АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

И вербальной обратной связи

Хотя фактору интерпретации и вербальной обратной связи в групповой арт-тера­пии принадлежит важная роль, как было отмечено при описании разных ее форм, в одних случаях (как, например, при использовании тематического подхода) он проявляется в большей степени, в то время как в других (например, при использо­вании студийного подхода) — в меньшей. Столь же различными могут быть и ис­пользуемые в групповой арт-терапии формы обсуждений.

Так же как и в индивидуальной арт-терапии, интерпретации и вербальная об­ратная связь в групповой арт-терапии в первую очередь направлены на то, чтобы помочь членам группы осознать содержание своей изобразительной продукции и ее связь с содержанием своего внутреннего мира и системой отношений, в том чис­ле отношений с другими членами группы и с психотерапевтом. В отличие от ин­дивидуальной, в групповой арт-терапии обсуждения протекают не столько в фор­ме диалога клиента и психотерапевта, сколько в форме групповых дискуссий. Пси­хотерапевт же выполняет при этом следующие функции:

• обозначает те или иные темы для обсуждений или помогает членам группы
эти темы выбрать;

• структурирует обсуждения, определяя регламент и порядок обмена членов группы своими мнениями;

• использует в случае необходимости собственные интерпретации и комментарии к изобразительной продукции членов группы, их поведению и высказываниям;

• дает свои оценки внутригрупповым коммуникативным процессам и отно­шениям или предлагает членам группы самим это сделать;

• является для членов группы источником разнообразной информации, по­могает им расширить диапазон возможностей концептуализации своего опыта;

• в определенной мере формирует для членов группы ролевую модель, свя­занную с использованием наиболее продуктивных форм вербального дискурса.

Использование в групповой арт-терапии интерпретаций и вербальной обрат­ной связи отличается от групповой вербальной психотерапии тем, что предметом обсуждений чаще всего является изобразительная продукция членов группы, также все то, что связано с процессом художественной экспрессии, — их ощущения, чувства, мысли, фантазии, невербальная экспрессия («язык тела») и т. д.

Обсуждения, как и весь ход работы, могут быть структурированы в большей по меньшей степени, что связано с предпочтениями психотерапевта, составом группы, задачами и условиями работы и используемой специалистом моделью групповой арт-терапии. Так, при использовании тематического подхода обсужде­ния наиболее структурированы. При использовании же динамического подхода обсуждения носят более свободный характер. Независимо от степени структури­рованности обсуждений члены группы выборочно, по желанию или все по очере­ди рассказывают о своей изобразительной продукции и процессе ее создания.

Степень обстоятельности и глубина обсуждений также могут быть различны В одних случаях автор может лишь показать свою работу или ограничиться всего лишь несколькими словами. В других случаях участники группы могут говорит! подолгу. В определенных обстоятельствах психотерапевт может использовать иные виды обсуждений, построенные в форме ролевых импровизаций, художественных описаний изобразительной продукции и т. д.

В одних случаях возможность высказаться может быть предоставлена каждому. В других случаях внимание фокусируется на одной или нескольких работах Иногда на обсуждение выносится ход групповой работы. Каждый член группы делится своими впечатлениями относительно данной сессии или нескольких сессий атмосферы в группе, отношений с ее членами и с психотерапевтом, происходящие в его жизни и состоянии изменений и т. д. Целесообразно проведение ретроспективных обсуждений с показом и комментированием выполненных за определенное время работ. Это может способствовать интеграции членами группы опыт; своего участия в арт-терапевтическом процессе, а также определению задач и тем дальнейшей работы.

При рассказе членов группы о своей изобразительной продукции другие, как правило, воздерживаются от каких-либо комментариев и оценок, но могут задавать автору вопросы. Это же касается и самого ведущего. Иногда, при обоюдном согласии, члены группы могут перейти к более подробному обсуждению работ друг друга с высказыванием собственных впечатлений, чувств, мыслей и ассоциаций. Это этап сессии может быть дополнен комментариями и оценками арт-тарепвта, касающимися процесса художественной экспрессии и созданных членами группы работ, хода сессии и ее результатов и т. д. Как правило, при этом он избегает категорических оценок, поскольку это может усилить зависимость от него членов группы, блокировать их самостоятельность либо вызвать у них негативные реакции в то же время степень активности психотерапевта при проведении обсуждений зависит от состава группы и задач работы. Так, при работе с лицами с так называемой слабой личностной организацией он может быть более активен, являясь для членов группы важным источником информации и авторитетным арбитром, мнение которого для них очень значимо и служит их эмоциональной поддержке.

