АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

На Кубе пирамиды используются официальной медициной уже больше 8 лет. Почему?... 7 страница

Прочитайте:
  1. A. дисфагия 1 страница
  2. A. дисфагия 1 страница
  3. A. дисфагия 2 страница
  4. A. дисфагия 2 страница
  5. A. дисфагия 3 страница
  6. A. дисфагия 3 страница
  7. A. дисфагия 4 страница
  8. A. дисфагия 4 страница
  9. A. дисфагия 5 страница
  10. A. дисфагия 5 страница

Происходящие из самой большой глубины представления, которые образуют ядро патогенной организации, также с наибольшим трудом признаются больными в качестве воспоминаний. Даже если все позади, если больные, уступая давлению логики и убеждаясь в целебном действии, сопровождающем появление именно этих представлений, итак, повторяюсь, если больные сами признали то, что они так-то и так-то думали, зачастую они добавляют: «Но вспомнить, что я так подумал, я не могу». В таком случае с ними легко согласиться: это были бессознательные мысли. Но как же само это положение вещей внести в свои психологические представления? Надо ли не обращать внимания на это отвергнутое осознание со стороны больных, которое после проделанной работы является немотивированным; надо ли предположить, что речь действительно идет о мыслях, которые не осуществились, для которых просто имелась возможность существовали, так что терапия заключалась бы в осуществлении не состоявшегося тогда психического акта? Очевидно, невозможно об этом, то есть о состоянии патогенного материала, что-то сказать перед анализом, до того как обстоятельно прояснены его психологические главные представления, особенно о сущности сознания. Остается, пожалуй, достойный размышле-

ния факт, что при таких анализах можно проследить ход мысли из сознания в бессознательное (то есть того, что абсолютно не было узнано как воспоминание), провести его оттуда на каком-то участке пути через сознательное, а затем снова увидеть, как он оканчивается в бессознательном, причем в нем самом, в его последовательности и во взаимосвязи его отдельных частей такое изменение «психической освещенности» ничего не меняет. Если затем весь этот ход мысли однажды оказывается передо мной, то я не могу догадаться, какая его часть была распознана больным как воспоминание, а какая — нет. Я только вижу, что верхушки хода мысли в известной степени погружены в бессознательное в противоположность тому, что говорят о наших нормальных психических процессах.

Наконец, я должен еще обсудить тему, играющую нежелательно важную роль при проведении такого катартического анализа. Я уже признавал [выше, с. 74] возможность того, что процедура надавливания отказывает, несмотря на все заверения и убеждения, не вызывает никаких реминисценций. Тогда, сказал я, возможны два случая: либо в том месте, где пытаются что-либо разузнать, действительно ничего не получают; это распознают по абсолютно спокойному выражению лица больного; либо натолкнулись на сопротивление, которое можно преодолеть лишь позднее, оказались перед новым слоем, в который еще нельзя проникнуть, и об этом опять-таки догадываются по выражению лица больного, свидетельствующему о его умственном напряжении [с. 87]. Но возможен и третий случай, который точно так же означает препятствие, но не содержательное, а внешнее. Этот случай имеет место тогда, когда отношение больного к врачу нарушено, что представляет собой самую большую преграду, с которой можно столкнуться. Но это можно принимать в расчет в каждом более серьезном анализе.

Я уже отмечал [с. 60], какая важная роль выпадает персоне врача при созидании мотивов, которые должны победить психическую силу сопротивления. Во многих случаях, особенно у женщин и там, где речь идет о разъяснении эротического хода мыслей, сотрудничество пациентов становится личной жертвой, которую требуется вознаградить каким-либо суррогатом любви. В качестве такого суррогата должно быть достаточно дружеской помощи и терпеливого радушия врача.

Если же отношение больных к врачу нарушено, то пропадает и готовность больных; если врач хочет справиться о следующей па-

тогенной идее, то вмешивается сознание больной претензий, которые накопились у нее к врачу. Насколько мне стало известно, это препятствие возникает в трех основных случаях.

(1) При личной разобщенности, когда больная думает, что ее обижают, презирают, оскорбляют, или если она услышала нечто неблагоприятное о враче и методе лечения. Это наименее серьезный случай; препятствие легко преодолеть, высказав свое мнение и дав разъяснения, хотя чувствительность и подозрительность истерических больных иногда могут достигать непредвиденной степени.

