АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Р.Е. Левина. Недостатки чтения и письма у детей

Процесс овладения грамотой чаще всего понимается как усвоение определенного перечня буквенных образов и уме­ние связывать буквы в слоги, слова в предложения. При чтении предполагается умение воспринять готовые бук­венные сочетания, при письме — умение самостоятельно их составлять. Поэтому многие методы обучения имеют в виду, прежде всего, изучение букв и буквенных сочетаний. Привлекая звук в качестве названия буквы, часто упуска­ют из виду все своеобразие сложной гаммы отношений, которые психологически устанавливаются между имеющи­мися у ребенка речевыми и звуковыми образами букв, ус­воить которые ребенок должен, приступая к грамоте. Этот вопрос обычно либо вовсе не ставится, либо имеет вполне определенное разрешение, которое во многих случаях пря­мо формулируется, в других же, несомненно, предполага­ется.

Отношение, устанавливающееся в сознании ребенка меж­ду звуком речи и буквой, рисуется как ассоциативная связь. С этой точки зрения психологическая сторона обучения гра­моте заключается в установлении этой связи, ее развитии и совершенствовании. Именно такое понимание этого вопро­са мы находим, например, у одного из тонких исследовате­лей — Бодуэна де Куртенэ. «Разновидности одной графемы объединяются ассоциацией с одной фонемой», — пишет он, характеризуя отношение буквы к звуку.

Аналогичную мысль развивает В. А. Богородицкий, говоря об ассоциации между письмом и произношением: «...У вполне грамотного в головном мозгу, кроме естественного центра речи, присущего всем, сформировался еще новый центр письма, благодаря которому к речевому ассоциативному агрегату присоединяется еще новый агрегат — письменных симво­лов, воспринимаемых зрением и воспроизводимых рукой; при этом между тем и другим центрами существует ассоци­ативная связь».

Раншбург, исследуя расстройства чтения и письма, так­же указывает на то, что «...узнавание звукового значения отдельных букв требует прочных ассоциаций между опти­ческими представлениями формы букв, с одной стороны, и акустическими представлениями соответствующих звуков речи — с другой».

Такое понимание мы находим у многих авторов, освеща­ющих вопрос об отношении звука к букве. На практике край­нее выражение этот взгляд приобретает в приемах заучива­ния названий букв, о которых мы упоминали выше.

Центр тяжести педагогического процесса при этом пере­носится на усвоение буквы как таковой. Буква выступает как совершенно новый специальный объект изучения, лишь в качестве названия которого привлекается звук. Таким обра­зом, для ребенка, приступающего к грамоте, предметом ус­воения оказывается преимущественно буквенное изображе­ние. Язык же играет в этом процессе подчиненную роль. Если на ошибочность такого положения указывают в методике массовой школы (Флеров, Шапошников, вслед за ними Гмурман и др.), то тем более, как будет видно ниже, это оказыва­ется справедливым в применении к анализу аномалии про­цесса овладения грамотой. Правильное понимание соотно­шения между звуком и буквой представляется нам основной предпосылкой, без которой не могут быть разрешены самые существенные вопросы психологии, обучения грамоте ни в норме, ни тем более в патологии.

Если связь между звуком и буквой носит чисто ассоциа­тивный характер, то следует допустить, что овладение гра­мотой состоит лишь в накоплении таких ассоциативных свя­зей, а если так, то овладение грамотой неизбежно выступает как простое механическое присоединение умения прочесть и написать к возможностям устной речи. Прямое указание на это мы имеем, например, у В. А. Богородицкого: «Разни­ца между грамотным и безграмотным — присутствие или же отсутствие группы ассоциаций».

Между тем можно указать на существенные соображения иного порядка. Мы имеем в виду наблюдения, свидетельству­ющие о том, что грамота не только служит средством приобщения к письменной культуре, но одновременно и является фактором, влияющим на ход всего языкового развития ре­бенка.