В некоторых случаях обсуждение работ и процесса художественной экспрессии может переходить в более развернутые тематические дискуссии, особенно если в ходе обсуждения будут выявлены общие для членов группы проблемы. Роль психотерапевта во время таких дискуссий заключается в их структурировании и поддержании общих для всех членов группы правил поведения, особенно если в ходе обмена мнениями между отдельными членами группы или подгруппами воз­никает конфронтация. Кроме того, он иногда может выступать в роли «эксперта» высказывая свое мнение, сообщая членам группы новую информацию по тому или иному вопросу, давая им советы и т. д.

В конце сессии психотерапевт может кратко резюмировать наиболее важные результаты сессии. Он может обозначить общий ее итог и те или иные положитель­ные стороны и поблагодарить членов группы за работу. При наличии достаточно­го времени члены группы могут сказать о своих впечатлениях от работы, ее резуль­татах, о том, что им больше всего понравилось или не понравилось и т. д.

Связанные с групповыми обсуждениями эффекты можно связать с четырьмя основными процессами: конфронтацией, прояснением, интерпретацией и прора­боткой (Сгеешоп, 1967).

Конфронтация связана с появлением у членов группы в ходе совместных об­суждений возможности выслушивать высказывания и наблюдать реакции других и узнавать в них свои свойства и проблемы. В определенных случаях психотера­певт может активно пользоваться конфронтациями, указывая членам группы на проявление в их изобразительной продукции, высказываниях и поведении тех или иных проблем. В то же время конфронтации не должны носить характер оценок или обвинений.

Прояснения Гринсон (Сгеепзоп, 1967) определяет как «...действия, которые на­правлены на пристальный анализ психических феноменов. При этом наиболее зна­чимые детали должны быть отделены от всего второстепенного». Прояснения так­же часто связаны с выявлением повторяющихся тем или переживаний клиента. В контексте групповой арт-терапии прояснения в основном связаны и с фокуси­ровкой на наиболее значимых для членов группы темах, проблемах или ресурсах, находящих свое отражение в различных материальных, формальных и содержа­тельных особенностях изобразительной продукции, а также непосредственно в процессе художественной экспрессии членов группы.

В рамках традиционных подходов интерпретации связаны с тем, что психоте­рапевт приписывает высказываниям и действиям клиента определенные значения. В групповой арт-терапии это может быть также связано с попытками психотера­певта комментировать изобразительную продукцию членов группы, в частности говорить им о своем видении их работ. Однако в настоящее время большинство психотерапевтов предпочитают использовать иные формы интерпретаций, в част­ности предлагают им свое объяснение их работ в виде открытых для коррекции и изменений самими авторами гипотез. Указывая на переход современных специа­листов к новым способам интерпретаций, Рабовиц-Зейт (КиЬоуЦг-Зеп:, 1998) пи­шет о так называемых «позитивистских» и «постпозитивистских» интерпретаци­ях. «Позитивистская» модель интерпретаций, по его мнению, связана со стрем­лением психотерапевта дать объективную, определенную и однозначную оценку поведению и высказываниям клиента, в то время как «постпозитивистская» мо­дель характеризуется плюрализмом оценок, высокой степенью сенситивности к контексту и использованием множества методов анализа. Кроме того, она предпо­лагает открытость оценок психотерапевта для изменений со стороны клиента. Очевидно, что в арт-терапии могут использоваться и те и другие модели интерпретаций. Несколько раньше, говоря о необходимости учета контекста анализа изобразительной продукции, уровней и аспектов отраженного в ней психического опыта клиента, мы фактически предлагали использовать модель интерпретации, ко­торую Рабовиц-Зейт называет «постпозитивистской». По мнению автора книги, эту модель можно было бы также называть «постструктуралистской» или «пост­модернистской».