(2) Если больная охвачена страхом, что она слишком привыкнет к персоне врача, утратит по отношению к нему свою самостоятельность и даже может попасть в сексуальную зависимость от него. Этот случай важнее, поскольку менее индивидуально обусловлен. Повод к этой преграде содержится в природе проявления терапевтического участия. Больная имеет теперь новый мотив к сопротивлению, который выражается не только при определенной реминисценции, но и при каждой попытке лечения. Совершенно обычное дело, что больная жалуется на головные боли, когда производят процедуру надавливания. Ее новый мотив к сопротивлению большей частью остается для нее бессознательным, и она выражает его вновь созданным истерическим симптомом. Головная боль означает нежелание поддаваться влиянию.

(3) Если больная боится того, что неприятные представления, появляющиеся из содержания анализа, перенесет на персону врача. Это частое, более того, обычное явление, возникающее в некоторых анализах. Перенос1 на врача происходит в результате ошибочного привязывания (ср. [ 1895rf| с. 121 [ Та., с. 56])2. Пожалуй, я должен привести здесь пример: причиной определенного истерического симптома у одной из моих пациенток явилось возникшее много лет

1 [Выражение «перенос» впервые появляется здесь в психоаналитическом смысле, хотя туг оно употребляется в гораздо более узком значении, чем в последующих сочинениях Фрейда. Относительно несколько иного употребления термина ср. главу VII, раздел В, «Толкования сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 536—537. Следующее место, где Фрейд затем обращается к теме «переноса», находится в конце последней части описания случая «Доры» (1905е), Studienausgabe, т. 6, с. 180 и далее.]

2 [Фрейд здесь ссылается на обстоятельное примечание в описании случая фрау Эмми, где он приводит и пример «ложного связывания» и подробно обсуждает «принуждение к ассоциации». Еще раньше он рассматривал эту тему в связи с навязчивыми представлениями в своей работе «Защитные невропсихозы» (1894а), в начале раздела Н.](1894а), в начале раздела П.]

назад и сразу же отправленное в бессознательное желание, чтобы мужчина, с которым она тогда беседовала, крепко ее к себе прижал и добился от нее поцелуя. Теперь однажды после окончания сеанса такое желание появляется у больной по отношению к моей персоне; она от этого в ужасе, проводит бессонную ночь и в следующий раз, хотя и не отказывается от лечении, совершенно непригодна к работе. После того как я обнаружил препятствие и его устранил, работа продвигается снова и, надо же, желание, которое так пугает больную, появляется в очередной раз в виде одного из патогенных воспоминаний требуемого теперь логической взаимосвязью. То есть случилось так: сначала в сознании больной появилось содержание желания без воспоминаний о побочных обстоятельствах, которые могли переместить это желание в прошлое; имеющееся теперь желание под давлением господствующих в сознании ассоциаций связалось с моей персоной, которая вправе интересовать больную, и при этом мезальянсе — который я называю ошибочным привязыванием — пробуждается тот же самый аффект, который в свое время заставил больную изгнать это непозволительное желание. Однажды это узнав, я могу теперь в отношении любых таких же притязаний на мою персону предполагать, что снова имели место перенос и ошибочное привязывание. Как ни странно, каждый раз больная снова становится жертвой иллюзии.

Ни одного анализа нельзя довести до конца, если не знать, как противостоять сопротивлению, возникающему в трех этих случаях. Но также и здесь находят путь, если с этим вновь продуцированным симптомом обращаются по той же старой схеме, что и с прежними. Сначала ставят задачу довести «препятствие» до сознания больных. К примеру, у одной из моих больных у которой процедура надавливания неожиданно отказала, и у меня имелась причина предположить наличие у нее бессознательной идеи наподобие той, что была упомянута ниже (2), в первый раз мне удалось застать ее врасплох. Я ей сказал, что, должно быть, существует препятствие, мешающее продолжить лечение, но процедура надавливания способна по меньшей мере показать ей это препятствие, и надавил ей на голову. Она удивленно сказала: «Мне видится, что здесь в кресле сидите вы, но это же вздор; что это значит?» — Теперь я мог ее просветить.

