АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

На Кубе пирамиды используются официальной медициной уже больше 8 лет. Почему?... 17 страница

¹ [Другие замечания о психоаналитических представлениях Патнема содержатся в предисловии Фрейда к книге Патнема «Addresses on Psycho-Analysis» (Freud, 1921<?). См. также некролог Фрейда «Джеймс Дж. Патнем» (19196).]

Еще меньше, по-видимому, показано пассивное ожидание при тяжелых случаях навязчивых действий, которые в целом предрасположены к «асимптотическому» процессу излечения, к бесконечному по продолжительности лечению, анализу которых всегда угрожает опасность выявить очень много и ничего не изменить. Мне кажется почти несомненным, что правильная техника может здесь состоять только в том, чтобы дожидаться, пока само лечение не станет навязчивостью, а затем с помощью этой контрнавязчивости насильственно подавить болезненную навязчивость. Но вы понимаете, что в этих двух случаях я представил вам лишь образцы новых разработок, навстречу которым идет наша терапия¹.

А теперь в заключение я хотел бы рассмотреть ситуацию, которая принадлежит будущему, которая многим из вас покажется фантастической, но которая, как я полагаю, заслуживает все же того, чтобы мысленно к ней подготовиться. Вы знаете, что наша терапевтическая деятельность не очень интенсивна. Мы только горстка людей, и каждый из нас даже при напряженной работе может посвятить себя в течение года лишь небольшому числу больных. По сравнению с избытком невротического страдания, которое имеется в мире и которого, наверное, быть не должно, то, что мы можем из него устранить, в количественном отношении едва ли принимается во внимание. Кроме того, условиями нашего существования мы ограничены состоятельными верхними слоями общества, которые обычно сами выбирают своих врачей и, делая этот выбор, в силу всевозможных предубеждений уклоняются от психоанализа. Для широких слоев населения, тяжело страдающих от неврозов, в настоящее время мы ничего сделать не можем.

Представьте себе теперь, что благодаря какой-то организации нам удалось бы настолько увеличить наше число, что нас хватало бы для лечения больших человеческих масс. С другой стороны, можно предвидеть: когда-нибудь совесть общества проснется и напомнит ему, что бедный человек имеет такое же право на получение психической помощи, какое он уже сейчас имеет на спасающую жизнь хирургическую. И то, что неврозы угрожают здоровью народа не меньше, чем туберкулез, и точно так же, как туберкулез, не могут быть предоставлены бессильной заботе отдельного человека из народа. Тогда будут созданы лечебницы или амбулатории, в которых будут работать психоаналитически обученные врачи, чтобы посред-

' [Ср. технический прием, описанный Фрейдом в первой части его анализа «Волкова» (1918*), Studienausgabe, т. 8, с. 132-133.]

ством анализа сохранить дееспособными и выносливыми мужчин, которые иначе предались бы пьянству, женщин, которые грозят развалиться под тяжестью лишений, детей, перед которыми стоит только выбор между запустением и неврозом. Это лечение будет безвозмездным. Возможно, пройдет еще много времени, пока государство не будет воспринимать эти обязанности как настоятельные. Современные условия, возможно, отодвигают этот срок еще дальше, вполне вероятно, что частная благотворительность положит начало таким институтам; но когда-нибудь к этому должны будут прийти¹.

Тогда перед нами встанет задача приспособить нашу технику к новым условиям. У меня нет сомнений в том, что убедительность наших психологических предположений произведет впечатление также и на необразованных, но мы должны будем искать самое простое и самое ощутимое выражение наших теоретических учений. Наверное, мы убедимся на опыте в том, что бедный человек еще меньше готов отказаться от своего невроза, чем богатый, поскольку тяжелая жизнь, которая его ожидает, не прельщает его, а болезнь для него означает, что он вправе претендовать на булылую социальную помощь. Быть может, мы часто будем иметь возможность добиться чего-то только тогда, когда сумеем соединить оказание психической помощи с материальной поддержкой по примеру императора Иосифа². Весьма вероятно, что при массовом применении нашей терапии нам также очень часто придется сплавлять чистое золото анализа с медью прямой суггестии, да и гипнотическое влияние, возможно, снова найдет там место, как при лечении больных военным неврозом³. Но какую бы форму ни приняла эта психотерапия для народа, из каких бы элементов она ни сложилась, ее самыми действенными и самыми важными составными частями, несомненно, останутся те, что были заимствованы из строгого, нетенденциозного психоанализа.