Интерпретации отличаются от прояснений тем, что если прояснения, как пра­вило, ориентированы на работу с осознаваемым материалом, то интерпретации — на работу с неосознаваемым материалом, включая скрытые мотивации и конфлик­ты, и на помощь клиенту в их осознании.

В качестве четвертого, обусловливающего положительные эффекты обсужде­ния процесса Гринсон называет проработку. Проработка связана с развитием в клиенте способности к самоанализу, пониманию своих внутренних конфликтов, объяснению мотивов и механизмов своего поведения и использованию разнооб­разных защитных механизмов. Одним из следствий проработки является осозна­ние членами группы связи группового опыта с опытом повседневной жизни, раз­ными событиями своей биографии и системой отношений.

При использовании динамического подхода могут применяться некоторые спе­циальные техники обсуждения, в частности техника «свободных групповых ассо­циаций», которая была впервые использована Фолькисом (Рои1кез, 1992) в резуль­тате адаптации психоаналитической техники свободных ассоциаций к условиям групповой работы. О технике «свободных групповых ассоциаций» Фолькис пи­шет: «Я просил пациентов, которые раньше проходили психоанализ, использовать свободные ассоциации таким же образом, как они это делали в ходе индивидуаль­ных сессий. Как оказалось, на те ассоциации, которые у пациентов при этом воз­никали, накладывала отпечаток группа. Затем я ждал и наблюдал за развитием событий в течение нескольких лет, стараясь прояснить тот процесс, который я за­тем назвал "свободноплавающим обсуждением". Лишь много лет спустя я пришел к выводу о том, что разговоры в любой группе могут отражать аспект бессознатель­ного и восприниматься в качестве эквивалента свободных ассоциаций. Сейчас я начинаю понимать, какие элементы ситуации в любой конкретной группе превра­щают разговор в свободные групповые ассоциации. Вполне естественным образом групп-аналитическая сессия предполагает оптимальный уровень свободы от цен­зуры... Чем более выражена "занятость" в группе, тем слабее проявляются свобод­ные ассоциации; если же "занятость" играет вторичную роль или вовсе незначима как в нашей собственной технике, свободные ассоциации проявляются наиболее ярко» (р. 125).

Автор книги адаптировал метод свободных групповых ассоциаций к условиям Динамической арт-терапевтической группы и, используя в течение многих лет, счи­тает его весьма эффективным инструментом помощи членам группы в осознание скрытого содержания своей изобразительной продукции. При использовании этой техники, после завершения изобразительного этапа сессии, автор просит членов группы сделать свободное художественное описание созданных ими образов (индивидуальных, парных или коллективных). Таким описанием может быть рассказ - сказка, ассоциативный ряд, стихотворение и т. д. В некоторых случаях автор пред­лагает членам группы, взяв работы домой, подобрать к ним тот или иной текст из художественной, философской литературы, поэтических сборников, священных книг и т. д. Кроме того, в ряде случаев членов группы можно попросить предста­вить созданные ими образы в движении или проиллюстрировать их с помощью тех или иных музыкальных произведений. Может также использоваться построение монологов или диалогов на основе изобразительной продукции и последующим наполнением в форме драматических миниатюр. Нечто подобное предлагают де­лать Хиллман (НШтап, 1991), Макнифф (Мас№гг, 1992) и др.

Ниже приведены несколько примеров использования различных видов обсуж­дений в групповой арт-терапевтической работе. Первый пример представляет со­бой фрагмент группового обсуждения, состоявшегося на следующий день после создания коллективной работы. Данный пример примечателен тем, что участница группы, идентифицировав себя с созданным ею образом жертвенной овцы, прак­тически самостоятельно, без каких-либо дополнительных интервенций со сторо­ны психотерапевта приходит к осознанию смысла этого образа в контексте как своего личного опыта, так и ситуации в группе. Таким образом, налицо процесс проработки, связанный с развитием у данной участницы способности к самоана­лизу и пониманию своих чувств, потребностей и конфликтов.