У другой больной «препятствие» обычно не показывалось при надавливании, но я мог каждый раз его обнаружить, если возвращал пациентку к моменту, когда оно возникало. В возвращении обратно этого момента процедура надавливания никогда у нас не отказыва-

ла. Вместе с нахождением препятствия и его доказательством была устранена первая трудность, но продолжала существовать еще большая. Она состояла в том, чтобы подвигнуть больную рассказать, где, по всей видимости, свою роль сыграли личные отношения, где некое третье лицо слилось с персоной врача. Сначала я был весьма недоволен этим увеличением моей психической работы, пока не научился видеть закономерности всего этого процесса, и тогда я также заметил, что из-за такого переноса невозможно добиться никакого значительного продвижения. Работа для пациентки оставалась той же: преодолевать мучительный аффект, чтобы в течение какого-то времени она могла сохранять такое желание, и для успеха казалось неважным, брала ли она темой работы это психическое отвращение в историческом случае или в недавнем со мной. Больные постепенно учились также понимать, что при таких переносах на персону врача речь идет о принуждении и об иллюзии, которая исчезнет с окончанием анализа. Однако я думаю, что если бы я не стал разъяснять им природу «препятствия», то просто заменил бы новый истерический симптом, хотя и более мягкий, другим, развившимся спонтанно.

Теперь, я думаю, достаточно указаний на то, как проводятся такие анализы, и на приобретенный при этом опыт. Возможно, они покажутся несколько более сложными, чем на самом деле; многое получается даже само собой, если проводится такая работа. Я перечислил трудности в работе не для того, чтобы создать впечатление, будто при подобных требованиях к врачу и больному катартичес-кий анализ стоит предпринимать лишь в самых редких случаях. На мои врачебные действия влияет противоположная предпосылка. Разумеется, я не могу со всей определенностью говорить о показаниях к применения изображенного здесь терапевтического метода без подробного обсуждения более важной и более обширной темы терапии неврозов в целом. Я не раз сравнивал катартическую психотерапию с хирургическими вмешательствами, называл свое лечение психотерапевтическими операциями, прослеживал аналогии со вскрытием наполненный гноем полости, выскабливанием места, пораженного кариесом и т. п. Такая аналогия находит свое оправдание не столько в удалении нездорового, сколько в создании лучших лечебных условий для течения процесса.

От моих больных, которым я обещал помочь или принести облегчение с помощью катартической терапии, мне постоянно

приходилось слышать возражение: «Вы же сами говорите, что мое страдание, наверное, связано с моими условиями и судьбой: но здесь ведь вы ничего изменить не можете; каким же образом вы хотите мне все же помочь?» Я могу на это ответить: «Я не сомневаюсь, что судьбе легче, чем мне, устранить ваш недуг; но вы убедитесь, что будет много достигнуто, если вашу истерическую беду нам удастся превратить в простую невзгоду. От последней вы сможете лучше обороняться с помощью вновь обретшей здоровье душевной жизни1».

1 [Вместо этого словосочетания в изданиях, появившихся до 1925 года, стоит «нервная система». Этой корректировкой Фрейд дал понять, что он уже перестал мыслить понятиями неврологии и окончательно обосновался в области психологии. Когда писались «Этюды» он, будучи учеником Брейера и Брюкке и отдавая дань физикалистской традиции школы Гельмгольца, был еще убежден в том, что также и психопатологические состояния в конечном счете нужно объяснять физиологически, то есть физически и химически. Его тогдашние усилия описывать психические феномены строго с позиции неврологии, достигли высшей точки в написанном сразу после «Этюдов», но опубликованном только посмертно «Проекте» (1950а [1895]), но вскоре он от этого отказался. В главе V своей книги, посвященной остроте (1905с, Studienausgabe, т. 4, с. 139), Фрейд открыто провозгласил, что не будет дальше пытаться приравнивать нервные волокна, или, нейроны к психическим ассоциативным путям. То, что на первый взгляд смысл вышеупомянутого предложения этой радикальной корректировкой не изменяется, указывает на то, что уже тогда старая неврологическая терминология в значительной степени использовалась, так сказать, лишь в качестве оболочки.]

