АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Уровни отношений по Фолькису

Таблица 2

Он также сказал, что оставляет за собой право уча­ствовать в создании коллективной работы вместе со всеми. Наблюдая примерно с полчаса за действиями участников группы, психотерапевт затем посмотрел на себя в зеркало, после чего, отнеся его в сторону и положив на пол на газеты, разбил зеркало тяжелой деревянной табуреткой с металлическим основанием. Образовав­шиеся при этом осколки он начал раскладывать по всему пространству лежащей в центре кабинета коллективной работы. При этом к нему присоединились еще три человека и стали тоже добавлять в коллективную композицию осколки зеркала. На завершающем этапе работы вся композиция, за исключением одного неболь­шого фрагмента, была подвергнута деструкции. То, что от нее осталось, было за­тем свернуто вместе с ее бумажной основой и подстеленной под бумагу целлофа­новой пленкой в большой рулон, примерно соответствующий размеру человече­ского тела. Лежащий на полу и обернутый в целлофановую пленку, этот объект очень напоминал завернутую в саван человеческую фигуру или своеобразный сар­кофаг. Поскольку у членов группы при этом возникли ассоциации с похоронами, в самом конце изобразительного этапа сессии был исполнен своеобразный ритуал «прощания с покойным».

Конечно же, действия участников группы и создаваемые ими индивидуальные образы, так же как и композиция в целом, имели для них разный смысл и отражали разные уровни отношений в группе. В то же время очевидно, что действия психо­терапевта отражали его попытку вступить во взаимодействие с группой на уровне соматопсихических проекций. На это указывает тесная ассоциативная связь зер­кала с образом телесного «Я». Неслучайно, перед тем как разбить зеркало, он вни­мательно в него посмотрелся. Последующее разбивание зеркала можно рассмат­ривать как символический акт фрагментации («фрактализации») телесного «Я». Попытка же включения фрагментов телесного «Я» в создаваемое группой изобра­жение «Града земною и небесного» связана с проекцией телесного «Я» на группу и ее «ментальную матрицу», материализованным отражением которой как раз и являлся образ «Града земного и небесного».

На завершающем этапе изобразительной работы уже вся группа взаимодействовала на уровне соматопсихических и примордиальных проекций, исполняя ритуал «похорон» того, что осталось от «Града земного и небесного».

Данный пример, по мнению автора книги, не является каким-либо курьезом в практике арт-терапевтических групп, но отражает некоторые фундаментальные закономерности группового поведения, связанного в том числе с использованием проекций соматопсихического и примордиального уровня в качестве универсаль­ного способа взаимодействия членов группы и построения ими так называемой «мифопоэтической модели мира». Экстраполяция человеческих структур и схем (в данной случае — экстраполяция на «Град земной и небесный» отраженного в зеркале телесного образа «Я» психотерапевта, а затем и проекция телесных «Я» членов группы на разрушенный и обернутый в «саван» «продукт» их совместной деятельности) на внешнюю среду (жилище, храм, населенный пункт, Вселенную), обозначаемая понятием антропоморфического моделирования, весьма характер­на для мифопоэтической модели мира, являясь тем самым инструментом обозна­чения тождества микрокосма человека и макрокосма — окружающего простран­ства. По наблюдениям автора книги, данный феномен наиболее ярко проявляется в работе динамических групп.

Для понимания художественной экспрессии в группе весьма полезны также мо­гут быть понятия интерстимуляции, взаимной индукции и интенсификации, а так­же о нодальном и антинодальном поведении (51аузоп, 1992). Интерстимуляцию С. Славсон определяет как «феномен, посредством которого индивиды участвуют в достижении общих целей, активизируют друг друга либо через установки, либо через специфические формы поведения, действия, чувства и мысли... Менее оче­видной, но столь же универсальной и сходной с интерстимуляцией по течению и эффектам является взаимная индукция. Однако она относится к чувствам и эмо­циям, в то время как интерстимуляция относится в основном, хотя и не всецело, к действиям... Люди индуцируют друг в друге установки и чувства без вербальной или иной видимой коммуникации» (51аузоп, 1992, р. 176).

Интенсификацию же Славсон рассматривает как одно из следствий взаимо­действия и интерстимуляции, проявляющееся во взаимном усилении эмоций и их бессознательном отреагировании, включая эмоции враждебности, гнева и агрес­сии. Когда несколько человек испытывают общие чувства, они достигают особого накала.