За несколько дней до этого, при использовании техники монотипии, Валенти­на (имя вымышленное) создала четыре образа, одним из которых была «жертвен­ная овца», изображенная сидящей на некоем троне в форме распускающегося бу­тона. Овца и трон (черного и белого цвета) изображены на красном фоне. Трон с овцой парит в воздухе и изображен под наклоном. Завершив работу над этим ри­сунком, Валентина превратила его в «вымпел», прикрепив нить к верхней грани­це рисунка и повесив его вместе с другими работами на стену за своей спиной.

Как следует из слов Валентины, в ходе совместной работы ее очень задело то, что кто-то из членов группы изобразил, как два тигра нападают на одного медве­дя. Стараясь помочь медведю, она убрала одного тигра (что может указывать на ее идентификацию с жертвой, в данном случае с медведем, но в то же время на неже­лание быть побежденной — то есть принять роль жертвы).

Психотерапевт обратил внимание на противоречивость позиции Валентины и через некоторое время, когда групповая композиция была практически создана, спросил ее, как она отнесется к тому, что он повесит ее рисунок с изображением жертвенной овцы над центром коллективной работы. Валентина согласилась, хотя и не без некоторых колебаний. Таким образом психотерапевт, обратив внимание на значимую для Валентины внутриличностную динамику и наличие внутренне­го конфликта (с одной стороны, ее идентификацию с ролью жертвы, а с другой сто­роны, нежелание принять эту роль и трансформировать ее в альтруистическую роль), попытался вывести ее за пределы ее личных границ, включив созданный ею образ овцы в групповую работу. Поступая так, психотерапевт также полагал, что это поможет Валентине реализовать себя в значимой для нее и группы роли и тем самым повлияет на групповую динамику.

Из слов Валентины видно, что включение ее рисунка в коллективную работу вызвало у нее сильный эмоциональный отклик и побудило к глубокому самоанализу. Придя домой, она долго размышляла над тем, что произошло в группе, и над.-держанием созданного ею образа. Ей даже приснился сон, содержание которого, как ей показалось, было в какой-то мере связано с происходящими в ней изме­нениями.

В ходе группового обсуждения Валентина приходит к осознанию глубокого смысла созданного ею образа и его связи с другими своими работами и реализует альтруистическую установку, что хорошо проявляется в ее последующих действи­ях принимая роль жертвенной овцы, она связывает ее с самоотдачей и служением другим (в данном случае — группе) и реализует данную миссию в виде своеобраз­ного ритуала: она ставит в расположенный в центре коллективной работы бумаж­ный цилиндр с изображенным на нем небом, на котором в предыдущий день было воскурено благовоние, принесенный ею из дома засушенный букет бессмертников, а затем угощает членов группы испеченным ею печеньем.

