АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Биологическое обоснование

Предлагаемая концепция связанных с ВИЧ/СПИДом явлений базируется на понимании времени как реально действующего фактора, проявляющегося через непрерывность ДНК-РНК взаимодействий. Под таким углом зрения становится понятно, что жизнедеятельность клетки обеспечивает приток не только вещества и энергии, но и генетического материала, несущего информацию об организованности, свойственной особенностям реального времени и выносящего в окружающий мир опыт оптимального ответа на его вызовы. Петлю обратной связи осуществляют ретровирусы, чьи особенности совпадают с особенностями мобильных генетических элементов. Даже в исторически обозримом прошлом человечество не раз переживало изменение характеристик своего организма, и появление ВИЧ, внедряющего свою программу в нашу ДНК, – это естественная реакция на последствия научно-технического прогресса и изменение способа жизни, свойственное современному человеку. Деление Т-клеток на СD-положительные и СD-отрицательные, объясняющее СПИД, – это следствие уходящей в прошлое парадигмы, базирующейся на несоответствующих действительности статичных представлениях об окружающем мире. Необходимо отказаться от представлений о вирусах исключительно как о клеточных паразитах; это контрольный механизм эволюционного процесса, с помощью которого осуществляется перевод наследственной информации в реальное время. Группу риска связанных с вирусами заболеваний составляют 10–20 % тех, чей организм подпадает под действие дизруптивного отбора, – с ними и должна работать медицина. Нынешняя доведенная до абсурда концепция СПИДа по сути поставила заслон на пути развития вирусологии, пустив научную мысль по заведомо ложному пути.

Мы стоим перед фактом: в человеческой ДНК обнаружено более тысячи генетических программ вирусов и бактерий, и на наших глазах туда интегрируется уже неизвестно какой по счету ретровирус, названный ВИЧ. Что делают эти гости из микромира в веществе наследственности? Бушующие вокруг СПИДа страсти подсказывают ответ: это следы губительных эпидемий, которые преодолело человечество, жестоко заплатив за право продолжить свой путь во времени. То ли будет с «чумой ХХ столетия»! Но если это всего лишь следы, то почему они сохраняются от поколения к поколению в веществе, представляющем родовую вечность, хотя и вырезаются в процессе созревания ДНК, живущей от нескольких минут до нескольких дней?

Академик В. Энгельгардт писал, что сама структурная организация не исчерпывает специфику жизни: к фактору нашего трехмерного пространства необходимо добавить четвертый – время, и это прояснит многое. Добавить, естественно, не как функцию, которую наша психика всего лишь отражает, а как реально действующее начало, проявляющееся в живой системе на всех уровнях ее организации через осуществление неразрывной триады информационных, вещественных и энергетических превращений.

Возникает хрестоматийный вроде бы вопрос: каким образом в живой системе происходит то колоссальное приумножение ресурсов – от крохотной зиготы до отнюдь не микроскопических размеров человека, если справедлив основной закон нашего мира: ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно? С веществом и энергией понятно – не считаем нужным тратить время на объяснение всем известных истин. А как обстоит дело с информацией, с непрерывными ДНК-РНК взаимодействиями, происходящими в процессе наращивания клеточной массы развивающегося человеческого организма? Откуда для них берется материал? Объяснить это явление притоком одного вещества невозможно – и не только потому, что прошедшая через пищеварительный тракт ДНК вряд ли сохраняет свою способность быть носителем наследственной информации: все больше появляется практических подтверждений того, что нуклеиновые кислоты – еще и создатели информационных полей с их не совсем понятными нам свойствами. Проводимые в этом направлении исследования требуют самого пристального внимания, ибо между кислотой, реагирующей со щелочью, и ДНК, вступающей в комплиментарные взаимодействия с РНК, разница огромная. Науке пора наконец перестать «заметать под ковер» нерешенные проблемы, предпочитая не отвечать на вопрос из «бородатого анекдота» о том, почему на ярмарке за дохлую лошадь не дают столько, сколько за живую, чем признать концепцию биополя.

В свое время американский ученый А. Ленинджер писал: «Молекулы, из которых состоят живые организмы, подчиняются всем известным законам химии, но, кроме того, они взаимодействуют между собой в соответствии с другой системой принципов, которой мы можем дать общее название – молекулярная логика живого состояния. Эти принципы вовсе не обязательно представляют собой какие-то новые, до сих пор еще неизвестные нам физические законы или силы. Их следует рассматривать скорее как особую систему закономерностей, характеризующих природу, функции и взаимодействия биомолекул, то есть таких молекул, которые входят в состав живых организмов».