¹ [В то время, когда была зачитана эта речь, Антон фон Фройнд планировал основать такой институт. См. некролог Фрейда по случаю смерти фон Фройнда (1920с).]

² (Император Австрии Иосиф II (1741—1790), о необычных филантропических поступках которого ходило много легенд. В сходном контексте Фрейд на него ссылался в более ранней работе, посвященной технике психоанализа (1913с, в данном томе с. 193).]

³ [Лечение военных неврозов было основной темой конгресса, которому была адресована настоящая речь.]

О предыстории аналитической техники

(1920)

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ

Издания на немецком языке:

1920 Int. Z. Psychoanal., т. 6, 79-81.

1922 S. К. S. N., т. 5, 141-145.

1924 Technik und Metapsychoi, 148-151.

1925 G. S., т. 6, 148-151.

1931 Neurosenlehre und Technik, 423—426. 1947 G. W., т. 12, 309-312.

При первом издании эта работа вышла анонимно и была помечена только буквой «F».

В новой книге Хэвлока Эллиса, заслуженного исследователя сексуальности и благородного критика психоанализа, озаглавленной «The Philosophy of Conflict and Other Essays in Wartime», Second Series, Лондон, 1919, имеется статья: «Psycho-Analysis in relation to sex», в которой он старается доказать, что труд создателя анализа нужно расценивать не как часть научной работы, а как художественное творчество. У нас есть все основания усматривать в этом мнении новую форму сопротивления и отвержение анализа, хотя и замаскированное любезной, даже слишком лестной манерой. Мы склонны самым решительным образом на это возразить.

И все же не это возражение побудило нас обратиться к эссе Хэвлока Эллиса, а тот факт, что благодаря своей большой эрудиции он сумел указать автора, который использовал и рекомендовал, хотя и в других целях, свободную ассоциацию в качестве технического приема и, стало быть, в этом отношении вправе именоваться предшественником психоаналитиков. «В 1857 году, — пишет Хэвлок Эл-лис, — доктор Дж. Дж. Гарт Уилкинсон, больше известный как поэт и мистик направления Сведенборга, чем как врач, опубликовал томик тонически рифмованных мистических стихотворений, создан -ныхякобы новым методом, который он называет "impression". "Выберете тему, — говорит он, — или запишите ее; как только это произошло, первую мысль (impression upon the mind), которая появляется после написания заголовка, можно рассматривать как начало разработки темы, независимо оттого, насколько странным или не относящимся к ней может показаться данное слово или предложение". " Первое движение духа, первое слово, которое приходит на ум, и есть результат стремления углубиться в данную тему". Человек последовательно продолжает действовать этим методом, и Гарт Уилкинсон говорит: "Я всегда находил, что словно благодаря безошибочному инстинкту он ведет к сути дела". Эта техника, по мнению Уилкинсона, соответствовала доведенной до предела раскрепощенности, требованию проявить себя, адресованному самым глубоким, бессознательным побуждениям. Волю и размышление — призывал

он — надо оставить в стороне; нужно довериться вдохновению (influx), и при этом можно увидеть, что умственные способности направляются на неизвестные цели».

«Нельзя не отметить, что, хотя Уилкинсон был врачом, он применял эту технику в религиозных и литературных целях, но никогда—в медицинских или научных; однако легко можно увидеть, что в сущности — это психоаналитическая техника, которая здесь избирает объектом собственную персону еще одно доказательство того, что метод Фрейда — это метод художника (artist)».