Валентина. Я хотела сделать эту композицию гармоничной, а тут по­дошла Лариса и положила картинку с тиграми. Я смотрю — там два тигра на одного медведя нападают. Что же это такое, думаю. Поче­му-то мне захотелось вырезать одного тигра — хватит одного, — мо­жет быть, его медведь одолеет, а другого тигра в капкан сюда засуну­ла... Потом походила, посмотрела; что-то мне захотелось сделать, ка­кую-нибудь объемную форму. Сделала колпачок — шапочку. Когда увидела, что Тамара вылепила змея, мне захотелось на него этот шу­товской колпачок надеть — чтобы этого змея немножко сделать по­добрее... Пока своим увлекалась, смотрю — здесь уже какая картин­ка появилась! Красота какая! Надо тоже что-то красивое сделать — посадила бабочку... И мне казалось, что это все. Когда Александр вдруг предложил мне повесить сюда мою работу, это сначала вызва­ло у меня тревогу (на лице Валентины появляется сконфуженное вы­ражение). Ведь работа и на стене хорошо висела. Что же это: конец — делу венец, что ли? Хотя я и согласилась, но мне, наверное, не хвати­ло времени, для того чтобы побыть в этом ощущении блаженства. Я так долго выписывала кресло этой овцы, и костюм ее, и наряд, и все... Чтобы этот миг подольше запечатлелся. Хотелось глубоко про­чувствовать эту высоту, торжественность (смотрит вверх, начина­ет дышать глубоко, словно «глотая воздух»). И если этого не проис­ходит, если человек не побыл в этом состоянии блаженства, а ем> сразу, как говорится, «режут голову»... Думаю, что это особенно важ­но для художника — так важно почувствовать этот этап, пройти его до конца, без этого появляется ощущение «обрубленности». Это уже дома додумала, начала сосредоточиваться, даже писать какие-то мысли (берет в руки тетрадь), как, например, «Не дано весь это хаос понять или это моя усталость...», и так далее... И вот для тоге чтобы дать подольше побыть в этом празднике — мне, а может быть и еще кому-то... (достает из пакета букет сухих цветов, волнуется] Если позволите дополнить эту композицию — этими бессмертника ми — я их вырастила на своем участке. Я сейчас подругам дарю на день рождения такие букеты. Я дома долго думала, какую вазу мож­но было бы принести, чтобы поставить ее под этой «жертвенной ов­цой». Но потом я вспомнила, что для этого уже форма есть. Только на этой форме вчера стоял этот дымок. А сегодня пришла, смотрю ~ а дымка-то нет. Значит, можно поставить в нее этот букет... Немного не хватило времени. У меня такое ощущение, и другие де­вочки это сказали, — когда человек находится на подъеме, в созна­нии... а потом происходит эта жертвенность — в том смысле, что все то, что ты в себе накопил (эти слова Валентина произносит особенно выразительно и жестикулирует) — тот опыт, который ты в себе име­ешь, — ты этим опытом обогатился, и тогда можешь быть провод­ником, делиться этим опытом с другими. И когда отдашь другим, этот процесс пойдет снова (показывает на серию из своих четырех работ, созданных несколько дней назад) — рождение, борьба, подъем, жертвенность — это крест — и «нулевка». Пятая работа у меня в сто­ле лежит — это «нулевка»... (Показывает на три оставшиеся висеть на стене свои работы.) Это — три пятна, ничего не обозначающие, хотела бы для себя прояснить. Когда я послушала других, то убеди­лась, что у всех разное состояние — у одного ничего не происходит, у других — сильные чувства. Потому что мы все находимся на раз­ных уровнях этого процесса... У меня, наверное, «второе рождение» происходит. Я это чувствую. Я чувствую, как разгорелась (прикаса­ется к щекам). Шла как на праздник сегодня. Вчера я еще не созре­ла, а дома я все об этом думала; мне показалось, что все имеет значе­ние. Мне даже церковь приснилась. Мне никогда церкви не снятся. Можно, конечно же, себе много надумать, но, когда вечером я лежа­ла, я представляла, как мы встанем в хоровод, чтобы почувствовать общность друг друга. В постели лежу — себе расфантазировалась, как мы все встанем в хоровод... почувствовать единение — не чув­ствовать себя выкинутым, опустошенным, это ведь может быть тра­гедией, когда я «выкинула» все, себя всю отдала... Но я хочу сказать, что я только сейчас поняла, почему это кресло в форме бутона у овцы — потому что она падает; она сейчас упадет, но этот бутон — это начало новой жизни — то, что я здесь сейчас получаю, ложит­ся на старую ситуацию, и в то же время что-то новое уже растет... И когда ты это осознаешь — станет легче и не будешь мучиться: что я за дура, мол, такая?.. Когда ты начинаешь понимать, что этот про­цесс бесконечен. И с каждым кругом он тебя только обогащает, че­ловек приобретает новый жизненный опыт, и нет такого ощущения, что ты остался в дураках, открылся тут... Как я себя сегодня во сне голой видела... но потом он, правда, закончился тем, что я зашла в знакомый дом — там, где была, — ворота открылись. Я смотрю: вода весенняя, солнце светит и человек мне знакомый какой-то навстре­чу идет... И дальше, убей, не могу вспомнить, о чем говорили, а мо­жет, и не говорили вовсе... Все сумбур какой-то, а в принципе и не сумбур, а что-то закономерное для каждого человека, для жизни во­обще — и это все здесь происходит. (Показывает на коллективную работу. Волнуется.) И для того чтобы почувствовать единение (до­стает из сумки коробку, открывает ее и достает печенье). Но здесь момент один — чтобы не пресытиться, ешьте по маленькому кусоч­ку... только чтобы ощутить этот вкус. (Члены группы передают по кругу коробку с печеньем и его пробуют.)