4 Заказ 5287

Психоаналитический метод Фрейда (1904 [1903])

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ

Издания на немецком языке:

(1903 Предположительная дата написания.)

1904 В «Die psychischen Zwangserscheinungen» Л. Лёвенфельда,

545-551, Висбаден, Бергманн. 1906 S. К. S. N.. т. 1, 218-224. (1911, 2-е изд., 213-219; 1920, 3-е

изд.; 1922, 4-е изд.)

1924 Technik und Metapsychoi, 3—10.

1925 G. S., т. 6, 3-10. 1942 G. W., т. 14, 3-10.

В своем описании случая «Крысина» (1909^/) Фрейд говорит о книге Лёвенфельда, для которой первоначально была написана эта работа, как об «основательном научном труде», посвященном неврозу навязчивости (Studienausgabe, т. 7, с. 83, прим. 2). Как установил Сол Розенцвейг из Вашингтонского университета в Сент-Луисе, он также сам его отрецензировал (см. Freud, 1904/).

В своем предисловии Лёвенфельд упоминает, что он уговорил Фрейда написать эту статью, поскольку после «Этюдов об истерии» (1895^; ср. технический раздел этой, выше, с. 49 и далее) его техника существенно изменилась. Это предисловие имеет дату «ноябрь, 1903 года»; следовательно, работа Фрейда, по-видимому, была написана чуть раньше в том же году. В ней дается обзор целей и показаний психоаналитического лечения, а также основных элементов фрейдовского «искусства толкования» (см. ниже, с. 104) в соответствии с тогдашним уровнем развития. И она свидетельствует о том, что требование Фрейда, чтобы во время лечения находился в положении лежа, — единственное, что осталось от прежнего гипнотического метода. Что касается внешних условий проведения терапии, техника Фрейда с тех пор остается неизменной.

Своеобразный метод психотерапии, применяемый Фрейдом и названный им психоанализом, произошел от так называемого ка-тартического метода, о котором в свое время он вместе с Й. Брейе-ром в 1895 году сообщил в «Этюдах об истерии». Катартическая терапия была изобретением Брейера, который с ее помощью примерно десять лет назад впервые вылечил одну истерическую больную и при этом сумел прийти к пониманию патогенеза ее симптомов. Затем по личной инициативе Брейера Фрейд овладел этим методом и испробовал его на большем числе больных.

Катартический метод1 предполагал, что пациент поддается гипнозу и основывался на расширении сознания, которое наступает в гипнозе. Он ставил себе целью устранение симптомов болезни и достигал ее посредством того, что вводил пациента в психическое состояние, в котором впервые появился симптом. Затем у загипнотизированного больного возникали воспоминания, мысли и импульсы, которые прежде в его сознании не присутствовали, и когда он, проявляя интенсивный аффект, сообщал врачу об этих своих душевных процессах, симптом оказывался побежденным, его возвращение было исключено. Этот постоянно повторяющийся опыт оба автора в своей совместной работе объяснили тем, что симптом занимает место подавленных и не достигших сознания психических процессов, то есть представляет собой преобразование («конверсию») последних. Терапевтическую действенность своего метода они объясняли себе отводом, так сказать, «защемленного» дотоле аффекта, связанного с подавленными душевными актами («отреа-гирование»). Однако простая схема терапевтического вмешательства почти всегда усложнялась, когда обнаруживалось, что в возникновении симптома участвовало не отдельное («травматическое») впечатление, а целый ряд таковых, по большей части с трудом поддающийся обозрению.

1 [Ср. предыдущую работу в данном томе и «Предварительные замечания издателей» к ней, выше, с. 39 и далее.]

Главная особенность катартического метода, которая отличает его от всех остальных методов психотерапии, заключается, стало быть, в том, что в его случае терапевтическая эффективность не возлагается на суггестивный запрет врача. Скорее он ожидает, что симптомы исчезнут сами собой, если вмешательству, основывающемуся на определенных предположениях о психическом механизме, удастся направить течение душевных процессов в русло, отличное от прежнего, которое дотоле вело к симптомообразованию.

Поправки, произведенные Фрейдом в катартическом методе Брейера, вначале представляли собой изменения техники, но они принесли новые результаты и в дальнейшем вынудили прийти к иному, хотя и не противоречащему прежнему, пониманию терапевтической работы.

