АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ФАНТАЗИЯ И ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ 12 страница

162 Ментальный ме та болизм

казалось мне прочным научным обоснованием. Пережевывая психоаналитические теории и размышляя над каждым не пе­реваренным куском, я, однако, обнаружил, что становлюсь все более и более способным усваивать ценные части и отказы­ваться от ошибочных и искусственных построений. Поскольку этот процесс все еще продолжается, у данной книги, по край­ней мере в некоторых ее частях, получился отрывочный, схе­матический характер. В ней могут содержаться противоречия, которые я проглядел; но раз уж этот новый подход (хотя он покрывает лишь малую толику организм ических функций) уже привел к хорошим практическим результатам в трудных слу­чаях и был встречен с энтузиазмом людьми, явно не выказы­вавшими признаков «позитивного переноса», я решил, что на­ступило время для того, чтобы привлечь внимание к необхо­димости «психоанализа» инстинкта голода и нарушений в ус­воении психического материала.

Уровень психического метаболизма должен быть пони­жен в тех крайних случаях дентальной заторможенности, которой характеризуется тип людей, чрезмерно падких до сладостей, проглатывающих только самую легкую духовную пищу (типа журнальных рассказов) и неспособных к пере­вариванию всего, что требует размышлений или хотя бы от­даленно напоминает науку или «высоколобую» литературу. Такие люди, однако, обладают сильным инстинктом не про­глатывать то, с чем они не согласны, в отличие от тех, кто заглатывает духовную пищу и чей психический «кишечник» хранит в себе непереваренные остатки. В связи с тем, что они не могут переварить, они обычно извергают их обратно, отрыгивают эти остатки. Двойственное значение слова «по­вторять» указывает на неудобоваримость такого «рвотного» материала¹.

Примером такого типа может служить средний газетный репортер. Жадный до новостей, он носится по городу, но до­бытые знания не идут ему впрок. Он не обогащает ими свою личность, но выплевывает их на следующий день на страни­цы утренней газеты. Составители компиляций часто относят­ся к тому же типу. Их тошнит чужим знанием, но ассимиля­ция, действительное «обладание» этим знанием остается на очень низком уровне. Распространение сплетен — еще один пример подобного поведения. В этом случае, однако, жен-

¹ Английский глагол «to repeat» может значить и «повторять(ся)», и «от­рыгиваться)» {прим. перев.)

Ментальная пища 163

щина, пересказывающая последний скандал своей подруге, зачастую подливает в свои едкие замечания немалую пор­цию желчи.

Последние примеры не принадлежат к группе полностью обусловленных задержкой дентального развития. Они отно­сятся к людям, пользующимся резцами, но не использующим перетирающие моляры. В их желудок попадают не большие куски, а маленькие кусочки.

Соотношение между интеллектуальным и дентальным по­ведением имеет огромное значение также и для психоанали­тической ситуации. Частенько человек, подвергшийся анали­зу, рассказывает своей жене или друзьям обо всех своих ин­тересных переживаниях. Он может полагать (и одурачить этим даже аналитика), что его поведение выдает интерес к курсу лечения, но аналитик вскоре приходит к открытию, что пациент усвоил очень мало из того, что он ему говорил. Распространя­ясь о деталях сеанса в разговоре с кем-то еще, пациент из­бавляется от всего, что он смог там осознать — усваивать уже нечего. Поэтому неудивительно, что лечение продвигается че­репашьими шагами.

Наблюдения такого свойства побудили Фрейда заметить, что одних интерпретаций недостаточно, так как пациент их на самом деле не воспринимает; за исключением лозунга о «пе­реносе», Фрейд нигде не показывает, «как» пациент воспри­нимает и какие факторы сопротивления мешают переварива­нию этой умственной пищи. Я не нашел ни одного замечания, относящегося к деталям, от которых зависит готовность и спо­собность пациента принять то, о чем говорит аналитик. Хотя благодаря позитивному переносу (энтузиазму), пациент ока­зывается лучше подготовлен к принятию интерпретаций; так­же верно, что его реакция будет враждебной, если аналитик скажет что-либо, ему неприятное. Данная реакция является спонтанным защитным импульсом, а не внезапным возникно­вением «негативного переноса».