Второй пример отражает один из моментов группового обсуждения парных ра­бот. Члены группы формировали пары и создавали общую композицию. При этом было поставлено условие: используя любые изобразительные материалы и рабо­тая сообща, не разговаривать друг с другом. Поскольку группа состояла из зани­мающихся консультированием психологов, помимо освоения техник арт-терапии ставилась задача моделирования психотерапевтической ситуации и взаимодей­ствия клиента и психотерапевта (хотя членам группы об этом сказано не было), а также оценки различных тактик поведения партнеров в ходе их невербального общения посредством художественной экспрессии. Хотя в ходе совместной рабо­ты партнеры сознательно не представляли себя в роли клиентов и психотерапев­тов, очевидно, что их взаимодействие могло отражать привычный для них стиль поведения в различных интерактивных ситуациях, включая и те ситуации, кото­рые связаны с их профессиональной деятельностью. Проведение подобных сессий может рассматриваться в качестве одного из элементов личной подготовки специ­алистов в области психического здоровья (психологов, психотерапевтов, врачей-психиатров, социальных работников).

В данном случае своими впечатлениями от процесса совместной работы делят­ся две женщины — Светлана (25 лет, мать двоих детей, разведена) и Ольга (40 лет, замужем, имеет одного ребенка). На определенном этапе работы, не найдя с парт­нершей взаимопонимания, Ольга теряет интерес к совместной деятельности и ухо­дит из кабинета. Данное обсуждение предполагает элемент конфронтации, связан­ной с возможностью участниц группы лучше узнать позиции и чувства друг друга и увидеть их связь с определенными проблемами. Кроме того, психотерапевт ис­пользует технику прояснения. Инициатива в создании центрального образа — пы­тающегося взлететь голубя — исходила от Светланы. Ольга же стремилась «смяг­чить», как ей казалось, излишнюю «грубость» облика птицы, подрисовывая ей перья нежных оттенков. Данный образ в целом весьма символичен и является ме­тафорическим автопортретом Светланы, стремящейся проявить свою самостоя­тельность и реализовать свое право выражать чувства и действовать, не считаясь с партнершей и даже пытаясь это подчеркнуть. Весьма символично также, что го­лубь получился с одним крылом и смотрит назад, что указывает на противоречи­вость позиции Светланы и ее неготовность до конца принять свои чувства и за них отвечать (о чем свидетельствует, в частности, переживаемое ею чувство вины). Будучи неспособной принять в себе эти чувства, она в то же время ищет поддержки и признания своих чувств со стороны партнерши, но, бравируя при этом своей агрессивностью, такой поддержки не получает. Таким образом, Светлана вновь и вновь воспроизводит в своих отношениях с окружающими (в данном случае с Ольгой) цикл «подростковой» конфронтации с последующим прекращением этих отношений.

Отношения Светланы и Ольги в ходе их взаимодействия посредством художе­ственной экспрессии напоминают отношения дочери-подростка и матери, стремя­щейся «направить ее на путь истинный». Ни та ни другая не способны, однако, на данном этапе работы интегрировать «теневые» проявления Светланы в свои от­ношения.