Знатоки психоаналитической литературы вспомнят здесь прекрасное место в переписке Шиллера с Кернером¹, где великий поэт и мыслитель (1788) советует тому, кто хочет быть продуктивным, обращать внимание на сами собой приходящие в голову мысли. Можно предположить, что якобы новая техника Уилкинсона представлялась уже многим другим, а ее систематическое применение в психоанализе покажется нам не столько доказательством художественной сущности Фрейда, сколько следствием его убежденности, которой он придерживался чуть ли не как предрассудка, во всеобщей детерминации всех душевных событий. В таком случае принадлежность свободно возникающей мысли к фиксированной теме оказштсь ближайшей и наиболее вероятной возможностью, которая подтверждается также опытом психоанализа, если только чрезмерные сопротивления не делают неузнаваемой предполагаемую взаимосвязь.

Между тем можно с уверенностью предположить, что ни Шиллер, ни Гарт Уилкинсон не оказали влияния на выбор психоаналитической техники. Более личное отношение, похоже, вырисовывается с другой стороны.

Недавно доктор Гуго Дубов и ц из Будапешта обратил внимание доктора Ферении на небольшую, объемом всего в 4^!/, страницы статью Людвига Берне, написанную в 1823 году, которая опубликована в первом томе его «Собрания сочинений» (издание 1862 года). Он озаглавлена «Искусство стать за три дня оригинальным писателем» и содержит известные особенности стиля Жана Поля, перед которым Берне тогда преклонялся. Она заканчивается словами: «И здесь следует обещанное полезное применение. Возьмите несколько листов бумаги и три дня подряд без фальши и лицемерия записывайте

¹ Обнаруженное О. Ранком и процитированное в «Толковании сновидений» (1900а) [в издании 1909 года, Studienausgabe, т. 2, с. 122—123j.

все, что приходит вам в голову Пишите, что думаете о самом себе, о своих женщинах, о турецкой войне, о Гёте, об уголовном процессе фонкса, о страшном суде, о своих начальниках — и по прошествии трех дней вы будете вне себя от удивления, какие новые, невероятные мысли возникшш у вас. Это и есть искусство за три дня стать оригинальным писателем!»

Когда профессора Фрейда побудили прочесть эту статью Берне, он сделал ряд сообщений, которые могут иметь большое значение для затронутого здесь вопроса о предыстории психоаналитического применения свободных ассоциаций. Он рассказал, что в четырнадцать лет получил в подарок сочинения Берне, и сегодня, пятьдесят лет спустя, по-прежнему обладает этой книгой — единственной оставшейся у него с юных лет. Этот писатель был первым, в произведения которого он углубился. Он не может вспомнить статью, о которой здесь идет речь, но другие статьи, включенные в этот том. как-то: «Речь, посвященная памяти Жана Поля», «Столовый художник», «Глупец на белом лебеде» — долгие годы без видимой причины снова и снова всплывани в его памяти. Особенно он был удивлен, когда в указании, как стать оригинальным писателем, обнаружил высказанными несколько мыслей, которые он сам всегда вынашивал и отстаивал, к примеру: «Всех нас удерживает постыдная трусость думать. Тягостнее, чем цензура правительств, — цензура, которую общественное мнение осуществляет над творениями нашего духа». (Здесь, впрочем, упоминается «цензура», которая вернулась в психоанализе как цензура сновидения...) «Не духа, а характера недостает большинству писателей, чтобы бытьлучше, чем они есть... Искренность — источник всей гениальности, и люди были бы умней, если бы были нравственней...»

Поэтому мы не исключаем возможность того, что это указание раскрыло ту часть криптомнезии, которую в столь многих случаях можно подозревать за кажущейся оригинальностью.

Заметки о теории и практике толкования сновидений

(1923 [1922])

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ

Издания на немецком языке:

1923 Int. Z. PsychoanaL, т. 9 (1), 1-11.

1925 G. S., т. 3, 305-318.

1925 Traumlehre, 49-62.

1931 Sexua(theorie und Traumlehre, 354—368.

1940 G. W., т. 13, 301-314.

Содержание этой работы Фрейд сообщил своим спутникам во время путешествия по Гарцу в сентябре 1921 года (Jones, 19626, 112), того самого путешествия, во время которого он зачитал им еще два других сочинения (1941</ и 19226). Тем не менее настоящая статья была написана лишь через год, в июле 1922 года, в Бадгаштайне (Jones, там же, 124-125). (Во втором томе биографии Фрейда — Jones, 1962а, 286 — 1923 год указан ошибочно.) В разделах VIII и X отражается интерес Фрейда к феномену «навязчивого принуждения», а также к описанию «Я-идеала», который также обсуждается в сочинениях, появившихся в этот же период, «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g) и «Психология масс и анализ Я» (1921с).