Что касается феноменов нодального и антинодального поведения, то, как пи­шет Славсон (51аУ5оп, 1992), «они проявляются во всех группах, состоящих из трех и более человек, и чем больше людей в группе и чем свободнее их поведение, тем ярче проявляется отреагирование ими неосознаваемых чувств и потребностей в поведении (нодальное поведение) и тем более продолжителен период молчания или относительного бездействия (антинодальное поведение). Периоды нодального группового поведения характеризуются повышенным воодушевлением участии ков группы и их активной коммуникацией, шумом и общей атмосферой взаимо­действия и приподнятого настроения. Когда шум и хаотичная атмосфера достигают своего пика, наступает внезапная тишина... Активизация нодального поведения является результатом интерстимуляции. Вместе с этим растет и уровень напряжения, переживаемого всеми членами группы в силу их физического и эмоционального включения в процессе взаимодействия. Из-за сверхстимуляции усиливается тревога, и группа переживает хаотичное состояние... В результате этого наступает тишина» (там же, р. 179-180). Хотя Славсон не конкретизирует, каким образом и какой последовательностью периоды антинодального поведения сменяют пери­оды нодального поведения и как часто это может повторяться, он лишь отмечает, что «...наблюдения свидетельствуют, что изменение паттернов нодального и анти­нодального поведения поддается определенному математическому описанию» (там же, р. 180).

Опыт многолетнего использования автором книги динамического подхода к групповой арт-терапевтической работе позволил ему прийти к выводу о том, что проявления нодального и антинодального поведения в арт-терапевтических груп­пах в значительной мере опосредуются художественной экспрессией их участни­ков. Кроме того, в условиях низкой структурированности сессий и высокой сво­боды поведения членов группы периоды нодального и антинодального поведения в процессе художественной экспрессии сменяют друг друга с определенной зако­номерностью. Данная закономерность видна при выполнении членами группы как индивидуальных, так и коллективных художественных работ, однако наиболее ярко она проявляется при использовании таких техник изобразительной работы, которые предполагают наиболее тесное взаимодействие членов группы. Большое значение при этом может иметь возможность использования членами группы мак­симально широкого набора материалов (включая глину, картон, дерево и т. д.), позволяющих отреагировать самые разнообразные чувства, в том числе и весьма сильные. Помимо этого, используются движения, музыкальная импровизация, го­лос и иные формы творческой экспрессии. Одним из примеров проявления в ходе совместной изобразительной работы членов группы нодального и антинодально­го поведения могут быть приведенные в конце книги описания хода групповых сессий.

В ходе совместной художественной работы членов группы, связанной с ярки­ми проявлениями нодального и антинодального поведения, высока вероятность столь яркого отреагирования ими своих чувств, которое может быть связано с де­структивными проявлениями — например, в форме выплескивания воды на лист бумаги, разбивания объемных композиций, разрывания или поджигания рисунков и т. д. Кроме того, деструктивные тенденции членов группы могут быть направле­ны не только на свои, но и на общие работы или работы других. Очевидно, что сте­пень допустимости всего этого зависит от условий и задач работы, состава участников группы и следования психотерапевтом той или иной модели работы. В то же время независимо от всего этого участники группы должны всегда действовать в рамках заранее установленных и обоюдно согласованных правил поведения. Во всех случаях прямые ауто- и гетероагрессивные действия, связанные с физическим усилием и оскорблениями, не допускаются. Как правило, недопустимым является также разрушение или порча чужих или общих групповых работ, однако если лены группы на том или ином этапе работы захотят разрушить общую работу (как вышеприведенном примере), согласовав свои действия, они могут это сделать, и психотерапевт не должен этому препятствовать. В то же время он должен внима­тельно наблюдать за поведением членов группы и их эмоциональными реакциями и в случае необходимости использовать определенные интервенции (например ограничивая размер подвергаемой разрушению части изображения, устанавливая с тем или иным членом группы вербальную обратную связь с целью прояснения мотивов его действий или иным образом).