Если катартический метод уже отказался от суггестии, то Фрейд сделал еще один шаг, отказавшись и от гипноза. В настоящее время он лечит своих больных, предлагая им без какого-либо другого воздействия занять удобное положение на кушетке лежа на спине, в то время как сам сидит на стуле позади них, будучи недоступным их взгляду. Он также не требует от них закрывать глаза1 и избегает всякого соприкосновения, а также любой другой процедуры, которая могла бы напоминать гипноз2. Стало быть, такой сеанс протекает в виде беседы между двумя одинаково бодрствующими людьми, один из которых избавлен от всякого мышечного напряжения и всякого отвлекающего впечатления, которые могли бы помешать концентрации внимания на своей собственной душевной деятельности.

Поскольку способность стать загипнотизированным, несмотря на всю сноровку врача, как известно, зависит от воли пациента, а большое число невротических лиц невозможно ввести в гипноз никаким способом, благодаря отказу от гипноза этот метод оказался пригодным для неограниченного числа больных. С другой стороны, не происходило гипнотического расширения сознания, поставлявшее врачу именно тот психический материал воспоминаний и представлений, с помощью которого можно было осуществить

1 [Правда, в «Толковании сновидений» (1900а, Studienausgabe, т. 2, с. 121) Фрейд еще рекомендовал просить больного закрывать глаза.]

2 [Ср. «Предварительные замечания издателей» к работе «Психическое лечение (душевное лечение)» (1890а), выше, с. 15—16, где рассказывается об отношении Фрейда к гипнозу. Так называемая техника «давления», остаток гипнотического метода, описывается Фрейдом в-его статье, посвященной психотерапии в «Этюдах об истерии» (1895rf), выше, с. 64—66.]

превращение симптомов и освобождение аффектов. Если нельзя было возместить этот убыток, то и о терапевтическом воздействии не могло быть и речи.

Такую вполне достаточную замену Фрейд нашел в фантазиях больных, то есть в невольных, большей частью воспринимаемых как помеха, а потому при обычных условиях устраняемых мыслях, имеющих обыкновение нарушать связность задуманного изложения. Чтобы разобраться в этих фантазиях, он просит больных дать себе волю в своих сообщениях, «как, скажем, это делают в разговоре, перескакивая с пятого на десятое». Прежде чем побудить их к детальному рассказу истории своей болезни, он убедительно просит говорить ему все, что при этом приходит им в голову, даже если они полагают, что это неважно, или не относится к делу, или бессмысленно. Но с особенной настойчивостью от них требуют, чтобы они не исключали из сообщения ни одной мысли или фантазии из-за того, что им стыдно или неприятно об этом рассказывать. Стараясь собрать этот материал, состоящий из обычно отвергаемых мыслей, Фрейд произвел наблюдения, которые стали решающими для всей его позиции. Уже при рассказывании истории болезни у больных выявляются пробелы памяти — либо из-за того, что были забыты фактические события, либо из-за того, что оказались перепутаны временные отношения или разорваны причинные связи, в результате чего возникают непонятные эффекты. Без амнезии того или иного рода истории невротического заболевания не бывает. Если настоять на том, чтобы рассказчик восполнил пробелы своей памяти напряженной работой внимания, то можно заметить, что возникающие по этому поводу мысли отгоняются им всеми средствами критики, пока, наконец, он не начинает непосредственно испытывать неприятное чувство, когда действительно возникло воспоминание. Из этого факта Фрейд заключает, что амнезии являются результатом процесса, который он называет вытеснением, а мотивом его признает чувство неудовольствия. Психические силы, вызвавшие подобное вытеснение, по его мнению, ощущаются в сопротивлении, оказываемом излечению.

Момент сопротивления стал одним из оснований его теории. Обычно отвергаемые под всякими предлогами (перечисленными в вышеупомянутой формулировке) внезапные мысли, он, однако, считает потомками вытесненных психических образований (мыслей и побуждений), их искажениями вследствие сопротивления, оказываемого их воспроизведению.

Чем больше сопротивление, тем сильнее это искажение. В этом отношении непреднамеренных мыслей к вытесненному психическому материалу и состоит их ценность для терапевтической техники. Если обладать методом, позволяющим от этих внезапных мыслей прийти к вытесненному, от искажений — к искаженному, то можно и без гипноза сделать доступным сознанию то, что в душевной жизни ранее было бессознательным.