Случайное обстоятельство, что последние издания «Толкования сновидений» [1900а]¹ были изготовлены посредством стереотипной печати, побуждает меня отдельно сделать нижеследующие замечания, которые в противном случае нашли бы свое место в тексте в виде поправок или включений.

I

При толковании сновидения в анализе имеется выбор между разными техническими методами².

Можно поступать (а) хронологически и попросить сновидца произносить свои мысли по поводу элементов сновидения в последовательности, которой эти элементы придерживаются в рассказе о сновидении. Это — первоначальный, классический образ действия, который я по-прежнему считаю наилучшим, когда анализируют собственные сновидения.

Или можно (б) начать работу по толкованию с отдельного, прорисованного элемента сна, который выхватывают непосредственно из сновидения, например, с той его части, которая больше всего привлекает к себе внимание, или с той части, которая обладает наибольшей отчетливостью или чувственной интенсивностью, или, скажем, оттолкнуться от содержащегося в сновидении высказывания, от которого ждут, что оно приведет к воспоминанию о высказывании из бодрствующей жизни.

Можно (в) вообще вначале отрешиться от явного содержания и взамен задать сновидцу вопрос, какие события последнего дня в его ассоциации присоединяются к рассказанному сновидению.

Наконец (г), если сновидец уже знаком с техникой толкования, то можно отказаться от всякого предписания и предоставить ему решать, с каких мыслей по поводу сновидения он хочет начать. Я не могу утверждать, что та или иная из этих техник более предпочтительна и в целом дает лучшие результаты.

¹ [Шестое и седьмое издания, появившиеся соответственно в 1921 и 1922 годах.]

² [Ср. похожее обсуждение примерно в начале 29-й лекции «Нового цикла» (1933а), Studlenausgabe, т. 1, с. 452-460.)

II

Гораздо важнее то обстоятельство, совершается ли работа над толкованием под высоким или низким давлением сопротивления, относительно чего аналитик никогда не пребывает долго в сомнении. При высоком давлении можно, пожалуй, попытаться узнать, о каких вещах идет речь в сновидении, но нельзя догадаться, что оно об этих вещах говорит. Это похоже на то, как если бы пытались прислушаться к разговору, который ведут вдалеке или тихим голосом. В таком случае говорят себе, что о сотрудничестве со сновидцем речи идти не может, решают не особенно мучиться и помочь ему лишь немного и удовлетворяются тем, что предлагают ему несколько символических переводов, которые считают возможными.

Большинство сновидений в трудных анализах — подобного рода, и поэтому из них нельзя много узнать о природе и механизме образования сновидения, но меньше всего получают сведений на любимый вопрос, в чем же все-таки состоит исполнение желания в сновидении.

При крайне высоком давлении сопротивления возникает следующий феномен: ассоциация сновидца идет вширь, а не в глубь. Вместо желаемых ассоциаций с рассказанным сном обнаруживаются все новые части сновидения, которые сами остаются без ассоциаций. Только тогда, когда сопротивление удерживается в умеренных границах, осуществляется известная картина работы над толкованием: сначала ассоциации сновидца по поводу явных элементов далеко расходятся, в результате чего затрагивается множество тем и кругов представлений, после чего второй ряд ассоциаций быстро отсюда сходится к искомым мыслям сновидения.

Тогда становится также возможным и сотрудничество аналитика со сновидцем; при высоком давлении сопротивления это не было бы даже целесообразным.

Многие сновидения, случающиеся во время анализа, непереводимы, хотя они и не выставляют напоказ именно сопротивление. Они представляют собой вольную обработку лежащих в их основе скрытых мыслей сновидения и сопоставимы с удачными, художественно переработанными поэтическими произведениями, в которых хотя и можно еще распознать основные мотивы, но они могут быть как угодно перемешаны и преобразованы. Такие сны служат в лечении вступлением к мыслям и воспоминаниям сновидца, но при этом само их содержание не учитывается.