На сегодняшний день именно познание молекулярной логики живого является наиболее действенным способом борьбы за человеческое здоровье, ибо – ссылаемся уже на великого Гете – «чего не понимают, тем не владеют».

И в нашем случае акцентируем внимание на том, что, согласно молекулярной логике жизни, клетка нуждается в постоянном притоке генетического материала, отмеченного особенностями реального времени, где, как показали опыты с органическими коллоидами Джорджио Пиккарди, подтвержденные в лабораториях мира от Мадагаскара до Антарктики, каждая секунда оставляет след на веществе, способном организоваться в структуру жизни. Живая система должна взять из окружающего мира не только строительный материал в виде потребленного вещества и не только заключенную в связях органических молекул энергию, но и организованность, свойственную конкретному времени с его особенностями. И не только взять, но и отдать биосфере свой неповторимый опыт взаимодействия с новой информацией, чтобы им могло воспользоваться все сущее не только «здесь и теперь», но и в будущем. Речь идет о петле обратной связи, без которой не может быть той открытой неравновесности, которая отличает жизнь от нежизни. Логика нашего мира такова, что нужно постоянно изменяться на уровне фундамента организации, чтобы сохранить постоянство своей формы. Это достижимо двумя путями: либо лабильностью составных, определяющих структурную организацию, либо внедрением извне носителей информации, адаптированных к реальному времени. Первый путь представляют прокариоты: у них нет свойственных эукариотам интронов, но их геном очень нестабилен. Это касается не только генов, от которых зависит приспособленность к экологической нише – например, белков-транспортеров, но и ферментов репарационной системы – аминоцил-тРНК синтетазы, белков рибосом и тому подобного. Второй путь – эукариоты с их постоянным приращиванием интронной части ДНК, которая – теперь уже это понятно – становится резервом для временных превращений, «банком данных», из которых в меру необходимости извлекается коллективный опыт конструктивного ответа на конкретные вызовы окружающей среды.

Но опять-таки возникает вопрос: что является движущим механизмом таких взаимодействий? Теперь уже можно ответить: мобильные генетические элементы, ретротранспозоны, открытие которых объясняет разочарование в лекарственных препаратах, в частности – антибиотиках, заставляя искать иные подходы к борьбе за человеческое здоровье – информационные.

Свойства ретротранспозонов полностью совпадают со свойствами ретровирусов, что неоднократно отмечалось многими учеными, исследовавшими этот вопрос, и даже нашло отражение в биологических словарях последних лет издания.

Проблема роли ретровирусов в природе восходит ко второму вроде бы хрестоматийному вопросу: каким образом происходит слияние двух разных ДНК, образующих зиготу, и почему плод, будучи генетически наполовину чужим, не отторгается в женском организме? Логика жизни подсказывает, что заложить какой-то унифицированный механизм природа не могла, ибо это противоречит закону генетической неповторимости всего сущего, стоящему на страже жизни: чем больше разница между составными открыто-неравновесной системы, тем больше ее надежность. Участие ретровирусов в процессе возрождения жизни, доказанное экспериментально, объясняет, почему в группу страдающих иммунодефицитами прежде всего попадают гомосексуалисты: зачатие совершается на фоне иммунодепрессии, естественной для подготовленного к сперме женского организма, чего нельзя сказать о мужском. Тут стоит вспомнить о созданной Филиппом Македонским «армии любовников», которая, будучи непобедимой в боях, оказалась бессильной перед эпидемиями болезней.