Собственные наблюдения автора за ходом групповой арт-терапии позволяют ему заключить, что чаще всего деструктивные тенденции группы и отреагирование ее членами гнева и агрессии бывают направлены на какую-то определенную часть общей или индивидуальной работы. Поведение участников группы при этом может напоминать некий ритуал жертвоприношения, вписываясь в определенный мифопоэтический контекст и обеспечивая тем самым возможность «драматиче­ской дистанции». Как было отмечено при описании процесса худо­жественной экспрессии в индивидуальной арт-терапии, некоторые клиенты стре­мятся после завершения работы над созданием художественных образов совер­шать с ними затем различные действия, превращая в своеобразные «талисманы» или даже их уничтожая (5сЬауепеп, 1992). Шаверьен, в частности, связывает это с переносом на художественный образ, используя при этом понятие «переноса на козла отпущения». Хотя она не описывает, каким образом это может происходить в ходе групповой арт-терапии, наши наблюдения свидетельствуют о том, что по­добный феномен при использовании динамического подхода проявляется доволь­но часто. В отличие от Шаверьен, автор книги считает, что природу данного явле­ния вряд ли можно объяснить лишь в рамках психодинамического представления и переноса на изобразительную продукцию или с использованием понятия «маги­ческого мышления» (ЗсЬауепеп, 1987,1992). Кроме того, Шаверьен не учитывает фактора групповой динамики.

Определенные возможности для обоснования деструктивных, направленных на изобразительную продукцию проявлений в группе дает теория динамической групповой психотерапии, в частности использование представлений интерстиму­ляции, интенсификации, а также нодального и антинодального поведения (51ау-зоп, 1992). Славсон, например, отмечает, что в ходе групповой психотерапии «мо­жет проявляться взаимная индукция и усиление враждебности и агрессии, направ­ленные на определенную мишень, в качестве которой обычно выступает какой-то один пациент. В группах психотерапевтической активности этот процесс протека­ет по своим законам, тем самым обеспечивая поведенческие проявления различ­ных аспектов "Я" и Сверх-Я, что ведет к личностному росту и психической инте­грации, когда в детях в конце концов включаются механизмы самоконтроля. В то же время в группах взрослых пациентов подобный тип поведения, связанный с отреагированием чувств, коррегируется психотерапевтом, который помогает паци­ентам его осознать...» (51аУ50п, 1992, р. 180). Он также добавляет, что подобный феномен, являясь частным проявлением нодального и антинодального поведения, «можно рассматривать с точки зрения представлений о групповом гомеостазе» (там же, р. 180).

Применительно к проявлениям агрессивных и деструктивных тенденций в группе понятие группового гомеостаза представляется весьма уместным. Если представить группу в качестве открытой, саморазвивающейся системы, тогда можно допустить, что групповая динамика будет в какой-то мере отражать переход системы на новый уровень ее структурно-функциональной организации. Этому, однако, должен предшествовать период кризиса и утраты системой прежнего рав­новесия. Вполне логично, что одним из внешних проявлений переживаемого груп­пой кризиса могут быть деструктивные действия, направленные на отдельных ее членов либо, что характернее для арт-терапевтических групп, на изобразительную продукцию. Подвергаемые деструкции образы при этом могут выступать в каче­стве метафоры тех индивидуальных или групповых качеств, которые группа в себе преодолевает. В то же время данный феномен в определенных случаях может быть связан и с проекцией «теневых» сторон личности членов группы на того или ино­го человека или художественные образы, что свидетельствует о неспособности группы интегрировать и принять связанные с ними качества. Большую роль мо­гут также играть и интериоризованные членами группы и часто неосознаваемые ценности и установки, связанные, в частности, с их культурным, социальным и семейным опытом. С учетом этого важным этапом групповой работы может быть прояснение подлинных мотивов, лежащих в основе деструктивных проявлений и тех задач, которые группа стремится решить таким образом.

Арт-терапевтическая группа создает безопасные условия для отреагирования ее членами своих деструктивных потребностей, поскольку в большинстве случаев их действия направлены не на конкретного человека, а на изобразительные ма­териалы и продукцию. В то же время это не исключает того, что разрушение обра­зов или отреагирование членами группы чувств гнева и агрессии не вызовет у не­которых негативную реакцию. Вероятность их психической травматизации более вероятна в том случае, если они осознанно или неосознанно идентифицируют себя с разрушаемыми образами. В то же время, по мнению автора книги, необходимо различать, с одной стороны, случаи, когда отдельные члены группы или группа в целом идентифицирует себя с разрушаемым образом (то есть с ролью «жертвы»), и, с другой стороны, случаи, когда они идентифицируют себя с тем образом, кото­рый, не подвергаясь деструкции, «выносится» или «изгоняется» из группы (то есть с ролью козла отпущения).