Каждому человеку трудно принять толкования, относящи­еся к его подавленному Бессознательному, то есть к тем об­ластям личности, осознания которых люди стремятся избег­нуть любой ценой. Если бы это было не так, подавление и проекции оказались бы не нужны. Таким образом, требовать от пациента принятия того, чего ему хотелось бы избежать, парадоксально. Метод Райха, состоящий в попытках заста­вить пациента узнать истину путем концентрации на «броне», определенно прогрессивен. Однако его прогрессивность в

164 Ментальный ме та болизм

значительной мере сходит на нет в связи с тем, что интел­лектуальная пища буквально запихивается пациенту в рот, а аналитик высмеивает и даже запугивает его. Отметая ораль­ные сопротивления и заставляя пациента проглатывать идеи, которые он сможет переварить, его склоняют к искусствен­ным отношениям и неестественным поступкам вместо того, чтобы стимулировать естественное развитие личности. Мне случалось наблюдать этот факт на примере двоих бывших пациентов Райха.

В противоположность Райху, ортодоксальный психоана­литик делает вид, что он ничего не требует от пациента, но на самом деле он требует невозможного — а именно, согласия с основным правилом и принятия его интерпретаций. Мой со­вет состоит в том, чтобы иметь дело, по мере возможности, не с Бессознательным, а с Эго. Как только достигается улучше­ние функционирования Эго и восстанавливается способность сосредотачиваться на чем-то, пациент с большей охотой со­гласится сотрудничать в покорении Бессознательного. Готов­ность, с какой человек учитывает утверждения другого чело­века, зависит во многом от его орального развития и свободы от оральных сопротивлений.

Простейшая форма орального сопротивления — прямое избегание. Дети плотно закрывают рот, когда их просят съесть что-нибудь невкусное, или закрывают уши руками, когда не хотят слушать. Взрослые обычно более опытны в том, что ка­сается вежливости и лицемерия, часто бывает сложно раз­личить, когда они на самом деле не заинтересованы (от­сутствие ментального аппетита; не образуется фигура на фоне), а когда просто подавляют возможный интерес. Таки­ми сдерживаниями контакта являются: игнорирование при­сутствия других; блуждание мыслей; вежливое, но безраз­личное слушание; притворный интерес; навязчивая склон­ность противоречить. В повседневной жизни часто можно ус­лышать следующее замечание: «Что вы сказали? Я Бог зна­ет о чем задумался! Пожалуйста, повторите еще раз». Тако­го не происходит, если у человека имеется интерес, если тема пришлась ему по вкусу.

Никто не посылает сообщений, если не уверен, что они дойдут до адресата. Как может аналитик быть уверенным, что до пациента, который все время повторял «да, да», дошло его послание — например, интерпретация? Для того, чтобы возбудить здоровый интеллектуальный аппетит и добиться ассимиляции, нам придется перестроить пациента; мы долж-

Ментальная пища 165

ны изменить «неправильное» отношение к физической пище и пище для ума. Но чтобы исправить «неправильное» отно­шение, необходимы:

(1) Противопоставления его «правильному».

(2) Понимание того, что термин «правильное» мы относим к хорошо знакомому, а незнакомое именуем «неправильным» (Ф.М.Александер). Наше осознанное чувство обычно не пра­вильно, но справедливо. Фаза так называемого «негативного переноса» совпадает по времени с нежеланием пациента или ученика расстаться со своими привычными мыслями и чув­ствами. То, что говорит аналитик или учитель на данной ста­дии, кажется ему «неправильным».

(3) Отток «энергий» и фиксаций от «неправильного» и рас­чистка путей для «правильного» поведения.