Для более подробного освещения этого вопросы мы долж­ны остановиться на некоторых закономерностях, которым подчинено развитие речи в детском возрасте. В настоящее время можно считать установленным, что механизм разви­тия устной речи не исчерпывается количественным накоп­лением моторных навыков произношения речевых звуков. Анализ своеобразия звуков речи, разработанный в современ­ном языкознании, указывает на новые пути психологиче­ского изучения процесса их усвоения. Звук речи должен об­ладать свойствами, которые характеризуют всякий звук как физическое явление: силой, высотой, тембром и т. д. Далее звук речи с физиологической стороны возникает в результа­те функционирования органов речи (гортани, мягкого нёба, языка и пр.). Однако ни физическая, ни физиологическая сторона не исчерпывает качественного своеобразия звука речи. Своеобразие звука речи, выделяющее его из всех про­чих звуков, заключается в его социальном качестве. Звуком речи становится лишь звук, который может служить сред­ством передачи значений слов. В этом его принципиальное отличие от звуков, издаваемых животными (например, лая, блеяния и т. п.), а также от звуков, производимых голосо­вым аппаратом человека, но не участвующих в речи (крика, лепета младенца и т. п.).

В каждом языке употребляется множество различных зву­ков, однако все это многообразие звучания подчинено своей системе. В каждом языке имеется определенное количество основных звуков, которые могут быть выделены, несмотря на все разнообразие оттенков звучания каждого из них. В каж­дом отдельном произношении того или иного звука речи име­ются индивидуальные качества, определяющиеся конкретны­ми условиями. С одной стороны, к ним относятся высота, тембр, интонация и другие качества, зависящие от свойств голоса; с другой стороны, различные сочетания данного зву­ка с другими (6а, бо, бу и т. д.) и наконец, разные положения звука (ударность, безударность, переход звонкого в глухой и т. д.). Таким образом, особенности голоса, влияние сосед­них звуков, различное место в слове, ударение оказывают влияние на характер звука, на множественность его произ­ношения.

Язык как система звуков речи предполагает только основ­ные звуки, или, как выражаются лингвисты, «всеобщую форму их». Таких основных звуков в каждом языке имеется немного, но речевое общение с их помощью оказывается вполне возможным. Решающее значение здесь приобретает смыслоразличительная функция, выполняемая звуками речи. Для дифференциации значений слов необязательно, чтобы эти слова состояли из совершенно разных звуков. Эта цель достигается и при наличии хотя бы одного отличного звука, например, в словах дом — том, гора — кора замена одного первого звука другим оказывается достаточной для изменения значения слова. В этих примерах смыслоразличительные звуки акустически очень близки (д—т, г—к). В язы­ке используются также звуки, акустически более далекие, которые служат для этой же цели.

Таким образом, мы видим, что акустическое различие зву­ков есть та основа, благодаря которой осуществляется исклю­чительная гибкость значений, имеющихся в человеческой речи. Звуки, составляющие словоразличительные признаки и взятые независимо от индивидуальных оттенков, носят название фонем.

Овладевая языком, ребенок во всем многообразии звуков доносящейся до него речи должен суметь услышать основ­ные звуки данного языка. Как и в любой другой сфере вос­приятия, ребенок должен уловить некоторое основное кон­стантное качество воспринимаемого объекта независимо от его второстепенных непостоянных свойств. В речевой сфере этот процесс совершается с помощью высших корковых от­делов акустического восприятия, составляющих своеобразие человеческой психики в отличие от элементарного слуха, имеющегося у животных.

Понятно, что усвоение фонетической стороны речи, преж­де всего, предполагает усвоение фонем. Естественно, что вы­деление фонем происходит не только неизолированно от смыслового содержания речи, но предполагает последнюю в качестве другой стороны единого процесса.