Светлана. Я сразу решила, что буду делать что хочу, и, видимо, по-

том это ей передалось... Начали мы каждая на своей половине; сна­чала неплохо получалось... Мы нарисовали спираль, штрихи; меня­лись местами. Я не знала, что рисовать. Мы думали, что если будем меняться местами, то сможем лучше понять, что делать... Ольга ста­ла мои жесткие линии смягчать... Я чувствовала, что от нее идет жен­ственность, а я была как мужчина... Я рисовала четкими толстыми линиями, а Ольга их смягчала... В определенный момент Ольга вста­ла и отошла от работы. У меня появилось чувство: «Что же я так?..» Тогда и вылез этот цветок. Решила с ней помягче. Я увидела потом, что она подрисовывает какие-то перышки или лепестки. Я думала, что она будет подрисовывать мой цветок, но она продолжала рисо­вать перышки. Контакта не было, и тогда я решила: нарисую-ка я го­лубя. Цвет хвоста, туловища — все было нормально, но из меня вред­ность пошла — я нарисовала большое крыло, но потом его зачерк­нула и, из-за того что не было места, приклеила еще один лист. Стала рисовать другое крыло и вижу, что Ольга его подрисовывает, — мне стало приятно. Но мне хотелось чего-то еще. Жалко, что других листов не было, а то бы я еще наклеила. Потом я корону птице на­рисовала... Ольга нарисовала солнце, но я сделала из него луну -мне хотелось, чтобы было темно. Я словно хотела проверить: а по­любит ли она меня такой? Я ее как бы испытывала. Но в определен­ный момент я увидела, что ее терпение иссякло... Тогда я подумала: «Зачем же мне бороться? Зачем еще четыре листа?» Рисовать боль­ше не хотелось и вообще ничего не хотелось. Готова была заплакать. Появилась мысль: «Какая я плохая, нехорошая, злыдня!» Когда она пришла, я начала рисовать, чтоб показать, что сама, без нее, нари­сую... Она ходит вокруг, не присоединяется... Тогда я ее спросила: «Будешь рисовать?» Она ответила: «Нет». Единственное, что она сделала, это приклеила того котенка... Вот до чего я довела своим давлением! И сейчас у меня все еще сохраняется чувство обиды и вины за то, что я так сильно на нее давила... Есть неудовлетворен­ность, хотя я увидела, что можно было общаться и без слов...

Психотерапевт. Обиды на кого?

Светлана. На себя, что я вот такая... Чувство вины, обиды...

Психотерапевт. А злость на нее есть?

Светлана. Разочарование. Обида на себя... Я даже благодарна ей, что

она ушла, без этого я бы все рисовала бы и рисовала, и соперничество между нами продолжалось бы... Я хотела убедиться, примет ли она меня, а когда она ушла, то я поняла, что мне это не надо.

Психотерапевт. Вы могли предвидеть, что все так получится?

Светлана. Нет, не думала. Действовала импульсивно; из меня про-

сто это шло. Может быть, это связано с тем, что я вообще всю жизнь, как правило, подавляю свои чувства, прячу свои плохие стороны, ста­раюсь только улыбаться, а свою агрессивность, вредность в себе по­давляю. И вот эти чувства сегодня вышли.

Психотерапевт. Значит, вы видите связь той ситуации, которая сегодня возникла, с другими ситуациями в вашей жизни?

Светлана. Да... Я давно в принципе это замечала, но думала, что это прошло; но оказывается, что нет.

Психотерапевт. Что же вы смогли сегодня в себе осознать?

Светлана. Сейчас эмоции идут, извините, слишком волнуюсь...

Психотерапевт внимательно смотрит на Светлану, с пониманием кивает головой.

Ольга. Мы начали рисовать в разных углах. Когда Светлана за-

черкнула мою спираль, я начала ее украшать... мягкими линиями... Иногда она подстраивалась и тоже начинала рисовать мягкие линии, но внезапно вновь проводила резкие, толстые линии... Потом я нари­совала голову. Светлана изобразила глаз, а я изменила его и показала, что голубь спит... Потом, когда она нарисовала это большое крыло, я пресытилась и подумала, что, если она не хочет принимать другой путь, значит, ей это для чего-то надо... Наверное, ей еще нужна была моя заинтересованность, но я чувствовала, что для меня этого доста­точно. Когда она нарисовала это большое крыло, я решила его боль­ше не украшать... Когда, например, идешь с каким-нибудь человеком, показываешь ему дорогу, он может по ней дальше сам пойти, а если не пойдет, значит, это его дело... Светлана пошла своим путем. Если бы я стала раскрашивать это крыло, это бы значило, что я взвалю на себя этого человека и потащу. А у меня такого желания совсем не было. Не хочет идти по дороге — не надо. После этого я отошла, похо­дила, посмотрела. Крыло у птицы сильное — она должна сама подняться, смотрит на это крыло — голову к нему повернула. В этом голубе не только «растопорщенность», но и сила. Сила тоже нужна.

Психотерапевт. А какой путь вы хотели ей показать?

Ольга. Что есть не только черный путь, но и масса других путей...

Что есть не только энергия, сила и агрессия, но и мягкость, обтекае­мость.

Психотерапевт. Вам казалось слишком грубым то, что она рисует?

Ольга. Нет.

Психотерапевт. Новы пытались это смягчить?