С мнением, противоположным собственному убеждению, соглашаются редко; это легко заметить в любой дискуссии. Поэтому я не считаю само собой разумеющимся, что пациент соглашается с моими словами, но считаю своим долгом уде­лять оральным сопротивлениям не меньше внимания, чем обычно уделяется анальным. На мой взгляд, во многих случа­ях было бы плохой аналитической техникой сказать пациенту несколько предложений только в конце сеанса, оставляя на волю случая, признает ли пациент правильность выводов и интерпретаций аналитика. Верно и то, что, если в течение це­лого часа подвергать пациентов интеллектуальному голода­нию, некоторые захотят услышать, что же все-таки скажет ана­литик, но те, кого можно лечить по такому ускоренному методу, являются исключениями из правила. В большинстве случаев приходится внимательно следить за оральными сопротивле­ниями и уметь отличать безнадежную ситуацию полного от­сутствия интереса от перспективной, когда интерес пациента просто сдерживается. Если я замечаю, что мысли пациента блуждают, я прошу его повторить то, что я сказал. Он вскоре осознает свою невнимательность и неконтактность; взявшись за дело с терпением, можно побудить его восстановить в па­мяти кусочки и обрывки, вспомнить услышанные вполуха предложения и пересказать их по-новому. С помощью этого метода он может сохранить большую часть материала, кото­рый в противном случае был бы им утерян. Как только паци­енты осознают свою невнимательность, начинается процесс излечения их «плохой памяти».

С другой стороны, если мы имеем дело с сопротивлени­ем сопротивлению — если, к примеру, пациент заставляет

166 Ментальный ме та болизм

себя слушать, как студент на скучной лекции, — для него это будет мукой и принесет мало пользы, поскольку материал был воспринят без особой охоты. Аналитик должен иметь четкое представление о пищеварительной толерантности пациента и соответственно осуществлять дозировку мен­тальной пищи и лекарства. «Сладости», например похвала, употребленная к месту, окажется полезна для того, чтобы показать пациенту, что его искренние усилия в трудной ситу­ации высоко ценятся (адлеровское одобрение). Иногда па­циента настолько перекармливают психоаналитической муд­ростью, что он оказывается сыт ею по горло, начинает испы­тывать к аналитику отвращение и уходит от него. Впослед­ствии может иметь место чудесное улучшение, которое не­редко относится на счет обстоятельств, не связанных с пси­хоанализом. На самом деле здесь происходит то, что «нако­пившийся» материал позднее ассимилируется, и человек все-таки обретает знание, но уже самостоятельно: аналити­ческий курс позволил бывшему пациенту самому разрешить свои конфликты.

Оральным сопротивлением, хорошо знакомым аналитику, является интеллектуальное сопротивление. Пациент согла­шается со всем, что говорит аналитик, очень интеллигентно и с готовностью поддерживает разговор об аналитических теориях — о своих инцестуальных желаниях, анальном комп­лексе и т.д. Он выдаст аналитику столько детских воспоми­наний, сколько тому заблагорассудится, но все они «проду­маны», а не «прочувствованны». Интеллектуальный «желудок» у этого типа напоминает рубец у коровы. Мудрость, пусть и пережеванная как жвачка, не проникает сквозь стенки ки­шечника и так и не доходит до тканей организма как тако­вого. Ничто не усваивается, ничто не достигает личности — все хранится в умственном рубце — в мозгу. Такая жажда знаний обманчива. Эти интеллектуалы могут проглотить все, что угодно, но они не развивают в себе индивидуального вкуса, способности высказывать собственное мнение; они всегда готовы уцепиться за тот или иной «изм» как за свою любимую пустышку (см. главу 6). Они переключаются с од­ной умственной «пустышки» на другую не потому, что уже ус­воили содержание одного «изма» и готовы к приему новой пищи для ума. Старая «пустышка» опротивела им скорее всего из-за того, что они в ней разочаровались, и они хвата­ются за очередной «изм» с иллюзорной надеждой, что новая «пустышка» окажется более приемлемой.