Основываясь на этом, Фрейд разработал искусство толкования, с помощью которого достигается такой результат, которое, так сказать, извлекает из руды непреднамеренно возникающих представлений чистый металл вытесненных мыслей. Объектом этой работы толкования являются не только внезапные мысли больного, но и его сновидения, открывающие самый непосредственный доступ к пониманию бессознательного, его непреднамеренные и бесплановые поступки (симптоматические действия), а также ошибочные действия в повседневной жизни (оговорки, оплошности и т. п.). Детали этой техники толкования или перевода пока еще не были опубликованы Фрейдом. По его намекам, речь идет о ряде эмпирически установленных правил того, как из случайных мыслей можно сконструировать бессознательный материал, об указаниях, как следует понимать ситуацию, если у пациента таких мыслей не появляется, а также об эмпирических фактах, касающиеся самых важных типичных сопротивлений, которые возникают в ходе такого лечения. Опубликованную Фрейдом в 1900 году объемную книгу «Толкование сновидений» можно считать предтечей такого введения в технику1.

Из этих намеков по поводу техники психоаналитического метода, можно было бы сделать вывод, что его изобретатель доставил себе ненужные хлопоты и неправильно поступил, оставив менее сложный гипнотический метод. Но, с одной стороны, технику психоанализа применять намного проще, однажды ей обучившись, чем это кажется при описании, с другой стороны, ни один другой путь не ведет к цели, а потому трудный путь еще и самый короткий. Гипноз можно упрекнуть в том, что он скрывал сопротивление и тем самым не позволял врачу увидеть взаимодействие психических сил. Но он не устраняет сопротивление, а только избегает его и поэтому позволяет получить лишь неполные сведения и добиться лишь временного успеха.

1 [По поводу публикации такого введения в технику см. «Предварительные замечания издателей» к работам 1911—1915 годов (1914), посвященным техническим вопросам лечения, ниже, с. 145—146.]

Задачу, которую стремится решить психоаналитический метод, можно выразить в разных формулах, которые, однако, в своей сущности эквивалентны. Можно сказать: задача лечения состоит в устранении амнезий. Когда все пробелы в памяти восполнены, все загадочные эффекты психической жизни разъяснены, дальнейшее существование, более того, образование недуга заново становится невозможным. Это условие можно сформулировать по-другому: должны быть упразднены все вытеснения; в таком случае психическое состояние не отличается от того, в котором восполнены все амнезии. Более фундаментальной является другая формулировка: речь идет о том, чтобы бессознательное сделать доступным сознанию, что происходит благодаря преодолению сопротивлений. Но при этом нельзя забывать, что такого идеального состояния не существует и у нормального человека и что лишь в редких случаях появляется возможность зайти в лечении так далеко. Подобно тому, как здоровье и болезнь принципиально не отличаются, а отделены только практически определимыми суммированными границами, точно так же никогда нельзя ставить себе целью лечения нечто другое, нежели практическое выздоровление больного, восстановление его работоспособности и способности наслаждаться. При неполном лечении или неполном его успехе прежде всего достигают значительного улучшения общего психического состояния, тогда как симптомы — но уже не имеющие для больного столь большого значения — могут продолжать существовать, не накладывая на него печати болезни.

За исключением незначительных изменений терапевтический метод остается одним и тем же для всех симптомов в многообразной картине истерии, равно как и для всех образований невроза навязчивости. Но о его неограниченной применимости не может быть и речи. Природа психоаналитического метода создает показания и противопоказания как в отношении лиц, нуждающихся в лечении, так и с учетом картины болезни. Самыми благоприятными для психоанализа являются хронические случаи психоневрозов, сопровождающиеся не очень бурными или не грозящими большой опасностью симптомами, то есть прежде всего все виды невроза навязчивости, навязчивые мысли и навязчивые действия, и случаи истерии, в которых главную роль играют фобии и абулии, далее также все соматические проявления истерии, поскольку главной задачей врача не становится быстрое устранение симптомов, как, например, при анорексии. В острых случаях истерии приходится ждать наступления более спокойной стадии; во всех случаях, когда на пер-

вом месте стоит нервное истощение, нужно избегать метода, который сам требует напряжения, обнаруживает лишь постепенный прогресс и в течение какого-то времени оставляет без внимания сохраняющиеся симптомы.