Для понимания динамики проявления феномена идентификации членов груп­пы с «жертвой» или с козлом отпущения, необходимо напомнить о том, что биб­лейское понятие «козла отпущения» связано с 16-й главой Книги Левит, где гово­рится про то, как Аарон взял двух козлов и, принеся одного из них в жертву Господу за грехи своего народа, отпустил второго козла, на которого выпал жребий для отпущения, в пустыню, возложив перед этим на его голову обе руки и исповедав все беззакония народа (Левит 16:7-10). Таким образом, основная роль козла отпущения заключалась в том, чтобы, не убивая его, обеспечить защиту народа. В групповой арт-терапии «козел отпущения» обеспечивает фокусировку враждебных, агрессивных переживаний членов группы на определенном образе, служа при этом становлению группового гомеостаза. Нередко кто-либо из членов группы идентифицирует себя с этим образом.

Тотер (Тосст, 1972), например, считает идентификацию какого-либо члена группы с ролью козла отпущения важным механизмом адекватного функционирования группы, позволяющим членам группы выражать агрессию без риска для их психической целостности или единства группы. То же самое отмечает Бион (Вь оп, 1960), описывая особенности динамики так называемых «групп базисных по­требностей». Многие авторы связывают феномен идентификации с ролью козла отпущения с понятием проективной идентификации, являющейся одним из за­щитных механизмов. Проективная идентификация позволяет спроецировать на других неприемлемые аспекты «Я», в то же время сохраняя с ними определенную связь. При этом признается, что проекция не случайна, но направлена на того, кто, как правило, готов принять на себя те или иные неприемлемые качества, что по­зволяет считать проективную идентификацию двухсторонним процессом (см., например, Ки(:ап & 5г,опе, 2001), отражающим как внутриличностную, так и меж­личностную динамику.

Некоторые авторы также отмечают, что идентификация с ролью козла отпуще­ния связана с ролью человека в семье и что к ней более склонны лица с определен­ными личностными расстройствами, испытывающие затруднения в раскрытии своих чувств и повышенную потребность в заботе. В то же время ни один из совре­менных авторов не рассматривает феномен козла отпущения с учетом его культур­ного и социального контекста и не пытается для его обоснования использовать со­циальные теории или теории культуры, хотя, по мнению автора книги, это, несом­ненно, позволило бы лучше понять динамику этого явления и его роль в групповом процессе.

Так или иначе, проявление в групповой работе феномена козла отпущения тре­бует от психотерапевта соответствующей тактики поведения. Как отмечают Рутан и Стоун (Ки1ап & 5г,опе, 2001), появление в группе «козла отпущения» является для психотерапевта сложной проблемой, так как отражает общегрупповые процес­сы. Если психотерапевт решит защитить того, кто выступает в этой роли, другие члены группы могут воспринять его действия как проявление его особых симпа­тий к этому человеку и его попыток повлиять на их вполне обоснованную крити­ку, что сделает положение «козла отпущения» еще более сложным. Психотерапев­ту следует осознать проективный механизм этого процесса и помочь тем, кто вы­ступает в роли обвинителей, разобраться в своих собственных слабостях, которые они на него проецируют. «Козлом отпущения» обычно выступает кто-то один. Если же в группе обнаруживается еще кто-либо, кто переживает сходные чувства, может образоваться подгруппа, защищающая «изолированного» члена группы. По­могая обвиняющим осознать, что причиной их раздражения является не столько поведение того, кто выступает в роли «козла отпущения», сколько их собственные, спровоцированные этим человеком чувства, психотерапевт может способствовать изменению их отношения к этому человеку. Преследования «козла отпущения» за­канчиваются тогда, когда члены группы осознают свои чувства и перестают их на него проецировать. Вполне оправданным в этой ситуации может быть замечание психотерапевта, старающегося поддержать этого человека, о том, что тот выпол­няет в группе важную роль, помогая группе лучше разобраться в своих чувствах. Подводя итог краткого обсуждения связанных с художественной экспрессией в группе деструктивных и агрессивных проявлений, автор книги хотел бы подчеркнуть, что в арт-терапевтической литературе они еще практически не освещены.