Ментальная пища 167

Когда они излагают свои пустые теории, аналитик должен заставить их детально объяснить, что же они на самом деле имеют в виду. Более того, он должен привести их в заме­шательство, заставив почувствовать контраст между сложно­стью их фраз и малостью вложенного в них смысла. Только в том случае, если они научатся пережевывать и пробовать на вкус каждое произносимое ими слово и в то же время почув­ствуют, как неразмельченные кусочки еды, настоящей еды, идут вниз у них по горлу, есть надежда, что они поймут или ассимилируют, что означают эти «измы».

Только те, кто перемалывает свою ментальную еду очень тщательно, так что они могут ощутить ее полную ценность, могут ассимилировать и получить пользу от сложной идеи или ситуации. Любой получит гораздо больше для своих знаний и интеллекта, прочитав одну хорошую книгу шесть раз, чем читая шесть хороших книг одновременно. Прожевы­вание можно отнести и к критике: если человек обидчив и его дентальная агрессия проецируется, любое критическое мнение переживается как нападение, то это часто заканчи­вается неспособностью выдерживать даже благосклонную критику. Когда же дентальная агрессия функционирует био­логически, человек не остерегается, критика даже привет­ствуется. Человек немного может узнать из любезной похва­лы, но из критики можно извлечь нечто конструктивное, пре­образовав даже самое неуважительное нападение в свою пользу. Критику никогда не следует ни отвергать, ни прогла­тывать, ее надо разжевывать тщательно и в любом случае принимать во внимание.

Глава 5 ИНТРОЕКЦИЯ

Те, кому я демонстрировал важность анализа инстинкта голода — структурное сходство стадии развития потребле­ния пищи и ментальной абсорбции мира — были удивлены, что Фрейд упустил из виду этот момент. В сравнении с от­крытыми Фрейдом подтекстами и сложностями сексуального подавления это представляется менее значимым. После пол­ного анализа одной группы инстинктов рано или поздно дол­жен был последовать анализ других групп инстинктов. Мате­риал, которым располагал Фрейд для построения своих тео­рий, был скуден и несовершенен (например, ассоциативная психология). Хотя я полагаю, что теория либидо устарела, я не настолько слеп, чтобы не замечать, что она явилась важней­шим шагом в развитии психопатологии, и что если бы Фрейд не сосредоточился на ней, психоанализ, может быть, так и не зародился бы.

Многие люди, рассчитывающие добиться интеграции свое­го мировоззрения путем изучения объективного и субъектив­ного мира человека, пытаются построить свою философскую систему на двух столпах: марксизме и фрейдизме. Они пыта­ются навести мосты между двумя этими системами, но упус­кают из виду, что экономические проблемы, которыми зани­мался Маркс, проистекают от инстинкта самосохранения. Не­смотря на полное осознание базовых потребностей человека в питании, одежде и жилище, Маркс не отследил до конца то, что стояло за пищевым инстинктом так, как это сделал Фрейд

Интроекция 169

с сексуальными импульсами. Сфера исследований Маркса включала в себя главным образом социальные отношения.

В коммунистической и социалистической литературе о сексуальных потребностях и проблемах — об инстинкте про­должения рода — говорилось мало по сравнению с тем, что было написано о проблеме питания: голодании, самосохра­нении или воспроизводстве рабочей силы. Фрейд сексуа-лизировал инстинкт утоления голода, а коммунизм прошел период, когда сексуальные проблемы рассматривались так, «как если бы» они принадлежали к кругу проблем, связан­ных с голодом (теория «стакана воды»), точно так же, как многие люди в нашей цивилизации говорят о сексуальном аппетите и тем самым смешивают половой инстинкт и пи­щевой инстинкт.

Психоанализ марксизма оказывает настолько же мало влияния на спорные экономические вопросы, насколько мар­ксистское обозначение психоанализа как продукта буржуаз­ного идеализма умаляет ценность фрейдовских открытий. Заявление Райха о том, что комплекс кастрации является ме­ханизмом, с помощью которого держатся в подчинении угне­таемые классы, так же произвольно, как утверждение, что в бесклассовом обществе неврозы исчезнут автоматически.

