочется, чтобы мужчина обращал внимание на ее чувства. Едва я обратился к интерпретации, сказав, что участники группы испытывают определенные затруднения в выражении своих эротических чувств, связанные с соображениями нравственности, которую олицетворяли я и господин Пашке, и попытался продемонстрировать пациентам сущность развивающегося конфликта между влечением и нравственным сопротивлением, наиболее ярко проявившегося на примере господина Гетца, как последний стал проявлять беспокойство, ерзать на кресле и вдруг почти закричал: «Это невыносимо — госпожа Ферстер все время смотрит на доктора Куттера!» Что касается господина Пашке, то он сохранял равновесие. Он продолжил разговор об отношении мужчин к женщинам, высказав мнение о том, что к человеку следует относиться чутко, обращать внимание на его чувства и отвечать на них взаимностью. Госпожа Шлее заявила, что как раз на это ее муж не способен. Он занимается с ней сексом по собственной прихоти, а получив удовлетворение,
преспокойно выкуривает сигарету. Госпожа Шлее считала подобное поведение омерзительным. С ней согласилась госпожа Шнейдер. В таких случаях она тоже чувствовала себя просто вещью, но она защищалась. Моя интерпретация заключалась в том, что проблемы господина Гетца в общении с девушками, о которых он рассказывал, отражаются на его отношениях с группой. Он бессознательно желает продемонстрировать всем присутствующим, насколько задевает его тот факт, что он исключен из отношений между господином Момбергом и госпожой Шнейдер; то же самое относится к отношениям между мной и госпожой Ферстер, за которыми он наблюдает на сеансе. Мои слова всех успокоили. Тем не менее пациенты продолжили обсуждать тему взаимоотношений мужчин и женщин. Госпожа Ферстер сказала, что не понимает, почему госпожа Шлее и госпожа Шнейдер принимают в штыки желания своих мужей; на что обе дамы заявили, что тоже не могут понять, что хорошего находит в этом госпожа Ферстер. Выслушав это, господин Пашке предположил, что речь идет об уважении. За его словами последовала пауза, которую я нарушил, высказав свои соображения. Пациентки боялись близких отношений, поскольку полагали, что мужчина может их использовать и злоупотреблять их доверием. Подобный страх в большей или меньшей степени определил отношение группы ко мне. Пациенты боялись, что я могу использовать их для того, чтобы заработать побольше денег, подобно тому, как в личной жизни подозревали друг друга в корыстных намерениях. Пациенты согласились с моей интерпретацией; госпожа Шнейдер и госпожа Шлее закивали, а господин Момберг подытожил: «Полагаю, в этом причина моих сексуальных проблем с женой. Я не могу отделаться от мысли, что, по мнению жены, я использую ее в своих целях».