Смыслоразличительная роль фонемы ясно указывает на это. Для того чтобы уловить фонему т, ребенок должен уловить ее отличное звучание от других фонем, с помощью ко­торых слова выражают разные значения. Он должен воспри­нять м (рама) в отличие от п (рана), в отличие от д (рада) и т. д. Это одна сторона, позволяющая улавливать фонему как индикатор различных слов, но наряду с этим фонема м долж­на быть выделена и по отношению к ней как таковой среди разнообразных ее звучаний. Это также совершается в нераз­рывной связи с общим развитием значений, выраженных словами. Улавливая слова рама, раму, рамой и т. д. как сло­ва, относящиеся к одному и тому же явлению, ребенок в различных оттенках м, возникающих в силу акустическо­го влияния соседнего звука (ма, му, мо и т. д.), улавливает константное звучание звука.

Вслед за выделением фонемы возникает ее произношение. Едва ли правильно думать, что усвоение произношения це­ликом подчинено возможностям речевой моторики ребенка и возникает как механическое нанизывание звуков по сте­пени доступности их произносительному аппарату. Акт про­изношения звука в норме следует рассматривать скорее как завершение акустического процесса, направленного на вы­деление соответствующего звука, его различение среди дру­гих звуков. Акустический образ фонемы возникает как обоб­щенный из различных «вариантов», которые реализуются в моторной формуле произношения звука речи. Таким обра­зом, произношение находится в тесной зависимости от акус­тического обобщения звука.

В реальном развитии произношение возникает не сразу, не резким скачком. Оно формируется постепенно, в едином взаимокорригирующем процессе, с уточнением акустиче­ского образа, и является необходимым его компонентом. При отсутствии возможностей произношения восприятие речи оказывается также затрудненным. Об этом свидетель­ствуют случаи ринолалий, псевдобульбарного паралича и других расстройств речедвигательного аппарата. Однако нарушения системы речи как таковой страдают здесь неиз­меримо меньше, чем тогда, когда страдают мозговые зоны, связанные с высшими функциями акустического восприя­тия. В этих последних случаях тяжело страдает овладение речью как системой,, вопреки полноценному артикуляторному аппарату.

Как известно, формирование звуковой стороны речи про­исходит в течение первых 4—5 лет жизни ребенка. В течение этого периода артикуляторный аппарат ребенка приспосаб­ливается именно к тем звуковым фонематическим отношени­ям, которые он находит в окружающем языке. Раньше всего устанавливается различение фонем, наиболее легких по зву­чанию, постепенно распространяясь на акустически более близкие звуки. Постепенно ребенок овладевает фонемами, мало отличающимися одна от другой своими акустическими свойствами (звонкие — глухие, шипящие, свистящие, р и л и т. д.). Путь фонетического развития речи завершается только тогда, когда все фонемы данного языка оказываются усвоен­ными.

Особенно трудны для овладения фонемы, отличающиеся лишь тонкими признаками, что естественно ставит эти фо­немы в наиболее трудные для различения условия.

Постепенно ребенок научается узнавать (дифференциро­вать среди других) идентичные фонемы, независимо от ус­ловий, меняющих звучание этих фонем в разных случаях.

Результатом процесса вычленения фонем оказывается, с одной стороны, постепенное формирование устной речи, с другой — накопление запаса слуховых фонематических образов, которые и составляют содержание языкового со­знания. Эти слуховые образы носят не единичный, а обоб­щенный характер.

Часто говорят об «артикуляторной базе», свойственной каждому говорящему на данном языке. Под ней имеют в виду совокупность артикуляторных тенденций, свойственных данному языку. В развитие этого понятия типичных для каждого языка артикуляционных схем следовало бы гово­рить о языковом понятии как о понятии, охватывающем всю систему типичных речевых образов, накапливающихся у каждого в соответствии с тем языком, в среде которого он воспитывается. Благодаря этому человек научается воспринимать звук не в его точном физическом звучании, а в его отношении ко всему языковому фону. Лучшей иллюстраци­ей этого служит восприятие чужого языка иностранцем. Не­правильности произношения, составляющие «акцент» ино­странца, в значительной степени объясняются несоответ­ствием фонем различных языков. Звуки другого языка он воспринимает как бы сквозь призму фонематической систе­мы своего языка, не улавливая сразу своеобразия незнакомых фонем. Языковому сознанию, сформировавшемуся в услови­ях одного языка, оказываются чужды звуки другого языка, и они воспринимаются поэтому в соответствии со звуковыми образами, которые являются для него привычными.