III

Можно различить сновидения сверху и сновидения снизу, если это различие не понимать слишком строго. Сновидения снизу — это такие сны, которые возбуждаются силой бессознательного (вытесненного) желания, создавшего себе представительство в тех или иных дневных остатках. Они соответствуют вторжениям вытесненного в бодрствующую жизнь. К сновидениям сверху можно приравнять дневные мысли или дневные намерения, которым ночью удалось получить усиление от вытесненного содержания, отколовшегося от Я¹. В таком случае анализ, как правило, отказывается от этого бессознательного помощника и осуществляет включение латентных мыслей сновидения в структуру бодрствующего мышления. Видоизменять теорию сновидения из-за этого различия не требуется.

IV

В некоторых анализах или на определенных отрезках анализа обнаруживается разобщение жизни во сне и жизни в бодрствовании, подобное отделению деятельности фантазии, поддерживающей continued story (роман-грезу), от бодрствующего мышления. В таком случае сновидение присоединяется к другим снам, делает средоточием элемент, который мимоходом затрагивался в предыдущем сне, и т. д. Однако гораздо чаще случается так, что сновидения не связываются друг с другом, а включают в себя следующие друг за другом части бодрствующего мышления.

V

Толкование сновидения распадается на две фазы — на перевод и на его обсуждение или применение. В первой фазе нельзя позволить влиять на себя каким-либо соображениям по поводу второй. Это как если бы вы имели перед собой главу из книги иноязычного автора, к примеру, Ливия. Сначала хотят узнать,

' [Фрейд формулирует еще несколько мыслей по поводу «сновидений сверху» в своем письме Максиму Леруа о некоторых сновидениях Декарта (1929*). Возникновение таких сновидений он отмечал уже в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 534.]

о чем Ливии рассказывает в этой главе, и только потом начинается обсуждение того, что представляет собой прочитанное — историческое сообщение, сказание или авторское отступление. Какие же выводы можно сделать из правильно переведенного сновидения? У меня создалось впечатление, что аналитической практике не всегда удавалось избежать здесь ошибок и перегибов, причем отчасти из-за огромного благоговения перед «таинственным бессознательным»¹.

Возьмем для примера так называемые сны о выздоровлении. Если пациенту приснился такой сон, в котором он будто бы избегает ограничений невроза, например, преодолевает фобию или отказывается от эмоциональной привязанности, то мы склонны думать, что он сделал большой шаг вперед, готов приспособиться к новым обстоятельством жизни, начинает считаться со своим здоровьем и т. д. Зачастую это может быть верным, но столь же часто такие сны о выздоровлении имеют всего лишь значение снов об удобстве², они означают желание наконец стать здоровым, чтобы избежать части аналитической работы, которую, как они чувствуют, им предстоит проделать в дальнейшем. В таком смысле сны о выздоровлении случаются очень часто, когда, например, пациент должен вступить в новую, неприятную для него фазу переноса. Тогда он ведет себя в точности как иные невротики, которые после нескольких часов анализа объявляют себя вылечившимися, так как они хотят избежать всего неприятного, о котором еще должна зайти речь в анализе. Также и больные, страдающие военным неврозом, отказались от своих симптомов, поскольку терапия, проводимая военными врачами, могла сделать для них болезнь еще более неприятной, чем служба на фронте, придерживались тех же экономических условий, и в обоих случаях излечение оказывалось нестойким³.

¹ [Фрейд часто подчеркивал, что сновидения — это лишь «форма мышления». См., например, его «Историю психоаналитического движения» (1914rf, на последних страницах), работу «О некоторых невротических механизмах» (\922b, Studienausgabe, т. 7, с. 225), а также длинное примечание, добавленное в 1925 году к «Толкованию сновидений» (1900а) (Studienausgabe, т. 2, с. 486).]

² [См. «Толкование сновидений», Studienausgabe, т. 2, с. 142 и далее. Примеры и обсуждение этих снов, а также «подтверждающих сновидений» из раздела VII, ниже, см. в разделе III работы «О психогенезе одного случая женской гомосексуальности» (1920о), Studienausgabe, т. 7, с. 274-275.]