К человеку, которого с пользой можно подвергнуть психоанализу, предъявляются многие требования. Во-первых, он должен быть способен пребывать в нормальном психическом состоянии; в периоды спутанности или меланхолической депрессии даже при истерии ничего нельзя сделать. Далее можно требовать известной степени природного интеллекта и этического развития; к никчемным людям у врача вскоре пропадает интерес, который делает его способным углубляться в душевную жизнь больного. Выраженные искажения характера, черты действительной дегенеративной конституции проявляются во время лечения как источник едва ли преодолимых сопротивлений. В этом отношении конституция вообще ставит границы излечимости посредством психотерапии. Также и возраст, приближающийся к пятому десятку, создает неблагоприятные условия для психоанализа. В таком случае уже нельзя одолеть массу психического материала, время, необходимое для выздоровления, становится слишком большим, а способность упразднять психические процессы начинает идти на убыль.

Несмотря на все эти ограничения, число лиц, пригодных для психоанализа, необычайно велико, а расширение наших терапевтических возможностей благодаря этому методу, по утверждению Фрейда, очень значительно. Фрейд полагает, что для эффективного лечения требуется много времени, от полугода до трех лет; но он указывает, что в силу различных обстоятельств, о которых легко догадаться, до сих пор он мог испробовать свой метод в основном лишь на очень тяжелых случаях, на лицах с многолетним сроком болезни и полной недееспособностью, которые, разочаровавшись во всех видах лечения, искали, так сказать, последнее убежище в его новом и не раз ставившемся под сомнение методе. В случаях более легкого заболевания длительность лечения, возможно, весьма сократится, и оно принесет огромную пользу с точки зрения предотвращения заболевания в будущем.

М; ■;■;■-.., ■ ■

О психотерапии (1905 [1904])

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ

Издания на немецком языке:

(12 декабря 1904 года. Доклад, прочитанный перед Венской врачебной коллегией.)

1905 Wien. tried. Presse, 1 января, 9—16.

1906 S. К. S. N., т. 1, 205-217. (1911, 2-е изд., 201-212; 1920, 1-е изд.; 1922, 4-е изд.)

1924 Technik und MetapsychoL, 11-24.

1925 G. S., т. 6, 11-24. 1942 G. W., т. 5, 13-26.

В этом докладе, последнем, который Фрейд прочел в Вене перед официальной медицинской публикой (ср. Jones, \%2e, 25), он дает поясняющие комментарии по поводу своего метода. При этом он снова высказывает ряд идей, которые уже были им более подробно сформулированы в статье «Психическое лечение (душевное лечение)» (1890а, в данном томе с. 31 и далее). Помимо прочего он обсуждает различие между аналитической психотерапией и суггестивным лечением, особые трудности техники, высокие требования, которые анализ предъявляет аналитику и пациентам, показания, а также прежде всего противопоказания. В конце работы говорится о принципах, на которых основывается эффективность метода.

Уважаемые господа! Прошло примерно восемь лет, с тех пор как по приглашению вашего покойного председателя, профессора Ре-дера имел возможность поговорить в вашем кругу на тему истерии'. Незадолго до этого (1895 [d]) я опубликовал совместно с доктором Йозефом Брейером «Этюды об истерии» и предпринял попытку на основе нового знания, которым мы обязаны этому исследователю, ввести новый метод лечения невроза. К счастью, могу сказать, что старания наших «Этюдов» имели успех; представленные в них идеи принципа действия психических травм посредством сдерживания аффекта и понимание истерических симптомов как последствий возбуждения, переместившегося из душевной сферы в телесную, идеи, для которых мы создали термины «отреагирование» и «конверсия», сегодня общеизвестны и всем понятны. Нет ни одного описания истерии — во всяком случае в немецких странах, — которое до известной степени не считалось бы с ними, и ни одного коллеги, который по меньшей мере какую-то часть пути не прошел бы с этим учением. И все же эти положения и эти термины, пока они еще были внове, наверное, звучали достаточно странно!


Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 593 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.01 сек.)