Мы ограничиваемся в нашем кратком рассмотрении толь­ко отдельными звуками. Между тем сказанное может быть распространено и на восприятие слов, фраз, усвоение всего грамматического строя языка. Формирование последнего со­ставляет другую сторону описанного выше процесса усвоения речи. Аграмматичный характер речи маленького ребенка об­наруживает путь «нащупывания» правильных грамматичес­ких форм. Звуковой анализ играет здесь немаловажную роль, особенно при овладении смысловыми грамматическими ка­тегориями. Особенное значение приобретает умение уловить одну фонему в разных морфологических изменениях слов, которые создаются в условиях так называемого чередования звука.

Итак, мы видим, что овладение звуковой речью происхо­дит на основе акустического различения фонем и установле­ния тех фонематических отношений, которые имеются в дан­ном языке. Восприятие этих отношений оказывается необходимым для возникновения соответствующего звуко­вого фона и, следовательно, для формирования активной речи.

О ребенке, вышедшем из периода «физиологического кос­ноязычия», следует говорить, что развитие его языкового сознания проделало определенный законченный цикл, ока­зывающийся достаточным для устной речи. Завершение это­го периода характеризуется умением уловить каждую от­дельную фонему, не смешивая ее с другими, и овладеть ее произношением.

Обобщенное восприятие фонемы предполагает ее постоян­ство независимо от индивидуальных особенностей звучания, от близко звучащих фонем, от сочетания, от перехода в дру­гое сочетание вследствие изменения морфологических усло­вий. Обратной стороной этого процесса оказывается накопление в языковом сознании соответствующих обобщенных акустико-моторных образов.

Ребенок правильно говорит. Однако исчерпываются ли этим возможности дальнейшего языкового развития? Ответ на этот вопрос непосредственно подводит нас к поставлен­ным выше вопросам о переходе к грамоте.

Все языковые процессы, происходящие до обучения гра­моте, протекают в плане проявления ранних форм ориенти­ровки во всех сферах окружающей ребенка действительнос­ти. На этом этапе ребенок говорит уже правильно, но он еще не знает, из каких звуков состоит слово, несмотря на то, что он его правильно произносит. Звуковой анализ, четкое пред­ставление о звуковом составе слова, становится необходи­мым при переходе к грамоте. Усваивая буквы, ребенок узна­ет графическое обозначение тех фонем, которые освоены им при формировании устной речи. Он как бы повторяет прой­денный этап, но на ином, более высоком уровне.

Как известно, количество букв алфавита не соответствует количеству звуков русского языка. В букве выражается не каждый отдельный звук. В ней выражаются лишь основные звуки» Вот почему мы говорим о том, что в известном смыс­ле в букве происходит завершение фонематического процес­са. Например, буква м является обозначением обобщенного (выделенного от вариантов) звука т или фонемы м.

Во всех случаях, когда усвоение буквы обозначает другой психологический акт, она выступает в сознании ребенка как рисунок, который носит название звука, соответствующего обозначению этой буквы. В этих случаях путь обучения гра­моте встает в противоречие с подлинной сущностью этого процесса, и буква в ее подлинной роли графического знака обобщенного звука возникает гораздо позднее (что нередко обусловливает неправильное правописание). Вот почему бо­лее точное обозначение обязывает нас разграничить понятие буквы или графического изображения и специфическое язы­ковое понятие буквы как обозначения обобщенного звука. Пользуясь названием, предложенным Бодуэном де Куртенэ, мы будем отличать понятие графемы от понятия буквы. Из всего предыдущего изложения ясно, что графема может рассматриваться только в непосредственной связи с фоне­мой. В соответствии со своей фонемой графема оказывает­ся единой, безотносительно к тому, какой буквой, какого шрифта она будет изображена в каждом конкретном случае. Таким образом, отношение графемы к букве оказыва­ется сходным с отношением, которое имеется между фоне­мой и звуком.