Возникает вопрос: действительно ли изменение клеточных характеристик, которое считают причиной угрозы эпидемии, способной погубить человечество, является чем-то экстраординарным, неизвестным науке в обозреваемом прошлом? Ни в коем случае! В этом плане особенно интересны наблюдения сочинского врача Николая Шульца, который, собрав и обработав более 300 тысяч анализов, взятых в лабораториях, отстоящих иногда на тысячи километров, констатировал удивительные изменения картины человеческой крови. Во время Первой мировой войны типичной была цифра 12–14 тысяч лейкоцитов, потом этот показатель упал до 8–10 тысяч, ну а теперь и 3–4 тысячи лейкоцитов гематологов не смущает. Почему? Ведь по состоянию крови судят не только о здоровье, но и о способе жизни человека. А в 1938 году вдруг «пошли в разнос» показатели простой диагностической реакции оседания белков крови, так называемой реакции Ф. Ее показатели должны быть разными у женщин и стабильными у мужчин; когда же к исследованиям приступил профессор Токийского университета Маки Такката, то у него сложилось впечатление, что то ли мужчины превратились в женщин, то ли началась эпидемия какой-то неизвестной болезни. К счастью, у японского гематолога хватило здравого смысла не бить в набат по поводу угрозы для человечества, а скрупулезно в течение 19 лет искать, что кроется за странным явлением, педантично следя за чистотой экспериментов. Исследования Маки Такката дали толчок развитию космобиологии, но в науке до сих пор нет единой концепции понимания человеческого организма как результата динамического взаимодействия со временем в единстве со всем сущим на нашей планете, и очень редко делаются попытки выйти на конкретные материальные механизмы, передающие клетке его характеристики и забирающие оттуда информацию о способах преодоления кризисных ситуаций. Ведь человек эпохи античного Рима, жертвовавший телом ради укрепления духа, и человек эры научно-технического прогресса не могут не отличаться на уровне фундамента организации жизни. Носителем такой информации является генетический материал, поступающий в клетку вместе с вирусами, прежде всего ретровирусами: отсюда и особенности их строения, и та странная толерантность, с которой клетка относится к своему потенциальному вроде бы агрессору. Скажем больше: очень возможно, что сама клетка и выбрасывает на поверхность своей мембраны рецепторы, которые становятся «отмычкой» для соответствующей группы атомов вирусной оболочки. Концепция особой опасности ВИЧ базируется на делении Т-лимфоцитов на СD-положительные и СD-отрицательные, но это же глубоко неправильно. В науке имеется сколько угодно данных о том, что рецепторы все время меняются на поверхности любой клетки и даже переходят в растворимую форму, возвращаясь опять к мембранной.

Мы вынуждены отказываться от прежней парадигмы – в частности, от постулатов «один ген – один белок», РНК – «рабочий чертеж, снимаемый с определенного участка ДНК» (теперь понятно, что роль этого представляющего реальное время вещества гораздо сложнее и многообразнее, оно способна репарировать ДНК, выключать в ней гены, как показало удостоенное Нобелевской премии открытие Э. Фаера и К. Мелло, вошедшее в науку как «РНК-интерференция») и даже от основной догмы биологии: информация идет от ДНК к РНК и потом к белку. Но чисто психологическое стремление к комфортности прежних статичных представлений порождает химеры, подобные СПИД-истерии, терроризирующей современное общество.

Интересно, что параллельно с нагнетанием страха перед угрозой ВИЧ успешно развивается научная область, которую вполне можно назвать диаметрально противоположной: природные свойства ретровирусов определяют возможность создания на их основе эффективных векторов для переноса и экспрессии генов в клетках млекопитающих, в том числе и человека. Не последнюю роль здесь играет отсутствие цитопатического действия и возможность влиять на дефектный вирус через вирус-помощник.

Почему в конце XIX столетия стали изменяться характеристики человеческой крови? Ответ подсказывает логика жизни: началась эпоха научно-технического прогресса, и, если вокруг промышленных городов потемнели бабочки березовые пяденицы, то, естественно, не мог не сработать механизм обратной связи, обогативший «молчаливую часть» ДНК информацией, способной кодировать белки сопротивления шоковой ситуации. Изменился социум – изменились и наши привычки: человек открыл свое тело Солнцу с его потоком ультрафиолетового излучения, повреждающего ДНК, вызывающего образование димеров тимина-цитозина, которые вырезаются из ДНК в процессе ее репарации. Возникла необходимость в формировании регуляторных участков ДНК, способных противостоять неблагоприятным для жизни полям – и если мы учтем, что ретровирус ВИЧ исключительно стоек к ультрафиолетовым и электромагнитным излучениям, то нетрудно догадаться, почему он возник по крайней мере на горизонтах науки именно в ХХ веке и почему пришел из средней Африки. Именно там обнаружен природный постоянно действующий реактор, и все живое исторически адаптировано к тому, к чему жителям других уголков Земли приходится приспосабливаться только теперь.