³ [Ср. мнение Фрейда о лечении больных военным неврозом (1955с [1920]).]

VI

Совсем не просто вынести общее решение о ценности правильно переведенных сновидений. Если у пациента существует конфликт амбивалентности, то враждебная мысль, которая проявляется в нем, разумеется, не означает преодоления на долгое время нежного побуждения, то есть решения конфликта, и точно так же этого значения не имеет и сновидение враждебного содержания. Во время такого конфликта амбивалентности каждая ночь нередко приносит два сновидения, каждое из которых занимает другую позицию. В таком случае прогресс состоит в том, что добиваются основательной изоляции обоих контрастирующих побуждений, после чего можно проследить и разглядеть каждое из них, доведенное до крайности с помощью бессознательного усиления. Иногда одно из двух амбивалентных сновидений оказывается полностью забытым; в таком случае нельзя позволить себя обмануть и предположить, что теперь решение принято в пользу одной стороны. Правда, забывание одного сновидения показывает, что на данный момент верх взяло одно направление, но это относится только к одному дню и может измениться. Следующая ночь, возможно, выдвинет на передний план противоположное проявление. Что же на самом деле происходит с конфликтом, можно догадаться только с учетом всех других проявлений, в том числе и в бодрствующей жизни.

VII

С вопросом об оценке сновидений тесно связан другой вопрос — о возможности на них повлиять с помощью врачебного «внушения». Возможно, аналитик сперва испугается, если ему напомнят об этой возможности'; но при более ближайшем рассуждении этот страх, несомненно, уступит пониманию того, что влияние на сны пациента является для аналитика не столько неудачей или позором, сколько возможностью управлять его сознательными мыслями.

То, что аналитическое лечение влияет на явное содержание сновидений, не нужно доказывать. Это следует уже из того, что сновидение опирается на бодрствующую жизнь и перерабатывает его побуждения. То, что происходит в аналитическом лечении, разумеется, принадлежит также к впечатлениям бодрствующей жизни и едва ли

' [Ср. параграф 4 в конце 15-й лекции по введению в психоанализ (1916—1917), Studienausgabe, т. 1, с. 239-240.]

не к самым сильным из них. Поэтому неудивительно, что пациенту снятся вещи, которые обсуждал с ним врач и пробудил у него их ожидание. Во всяком случае, это не большее чудо, чем то, что содержится в известном факте «экспериментальных» снов¹.

Теперь интерес распространяется на вопрос: может ли также и аналитик оказать влияние, внушить скрытые мысли сновидения, выявляемые с помощью толкования. Ответ на этот вопрос опять-таки должен гласить: разумеется, да, ибо участие этих скрытых мыслей сновидения соответствует предсознательным, вполне способным к осознанию мыслительным образованиям, которыми сновидец мог бы при случае реагировать также и в бодрствовании на стимулы врача независимо оттого, совпадают ли по направленности ответы анализируемого этим стимулам или противоречат им. Если заменить сновидение содержащимися в нем мыслями сновидения, то вопрос, в какой степени можно внушить сновидения, совпадает с более общим: в какой степени пациент доступен внушению в анализе?

На сам механизм образования сновидения, на собственно работу сновидения влияния никогда не оказывают; этого можно придерживаться.

Помимо обсуждавшейся части предсознательных мыслей сновидения каждое правильное сновидение содержит указания на вытесненные желания-побуждения, которым он обязан своей возможностью образоваться. Скептик скажет по поводу них, что они проявляются в сновидении, так как сновидец знает, что он должен их привести, что они ожидаются аналитиком. Сам аналитик с полным правом будет думать иначе.

Если сновидение приводит ситуации, которые можно объяснить сценами из прошлого сновидца, то тогда особенно важным представляется вопрос, может ли врачебное влияние также быть причастно к этим содержаниям сновидения. Самым неотложным этот вопрос становится при так называемых подтверждающих сновидениях, сновидениях, плетущихся в хвосте анализа². У некоторых пациентов никаких других и не получают. Они репродуцируют забытые переживания своего детства только после того, как аналитик сконструировал их из симптомов, намеков и мыслей и это им сообщил³. Затем появляются подтверждающие сновидения, по поводу которых, однако,

¹ [См. «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 194, прим. 2, и с. 376-377.]