Переход от устной речи к грамоте есть, прежде всего, пере­ход от фонемы к графеме. Овладение грамотой предполагает определенный уровень фонематического развития. После­днее может не быть обязательным для усвоения буквы.

В процессе обучения грамоте совершается переход от од­ной формы языкового сознания, которое может быть охарак­теризовано прежде всего со стороны фонематического содер­жания, к новой форме, характеризующейся возникновени­ем акустико-зрительных представлений графем.

Для большинства звуков русского языка нет соответству­ющих букв, однако можно говорить о соответствии графем фонемам данного языка.

В целом ряде случаев мы видим резкие расхождения меж­ду звуком и буквой, отображающей этот звук. С точки зре­ния отношения фонемы к графеме мы имеем в большинстве, напротив, определенное соответствие. Такое положение, на­пример, отображено в звонких перед глухими или в конце слова, когда они могут заменяться глухими. В словах дуб, губка мы произносим п, а пишем б, что соответствует полно­стью основному звучанию фонемы (дуба, губочка); в словах кров, лавка мы произносим ф, однако графема в в этом слу­чае гораздо больше соответствует содержащейся здесь фоне­ме (крова, лавочка). В словах пруд, лодка произносится т, между тем на фоне форм пруда, лодочка становится несом­ненной графема д; то же и в примерах нож — ножик по отно­шению к графеме ж и звуку ш.

Аналогичные примеры мы находим в таких случаях, ког­да глухой согласный сочетается с последующим звонким. Например, в слове просьба с звучит как з. Однако легко об­наруживается правильная графема на фоне слова просить.

Мы могли бы умножить примеры, устанавливающие от­ношение орфоэпии к орфографии, или звука к графеме. Од­нако в качестве примеров, иллюстрирующих нашу основную мысль, мы считаем возможным ограничиться приведен­ными.

Итак, мы видим, что овладение грамотой идет по пути усво­ения графем данного языка. Не буква как рисунок, носящий название соответствующего звука, а графема — графичес­кое обозначение фонемы — составляет единицу чтения и письма.

Понятие «графема» теснейшим образом связано с поня­тием «фонема» и не лишается своего содержания. Для овла­дения графемой необходимо наличие фонемы.

Однако графема, предполагая развитие всех тех процес­сов, которые необходимы для формирования фонемы, и пе­реводя их в план сознательного анализа, не исчерпывается ими. Оно как бы окончательно завершает те звуковые про­цессы, которыми характеризовалась устная речь до этого времени.

Таким образом, переход от устной речи к чтению и пись­му представляет собой переход к новым формам языкового развития.

При анализе патологических отклонений чтения и пись­ма мы будем руководствоваться изложенными соображени­ями о природе овладения грамотой. Мы рассматриваем гра­моту как этап в общей системе развития языка, предполага­ющий готовность фонематического развития, на который она опирается и который окончательно завершает (в пределах данного языка). Это обязывает нас к существенным выводам о методе исследования. Если в новом языковом содержании в снятом виде предполагается путь вычленения фонем, про­деланный ребенком в плане овладения устной речью, то не­правильным является рассмотрение расстройств чтения и письма вне связи с изучением состояния и пути развития зву­ковой речи в этих случаях.

Непосредственное изучение проявления алексических и аграфических расстройств в их прямой симптоматике часто уводит от понимания их сущности, а не приближает.

Обычно подвергается изучению сам акт замедленного, не­правильного чтения и письма вне сопоставления с общими процессами речи. Мы полагаем, что в этих случаях следует привлечь анализ общего хода языкового развития, и преж­де всего анализ устной речи и процессов звукового анализа.

В основательности такого подхода нас убеждает и тот факт, что недостатки чтения и письма, как правило, сопро­вождаются отклонениями в развитии устной речи.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 1430 | Нарушение авторских прав