«Наводкой» на появление новой болезни стала злокачественность некогда безобидной саркомы Капоши. При этом почему-то было упущено из виду, что количество раковых заболеваний в конце XIX – начале ХХ столетия резко пошло вверх, в природе появился фактор, поставивший на эволюционный поток это ранее редкое заболевание, и, следовательно, должен был появиться и механизм противодействия ему. Проблема причины и следствия – самая сложная в проявлениях жизни: функционирование клетки как целостной системы означено парадоксами, где конкретные проявления этих философских категорий постоянно меняются местами. Считаем, что восприятие ретровирусов как паразитов, которых надлежит «не пускать» в клетку и всячески уничтожать, если они туда проникли, является одним из чудовищ, порожденных старой парадигмой, не воспринимающей мира в его единстве, все расчленяющей на составные.

Вирусы и, прежде всего, ретровирусы – это механизм, с помощью которого природа осуществляет перевод наследственной информации в реальное время, механизм, контролирующий закон генетической неповторимости жизни. Их изменчивость – это не «уловка» агрессора, стремящегося уйти от клеточного контроля, а особенность, благодаря которой они и выполняют свои биосферные функции. Экзогенные вирусы постоянно взаимодействуют с эндогенными по той же молекулярной логике, по которой ДНК взаимодействует с РНК, не только принимая информацию, но и отдавая ее, пуская по кругу «передовой опыт» преодоления неблагоприятных для жизни факторов. Отсюда и три сценария завершающего этапа взаимодействия вируса с клеткой:

1) оседание в глубинах ДНК в интронной части, которая, как доказано, является более изменчивой, чем действующая;

2) отпочковывание;

3) выход в окружающий мир через разрыв клеточной оболочки.

В последнем случае и прорисовывается проблема вирусных заболеваний.

Да, они существуют. В случае с синдромом приобретенного иммунодефицита уже в самом названии кроется ключ к проблеме. Ведь любой клеточный иммунитет, противостоящий вирусам и бактериям, всегда приобретенный, ибо «гости из микромира» представляют реальное время, в котором клетке, обеспеченной «инструкциями» вечности, еще надлежит научиться жить. Следовательно, и дефицит иммунитета тоже всегда приобретенный, если клетка в чем-то генетически ущербна. Не будем говорить о том, что любая болезнь, утомление, злоупотребление алкоголем или наркотиками, даже слишком ранняя половая жизнь или чрезмерное увлечение стимулирующими средствами сопровождается снижением иммунитета, ибо это известно каждому врачу.

Обращаем внимание на то, что даже самые пылкие теоретики СПИДа соглашаются, что заболевает 10–20 % зараженных ВИЧ, не забывая при этом добавить, что носители вируса представляют собой огромную опасность для всего человечества. Но ведь на такую цифру выходит и статистика жертв полиомиелита, ящура и других инфекционных заболеваний. Следовательно, здесь мы сталкиваемся с какой-то общей закономерностью, и для человечества было бы куда полезнее исследовать ее, чем нагнетать страсти вокруг «чумы ХХ столетия». Это явление хорошо объясняется с позиции теории Тимофеева-Рессовского. В три этапа идет эволюционный процесс: отбор новых стандартов, закрепление их в соответствии с требованиями окружающей среды и уничтожение промежуточных форм (дизруптивный отбор). Принадлежащие к последним и попадают в группу риска. Да, за них необходимо бороться, но с позиции понимания того, что происходит в природе, где вирусы – такой же обязательный фактор окружающей среды, как воздух и вода, и их роли в эволюционном процессе. Появление еще одной вирусной программы в человеческой ДНК – это нормальная реакция на изменения в окружающем мире и способе нашей жизни, на массированное наступление фармацевтических препаратов, на сексуальную революцию, и было бы странно, если бы этого не случилось.

Пока что представление о вирусах исключительно как о внутриклеточных паразитах, нашедшее свое выражение в доведенной до абсурда концепции СПИДа, по сути, поставило заслон на пути развития вирусологии, пустив научную мысль по заведомо ложному пути.

Н. И. Околитенко, Н. Д. Колбун,

институт информационно-волновых технологий,

г. Киев

«ВИЧ/СПИД»-концепция –

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 1266 | Нарушение авторских прав