АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Попытка пойти на разрыв

На пятнадцатом сеансе я сооб­щил пациентам, что получил неожиданное приглашение из СЩА, куда мне предстоит отправиться осенью, и поэтому курс терапии возобновится только через месяц после запланированного летнего перерыва. Всех участ­ников группы тревожил вопрос, смогут ли они выдер­жать столь продолжительный перерыв. Кроме того, пациенты с жаром обсуждали недавние сообщения о пра­вительственных мерах против членов политической организации Баадера и Майнгоф*, которой многие из

• Речь идет о так называемой Фракции Красной Армии, сокра­щенно RAF («Rote Armee Fraktion»), которую возглавляли Андреая Баадер и Ульрика Майнгоф. Группа возникла в 1968 году, в период студенческих волнений, всколыхнувших общественность ФРГ, в кон­сервативных политических кругах которой были сильны скрытые профашисткие настроения, и ставила своей целью создание на территории Германии коммунистического государства. Средством для достижения этой цели служил терроризм. На счету членов группы Баадера и Майнгоф 34 убийства в период с 1970 по 1989 гг. Жертвами поку­шений являлись высокопоставленные чиновники банков и видные бизнесмены. Большинство террористов было арестовано в ходе поли­цейской операции, обстоятельства которой отличались крайним драма­тизмом. Баадер и Майнгоф покончили жизнь самоубийством. Остав­шиеся члены группы заявили о роспуске Фракции Красной Армии и лишь в 1998 году. — Прим. автора к рус. изд.

них открыто симпатизировали. В группе нагнеталась тревожная атмосфера. Пациенты боялись, что в помеще­нии установлены подслушивающие устройства, что им грозит обыск и арест, что в группе затаился правитель­ственный агент. Я сказал, что недоверие возникло вследствие разочарования в руководителе, от которого пациенты ожидали чуда, а также как реакция на предсто­ящий отъезд психоаналитика, бросающего группу на произвол судьбы в тот момент, когда ее участники еще не добились заметных успехов в лечении. Пациенты согласились с моей интерпретацией и успокоились. Группа смогла приступить к конструктивному сотрудни­честву. Марион рассказала, что ее отношения с прияте­лем заметно улучшились после того, как он расстался со своим другом, который использовал его в своих целях. Эльке решилась подать заявление на развод. Ульрих подыскал себе новую квартиру, а Эрвии, убедившись, что его опасения по поводу беременности подруги безос­новательны, начал давать частные уроки музыки, кото­рые приносили ему деньги и позволяли продолжить обу­чение в консерватории. Однако период сотрудничества длился недолго и внезапно был прерван деструктив­ными импульсами. Пациенты ничего не хотели слышать и потеряли надежду на выздоровление. Марион заявила, что все на свете — дрянь. Эльке считала, что терапия лишена смысла. Гудрун назвала групповые сеансы лице­мерием и притворством. Я не отрицал, что многое из сказанного пациентами имеет под собой реальные осно­вания, однако обратил внимание участников группы на то, что их коллектив обладает положительным потенци­алом, что позволяет им добиваться некоторых успехов несмотря на преобладание деструктивных тенденций. Я указал на то, что пациенты все еще чувствуют себя неуверенно, и не в последнюю очередь по причине моего

отъезда и связанного с ним перерыва в терапии, и пред­ложил обсудить данную проблему, полагая, что это позволит участникам группы совладать со своим гне­вом. Марион сказала, что она чувствует себя везде посторонней, даже дома и часто замечала, что стано­вится особенно агрессивной, когда испытывает к кому-нибудь нежные чувства. Она добавила, что родители и бабушка ее не понимают, однако она не потеряла надежду встретить человека, который сможет ее понять. В школе у нее была любимая учительница. Однажды она дала классу задание — написать сочинение на сво­бодную тему, и Марион написала о себе. Она испытала сильное разочарование, когда увидела, что любимая учительница исправила в ее сочинении несколько грам­матических ошибок и не обратила никакого внимания на содержание. После этого Марион разуверилась в людях и почувствовала, что она никому не нужна. На девятнад­цатом сеансе разрыдалась Эльке. Ее новый друг, кото­рого она очень любила и ценила, предпочитал других женщин. На последнем сеансе перед моим летним отпус­ком Эльке угостила пациентов тыквенными семечками, которые все жевали, обсуждая такде темы, как смуще­ние, катастрофы (Эльке), неудобство (Ганс), крушения (Ульрих) и лицемерие (Гудрун).

После перерыва курс групповой терапии возобно­вился, однако на первом сеансе присутствовало лишь четверо пациентов — Эльке, Ганс, Эрвин и Вилли. Ганс рассказал о своем сновидении. Ему приснилось, что его кастрировал врач. Эрвин пожаловался на мать, которая решала все за него. Пациенты выглядели подавленными до тех пор, пока моя интерпретация не прояснила поло­жение. Я истолковал подавленное настроение пациентов как результат страха независимости, за которым скры­вается желание независимости. Характерной особен-