Работы Шаверьен (ЗсЬауепеп, 1987, 1992) касаются главным образом индивидуальной арт-терапии. Использования представлений о механизмах и феноменологии этих проявлений в групповой вербальной психотерапии явно недостаточно прежде всего потому, что в арт-терапевтических группах они опосредуются худо­жественной экспрессией. В отличие от групповой вербальной психотерапии, в арт-терапевтических группах деструктивные проявления могут быть реализованы по­средством различных манипуляций с изобразительными материалами и продук­цией, в том числе таких, в которых участвуют несколько или все члены группы. Способы таких манипуляций могут быть различны, и во многих случаях их на пер­вый взгляд бывает трудно связать с деструктивными тенденциями (как, например, при использовании ножниц с целью вырезания из картона или цветной бумаги раз­личных фигур или деструкции журналов и других объектов в ходе создания кол­лажей или ассамбляжей), что, однако, не исключает того, что они могут являться «мягкими» способами отреагирования чувств гнева и агрессии.

Поскольку в практике вербальной групповой психотерапии открытые деструк­тивные проявления наблюдаются редко, никто из авторов не видит какой-либо разницы между идентификацией с ролью жертвы и с ролью козла отпущения. В то же время, по наблюдениям автора книги, между этими видами идентификаций и связанной с ними групповой динамикой существует достаточно большая разница, что требует их более глубокого и всестороннего изучения, в том числе на основе использования не только известных психологических теорий и представлений групповой психотерапии, но и арт-терапевтических понятий, а также теории куль­туры и социальных теорий.

Пример опосредуемой художественным образом идентификации одного из членов группы с ролью жертвы будет представлен в следующем разделе данной главы. Ниже приводится пример идентификации с ролью козла отпущения.

На начальном этапе коллективной работы на общем большом листе Ольга создает изображение зеленого островка, используя при этом принесенные с ули­цы листья, мох, цветы, а также вылепливая из пластилина фигурки животных и людей.

Тамара ей помогает.

Затем Ольга отходит и почти до конца работы сидит на одном месте, наблюдая за тем, что делают другие, то со скукой, то с тревогой, то с осуждением.

На завершающем этапе, когда коллективная работа начинает стремительно подвергаться деструкции — сначала обливается водой, потом ее отдельные части сжигаются, — Ольга встает со своего места и располагается возле созданного ею зеленого островка.

Андрей дергает подвешенные на нитях целлофановые «небеса», Ольга. Не надо, сорвется.

Андрей влезает на стремянку, обрывает нити и сбрасывает «небеса» вниз. Владимир помогает Андрею, обрезая нити, на которых висят «небеса», с другой стороны.

Остальные стоят плотным кольцом. Андрей спускается со стремянки, а Влади­мир ее уносит.

Ольга. Есть у кого-нибудь ножницы?

Виктор протягивает ей ножницы. Ольга берет их и вырезает из общей работы созданный ею зеленый островок; вырезав, она отодвигает его в сторону и стано­вится рядом с ним, за пределами стоящих в кругу остальных членов группы.

Ольга. Мы переезжаем. Мы здесь не будем жить... Это нечто несуразное невообразимое...

Виктор. Развития вы не понимаете.

Ольга. Это не развитие, это деструктивное развитие... Невротическое. Владимир. Развитие не может быть деструктивным. Оксана (обращаясь к Ольге). Это у вас невротическое развитие.

Ольга. Нет, это нормальное развитие.

Виктор. Это стагнация у вас какая-то.

Полемика между Ольгой и другими членами группы заканчивается. Она про­должает стоять возле зеленого островка, словно его охраняя, в стороне от других.

Психотерапевт подходит к Ольге и спрашивает, что она собирается делать. Она отвечает, что будет сама по себе.

Вскоре другие члены группы начинают сворачивать то, что осталось от коллек­тивной работы, в рулон...

Подводя итог обсуждению фактора художественной экспрессии в групповой арт-терапии, следует еще раз подчеркнуть, что он является здесь, с одной сторо­ны, индикатором групповой динамики, а с другой стороны, средством ее усиления. Понятие групповой динамики было, как известно, введено К. Левином, в качестве характеристики поведения группы в целом. «Когда мы говорим о групповой дина­мике, — пишут Рутан и Стоун (КиЬап & 51опе, 2001), — мы рассматриваем группу как единое целое, а потому подобное восприятие группы будет отличаться от по­пытки ее рассмотрения как суммы индивидуальной психической динамики состав­ляющих ее членов» (р. 29).