² [См. техническую работу о толковании сновидений (191 1е), в данном томе с. 156.]

³ [См. позднюю работу Фрейда «Конструкции в анализе» (\937d), в данном томе с. 395 и далее.]

сомнение говорит, что никакой доказательной силы они не имеют, поскольку могут быть выдуманы в ответ на стимулы врача, вместо того чтобы появиться на свет из бессознательного сновидца. Избежать в анализе этой неоднозначной ситуации нельзя, ибо если, работая с этими пациентами, не толковать, не конструировать и не рассказывать, то никогда не получишь доступ к тому, что у них вытеснено.

Положение вещей складывается благоприятно, если к анализу такого плетущегося в хвосте, подтверждающего сновидения непосредственно присоединяются ощущения воспоминания о том, что до сих пор было забыто.

В таком случае скептик находит выход из положения, говоря, что это обманы памяти. В большинстве случаев не имеется даже таких ощущений воспоминания. Вытесненное пропускается лишь частями, а всякая неполнота сдерживает или замедляет образование убеждения. Также речь может идти не о репродукции действительного, забытого события, а о содействии бессознательной фантазии, где не следует ожидать ощущения воспоминания, но иногда остается возможным чувство субъективного убеждения.

Итак, могут ли подтверждающие сновидения действительно быть результатом внушения, то есть сновидениями, оказывающими любезность? Пациенты, которые приводят только подтверждающие сновидения, это именно те, у которых роль главного сопротивления играет сомнение. Не надо пытаться «перекричать» это сомнение авторитетом или устранить его с помощью аргументов. Оно должно оставаться до тех пор, пока не будет разрешено в ходе дальнейшего анализа. Также и аналитик в отдельных случаях может придерживаться такого сомнения. Тем, что в конце концов делает его уверенным, является как раз усложнение поставленной перед ним задачи, сопоставимой с решением одной из детских игр, называемых «мозаикой». Там цветной рисунок, наклеенный на деревянную дощечку и точно вписывающийся в деревянную рамку, разрезан на много частей, которые ограничиваются беспорядочно искривленными линиями. Если удается беспорядочную груду деревянных дощечек, каждая из которых содержит непонятную часть рисунка, упорядочить таким образом, что рисунок приобретает смысл, что нигде не остается пробела между стыками и что он весь заполняет рамку, то это значит, что все эти условия выполнены, и становится ясно, что решение головоломки найдено и что никакого другого решения не существует.

Конечно, такое сравнение ничего не значит для анализируемого во время незавершенной аналитической работы. Я вспоминаю здесь дискуссию, которую мне довелось вести с пациентом, чья исключи-

тельная амбивалентная установка выражал в сильнейшем навязчивом сомнении. Он не оспаривал толкования своих сновидений и был очень взволнован их соответствием с высказанными мною догадками. Но он спросил, не могли ли эти подтверждающие сновидения быть выражением его покорности мне. Когда я выставил доводом, что эти сновидения представили также множество частных подробностей, о которых я не мог догадываться, и что остальное его поведение во время лечения о покорности как раз не свидетельствовало, он обратился к другой теории и спросил, не могло ли его нарциссическое желание стать здоровым побудить его продуцировать подобные сновидения, поскольку я ему все-таки обещал выздоровление, если он сможет принять созданные мною конструкции. Я вынужден был отвечать, что мне пока еще не доводилось встречаться с таким механизмом образования сновидения, но решение пришло другим путем. Он вспомнил о снах, которые снились ему еще до того, как он начал анализ, более того, еще до того, как он что-то о нем узнал, и анализ этих снов, которые нельзя было подозревать в суггестии, привел ктаким же истолкованиям, каки анализ более поздних. Его навязчивое желание противоречить нашло, правда, выход в том, что более ранние сновидения были менее отчетливыми, чем те, которые снились в период лечения, но мне было достаточно соответствия. Я думаю, что вообще-то неплохо иной раз вспоминать о том, что людям, как правило, снились сны еще до того, как начался психоанализ.

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 569 | Нарушение авторских прав