ностью группового процесса явилось то, что активиза­ция позитивных тенденций, вызывавшая у пациентов доверие, надежду и уверенность, сопровождалась взры­вом деструктивности. Например, стоило Гудрун на двад­цать четвертом сеансе сказать, 4то она уверена в успехе терапии, как Марион заявила, что ей ничего не помо­гает. Несмотря на четырехнедельную разлуку, паци­енты смогли в конце концов собраться вместе, включая Ингеборг. Я заметил, что некоторые из них «держались» друг за друга, например Эрвин и Вилли, Эльфрида и Марион, иначе говоря, сформировали подгруппы, которые были призваны защитить их от возросшей дест­руктивности. Чувства, переполнявшие пациентов, ярко характеризует сновидение Вилли. Ему приснилась корова, которую ведут на бойню. Затем он разглядел, что это теленок, из головы которого торчит рукоять ножа. Марион полагала, что я стараюсь морально унич­тожить пациентов. Кроме того, она сказала, что если бы забеременела, то ни в коем случае не сохранила бы ребенка, потому что, как она выразилась, «людям, кото­рые не могут нормально воспитывать детей, не стоит их иметь». Слова Марион и сновидение Вилли недвусмыс­ленно намекали на состояние пациентов, которые пола­гали, что я не просто бросил их на произвол судьбы, но и злоупотребляю их доверием. Принимая во внимание недавний перерыв в групповой терапии, я интерпрети­ровал состояние пациентов как новую усиленную вари­ацию на тему пережитых в прежние годы лишений и жестокого обращения. Через некоторое время Марион показалось, что она стала объектом политической травли. Она обвинила пациентов и меня в неспособ­ности оказать ей ощутимую поддержку и помощь и с головой погрузилась в политическую деятельность. Приблизительно в это же время Вилли, описывая свои

ощущения на сеансе, назвал группу «круглой площад­кой, в центре которой зияет люк, куда можно про­валиться в любую минуту». В ходе терапии пациенты припоминали драматические эпизоды детства — свиде­тельствовавшие о равнодушии приемных родителей, о тяготах жизни без отца или с безвольным отцом, во всем потакающим своенравной матери, чей дурной нрав также объяснялся недостатком материнской любви в детстве, — которые до настоящего времени не подвер­гались психологической переработке. Воспоминания пациентов были по большей части фрагментарными. После тридцать восьмого сеанса Эльке без предупрежде­ния покинула группу. Ингеборг не появлялась в группе с тридцать второго сеанса. Оставшиеся пациенты выгля­дели, словно похоронные агенты. Постепенно пациенты преодолели боль разлуки, освободились от подавлен­ного состояния, и группа вышла на этап конструктив­ного сотрудничества, на котором ее участники попы­тались совместными усилиями решить свои проблемы. У Эрвина завязался новый многообещающий роман; он расстался со своей прежней подругой, переехал на дру­гую квартиру, лучше предыдущей, и добился некото­рых успехов в учебе. Эльфрида блестяще сдала экза­мены. Ганс понял, что работа коммерческого агента — это для него не более чем временный компромисс, под­сказанный обстоятельствами. Он осознал, что эта про­фессия всегда была ему не по душе, и решил приобрести другую специальность. После сорок второго сеанса группу покинул Ульрих, и я, заручившись всеобщим согласием, пригласил новую пациентку — Уллу, двад­цатилетнюю студентку, страдавшую расстройством речи и жаловавшуюся на плохую успеваемость, а также на ревнивого приятеля. Она выросла в деревне, в многодет­ной семье и была вторым ребенком из восьми. На своем

первом сеансе она ограничилась наблюдением и мол­чала. На следующем сеансе она сказала: «Я заметила, что здесь никто никого не хочет слушать. Такое впечат­ление, словно всех занимает лишь то, что происходит вне группы. Говорят все больше о политике, а не о чув­ствах. На слова господина Куттера никто не обращает внимание, а если кто-то их замечает, то все равно истол­ковывает неверно». Образно говоря, Улла предложила группе взглянуть в зеркало. Увиденное смутило паци­ентов, и они смолкли. Позднее Эрвин согласился с ее мнением. К сорок пятому сеансу группу покинули Ингеборга, Эльке и Ульрих, и я пригласил еще одну новую пациентку, Монику, двадцатишестилетнюю студентку, занимавшуюся искусствоведением. Моника была не­обыкновенно привлекательной и обаятельной девушкой из благовоспитанной буржуазной семьи и неплохо раз­биралась в психологии. Она не раз проходила курс пси­хоаналитической терапии и беседовала со многими пси­хотерапевтами. Она начала с того, что рассказала о своем сновидении. Ей приснилось, что группа убегает, преследуемая друзьями пациентов, и она должна сооб­щить обо всем психоаналитику, который не замечает грозящей опасности. В заключительной сцене сновиде­ния она лежала на столе, пронзенная ножом.

Пациентов глубоко поразил рассказ Моники. Ганс попытался приободрить участников группы и даже про­явил строгость, но безуспешно. Эрвин рассказал о своем сновидении, в котором также фигурировала группа. Ему приснилось, что все пациенты сидят на некотором отдалении друг от друга, а психоаналитик в стороне читает книгу. «Все мы эгоисты», -~ подвел итог Эрвин. Сновидение Эрвина указывало на разобщенность в груп­пе, что, на мой взгляд и по мнению пациентов, свиде­тельствовало скорее о недостатке дружеских чувств, чем

о самостоятельности и успехе терапии. В дальнейшем данное предположение подтвердилось. Пациенты при­лагали все усилия для того, чтобы сохранить группу.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 624 | Нарушение авторских прав