Используя системные понятия, можно сказать, что групповая динамика отра­жает процесс формирования и последующего изменения группы в качестве соци­альной системы с уникальными структурно-функциональными и генетическими характеристиками. Являясь комплексным определением, понятие групповой ди­намики может быть использовано для описания работы арт-терапевтических групп. Более того, и процесс художественной экспрессии, и создаваемая членами группы изобразительная продукция так или иначе связаны с групповой динами­кой. Для анализа художественной экспрессии в группе и изобразительной продукции ее членов использования представлений индивидуальной психологии явно не­точно более того, попытки их использования без учета многообразия коммуникативных связанных с межличностным и общегрупповым процессами проявлений, ведут к искаженной трактовке наблюдаемых феноменов.

Являясь одним из ведущих факторов психотерапевтического воздействия в групповой арт-терапии, художественная экспрессия опосредует действие тех ме­ханизмов и факторов, с которыми в групповой вербальной психотерапии тради­ционно связывается достижение тех или иных положительных эффектов. Имея стадийный характер, процесс художественной экспрессии предполагает последо­вательное проявление этих механизмов и факторов. Так, в группе на начальном этапе процесса художественной экспрессии, связанном с созданием атмосферы взаимного доверия и безопасности и формированием ощущения принадлежности к группе, проявляются в основном такие первичные факторы психотерапевтиче­ского воздействия в группе, по И. Ялому (2000), как сплоченность, вселение на­дежды, универсальность переживаний. На втором этапе процесса художественной экспрессии, связанном с непосредственным и наиболее примитивным отреагированием чувств, потребностей и фантазий в поведении и работе с изобразительны­ми материалами, проявляются преимущественно такие первичные факторы пси­хотерапевтического воздействия в группе, как катарсис, коррегирующая рекапи­туляция первичной семейной группы, универсальность переживаний, а также имитационное поведение и межличностное научение. На третьем же этапе процес­са художественной экспрессии, связанном с переходом членов группы к созданию более сложных, символических образов и осознанием их смысла и связи с содер­жанием своего внутреннего мира и связи с системой отношений, начинают более активно проявляться такие первичные факторы, как развитие навыков социали­зации, снабжение новой информацией, альтруизм и экзистенциальные факторы.

Используя предложенную Маккензи (МсКепг1е, 1997) классификацию различ­ных факторов психотерапевтического воздействия в группе, включающую в себя их четыре основные категории, можно говорить о том, что в процессе художествен­ной экспрессии в группе все эти категории факторов так или иначе проявляются -и фактор поддержки, и фактор самораскрытия, и фактор научения, и фактор психо­логической работы.

Кроме того, есть основание считать, что с процессом художественной экспрес­сии в группе также связаны такие механизмы изменения состояния и поведения членов группы, как имитация, идентификация и интернализация (Ко1тап, 1963). Имитация в групповой арт-терапии связана с возможностью наблюдения члена-1И группы за действиями друг друга и попытками их воспроизведения в собствен­ном поведении и в художественной работе.

Идентификация связана с отождествлением членов группы с чувствами и личностными характеристиками друг друга. Большое значение при этом имеет про­тивная идентификация с создаваемой другими членами группы художественной продукцией. Можно особо говорить о феномене проективной идентификации с группой в целом, через создаваемую ею художественную продукцию (в том числе продукцию совместного творчества).

Интернализация же в арт-терапевтической группе обеспечивает устойчивые изменения в поведении и состоянии ее членов и связана с изменением системы их взглядов и усвоением более зрелых способов реагирования. В арт-терапевтической группе процесс интернализации также протекает с опорой на художественную экс­прессию, благодаря наблюдению за поведением других членов группы, анализу со­здаваемой ими изобразительной продукции и связанных с ней чувств и представ­лений.