Ольга. Да, показать ей красоту и ночи и дня.

Светлана. Да, я заметила, как она пытается все смягчить — этими перышками розовыми, голубыми и белыми... Но я думаю, что если из меня это идет, то пусть идет.

Психотерапевт. Вы не воспринимаете действия Ольги как стремление по­казать вам альтернативу, иной взгляд?

Светлана. Да. Я это чувствовала... Думаю, что она ушла вовремя — еще раз показала разницу.

Третий пример иллюстрирует использование свободных художественных опи­саний в качестве одной из форм интерпретации в вербальной обратной связи в ра­боте динамических арт-терапевтических групп. Являясь разновидностью техни­ки «свободно плавающих ассоциаций» (Рои1ке5,1992), данная форма вербальной обратной связи позволяет отразить многообразие связанных с совместной работой личностных смыслов членов группы и способов концептуализации ими своего опыта. С учетом этого данная техника может рассматриваться как разновидность «интертекстуального дискурса» (в постструктуралистском смысле этого понятия), предполагающего активизацию внутригрупповых коммуникативных процессов с высокой вероятностью выхода членов группы как за пределы их личных границ, так и границ подгрупп и внешних границ группы в целом.

Приводимые ниже тексты составлены членами группы после создания ими кол­лективной работы на тему «Помойка» (рис. 5).

Тема выбрана самими членами группы, отдавшими ей наибольшее число голо­сов из двенадцати первоначально названных различных тем. Для автора книги как сама композиция, так и тексты являются метафорами арт-терапевтического процес­са, в частности работы динамической арт-терапевтической группы.

Много всего, что было прекрасным,

Тут тленно и грязь...

Что было ужасно — привычно и даже красиво.

Может быть, месиво,

а может быть, переливы.

Жизни периодов тонкая связь.

Светлана

Помойка или свалка?

Больная голова,

Мне холодно... иль жарко...

Не подобрать слова.

А может, просто жалко?

Но что? Я не пойму,

Чуть посмотрю на свалку,

Потом в себя взгляну.

И что же вижу? Диво!

Из хаоса, грязи...

«Да это же красиво!»

Вопль рвется из груди.

Вещей разнообразных

Вокруг не перечесть —

Прекрасных, безобразных.

Здесь все, что в мире есть.

Здесь все, что есть во мне

На самой глубине.

Надежда

Брал, ел, пил, спал,

Был, жил, слыл, сплыл,

Грязь, дрянь, хрень,

рвань.

Замри, забудь

и снова встань.

Борис

Раскрепощающая,

К жизни возрождающая,

Отталкиваешь и манишь,

О помойка!

Марина

Куда на земле спрятаться от помоек?

Куда сбежать от самого мыслящего,

чувствующего, знающего?

Ольга

Как в жизни радость есть и горе,

Луна, соль, сахар перемен,

В помойке нашей хлама море

И назойливых проблем.

Усталость, раздраженье, страхи

Опущены на дно ведра,

Коробки, ящики, бумаги

Плывут по грязи из песка.

Там стул и шест, банан и йогурт,

Листва, мелки, бутыль, плакат,

Стекло, бутылка, булка, обувь —

Все символ общего ведра.

Но есть и в нем живая сила,

Свобода, мысли без границ,

Она светла, она знакома,

Она глядит, как сотни лиц!

Лиза

Следы, обрывки, дрянь, огрызки,

Остатки прошлой жизни сладкой,

Куски трагедий. Мысль украдкой –

Ну до чего вы все мне близки!

Как это все переработать,

Себе оставив то, что надо,

Чтоб грело или отрезвляло,

А не накапливалось ядом!

Елена

Утопая в дерьме, мыши ходят ночами,

Шепот ржавчины слышат и водят носами.

Растворяясь во тьме серых стен подворотен,

Здесь теряют себя лиц десятки и сотни.

Бред художника в том, что это картина,

Не похожа она на портрет Еронима.

Подбираю журнал и листаю страницы.

Время пьяной рукой свою сказку напишет.

Этих строк не понять их лучистым сознаньем.

Мусор, грязь и бардак — вот удел прозябанья!

Наталья

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 646 | Нарушение авторских прав