Следует, однако, подчеркнуть, что, так же как и в индивидуальной, в группо­вой арт-терапии художественная экспрессия тесно связана с фактором психотера­певтических отношений (а точнее, фактором внутригрупповых, коммуникативных процессов и отношений) и фактором интерпретации и вербальной обратной свя­зи. С учетом этого было бы ошибочным объяснять действие первичных факторов психотерапевтического воздействия в группе по Ялому, а также механизмов изме­нения состояния и поведения членов группы по Кальману лишь с процессом ху­дожественной экспрессии. Необходимость в рассмотрении различных факторов психотерапевтического воздействия в групповой арт-терапии в их взаимодействии тем более оправданна с учетом структуры групповых арт-терапевтических сессий, которые обычно имеют три этапа, предполагающих чередование художественной деятельности и обсуждений изобразительной продукции. Кроме того, действие фактора художественной экспрессии без участия психотерапевта было бы прояв­лено гораздо слабее. В процессе художественной экспрессии в группе психотера­певт выполняет следующие основные функции:

• создает атмосферу высокой терпимости и безопасности, необходимую членам группы для свободного проявления ими своих чувств, мыслей и потреб­ностей в изобразительной и иных видах деятельности (движение, драмати­ческая импровизация, речевая экспрессия и т. д.);

• организует и структурирует их деятельность, определяя основные правила
их поведения, а в случае необходимости и распределяя роли и предлагая определенные темы и материалы для работы;

• оказывает фасилитирующее воздействие, устанавливая с членами группы
эмоциональный резонанс и обмениваясь с ними чувствами, образами и мыслями, используя как вербальную, так и невербальную коммуникацию;

• формирует определенные ролевые модели, в том числе связанные с процес­сом художественной экспрессии, непосредственно участвуя в изобразитель­ной и иных видах деятельности наравне с членами группы;

• воздействует на способы коммуникации членов группы, предлагая им те или иные техники, упражнения и формы работы, связанные с сенсомоторными, проективно-символическими, драматически-ролевыми и вербальны­ми способами коммуникации;

• обеспечивает экстренную обратную связь с некоторыми членами группы с целью прояснения мотивов и целей их действий и используя в случае необ­ходимости определенные методы их ограничения (как, например, в случае проявления агрессивных или деструктивных тенденций), а также оказывая некоторым из них дополнительную эмоциональную поддержку (например, в случае переживания ими сильной тревоги, страха, волнения и т. д.);

• регулирует направленность коммуникации членов группы в ходе их изоб­разительной деятельности, ориентируя их во внутриличностную сферу, на межличностное взаимодействие или совместные действия и тем самым влияя на укрепление внутригрупповых границ или их преодоление, пред­лагая членам группы различные техники и формы работы и используя те или иные интервенции (в том числе методы провокации);

• в определенной мере регулирует в ходе изобразительной деятельности чле­нов группы уровень их коммуникации (уровень социальных отношений, переносов, уровень аллопсихических, соматопсихических и аутопсихических проекций, а также примордиальный уровень), предлагая группе те или иные формы и методы работы;

• проводит регистрацию и оценку всего, что происходит в группе как в про­цессе изобразительной деятельности ее членов, так и в ходе последующего обсуждения.

В большинстве случаев регистрация и оценка групповой работы предполагают фиксирование психотерапевтом наиболее важных ее моментов либо непосредст­венно в ходе сессии, либо после ее завершения. В настоящее время с этой целью широко применяются фотографирование и видеосъемка, а также различные спо­собы описаний. Психотерапевт, в частности, может использовать формализован­ные бланки, в которых отмечается следующее:

• Ф. И. О. участников группы;

• дата и время сессии;

• тема сессии;

• используемые членами группы материалы и способы работы;

• высказывания членов группы в ходе работы;

• особенности их невербальной экспрессии («язык тела») в ходе работы;

• взаимодействие между участниками группы в ходе работы;

• отношение к работе;

• процесс художественной экспрессии (этапы создания индивидуальных или коллективных образов);

• краткое описание изобразительной продукции;

• предполагаемое содержание изобразительной продукции (с точки зрения
психотерапевта);

• осознание членами группы содержания своей изобразительной продукции;

Кроме того, психотерапевт должен оценить общую атмосферу в группе в нача­ле, в середине и в конце сессии; общий характер взаимодействия; свои ощущения; активность членов группы и степень их вовлеченности в работу; проявление ими сильных чувств и отношение к этому окружающих и другие моменты. Может быть Целесообразным использование хронограммы групповой работы. (Подробнее см.: Практикум по арт-терапии / Под ред. А. И. Копытина. — СПб.: Питер, 2000.)

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 788 | Нарушение авторских прав