Маркс был в некотором смысле предшественником Фрейда: «Маркс обнаружил простой факт (прежде скрытый под идеологической коростой), что люди должны иметь воз­можность нормально есть, пить, иметь одежду и кров над го­ловой, прежде чем они смогут интересоваться политикой, ис­кусством, наукой, религией и тому подобными вещами. Под этим подразумевается, что уровень производства товаров первой необходимости определяет уровень жизнеобеспече­ния и вместе с тем существующую фазу развития нации или эпохи, закладывает фундамент, на котором зиждутся госу­дарственные институты, официальная точка зрения, художе­ственные и даже религиозные идеи. Имеется в виду, что последние должны быть объяснены через первые, в то вре­мя как обычно первые объявлялись проистекающими из пос­ледних» (Ф.Энгельс).

Это является общим основанием для Фрейда и Маркса: потребности человека (у Фрейда это инстинкт сохранения рода, у Маркса — инстинкт самосохранения) для них первич­ны; интеллектуальная надстройка определяется биологичес­кой структурой и потребностью в удовлетворении двух ука­занных групп инстинктов.

170 Ментальный ме та болизм

Хотя известно, что некоторые войны, например Троянс­кая война, начались по либидозным причинам, большинство их велось за охотничьи угодья и другие источники пищи; в новое время — для того, чтобы «накормить» сырьем промыш­ленность или удовлетворить ненасытную жадность ужасных завоевателей.

Отношение Фрейда к коммунизму было враждебным, по крайней мере в продолжение одного периода его жизни. В русской революции он видел прежде всего разрушение. Он питал отвращение к разрушению, что подтверждается его специфической теорией смерти, равно как и его любовью к археологии. Прошлое для Фрейда не должно оставаться в прошлом, а должно быть спасено и возвращено к жизни. Прежде всего это отвращение к разрушению проявилось в его отношении к интроекции.

Фрейд несомненно совершил ценнейшие открытия, ка­сающиеся интроекции, как, например, меланхолию, которую он понимал как безуспешную попытку уничтожения интроециро-ванного объекта любви. Однако, также как и Абрахам, он ут­верждал, что интроекция может быть нормальным процессом. Он проглядел тот факт, что интроекция означает сохранение структуры внедренных в психику объектов, в то время как организм требует их разрушения. Психоанализ рассматри­вает интроекцию как часть нормального психического мета­болизма. Я же полагаю, что эта теория, принимающая пато­логический процесс за здоровый, в корне ошибочна. Интро­екция — вдобавок к той роли, которую она играет в форми­ровании совести, меланхолии и т.д. — часть параноидного псевдометаболизма, и в любом случае противоречит потреб­ностям личности.

Возьмем в качестве примера Эго. Согласно Фрейду, в норме Эго формируется в результате ряда идентификаций. Хелен Дойч, по поразительному контрасту, считает, что приро­да идентификации Эго патологична, и даже настаивает, что идентификации могут аккумулироваться до такой степени, что подобные «как бы»-личности (которые быстро, но поверхнос­тно принимают на себя ту роль, которая соответствует ситуа­ции) не могут успешно пройти психоанализ. У меня, однако, имеются доказательства того, что «как бы»-личность доступна анализу, если подходить к этой проблеме не с позиции тео­рии либидо, а с точки зрения психической ассимиляции.

Интроекция 171

Заглатывание мира происходит в три следующие фазы: полная интроекция, частичная интроекция и ассимиляция, со­ответствующие фазам «сосунка», «кусаки» и «жевуна» (пре-дентальной, резцов и коренных зубов). В случае, изображен­ном на рис. 4—6, отношения между атакующим субъектом и атакуемым объектом просты.

Рис.4 Рис.5 Рис.6

На рис. 4 мы видим прямую агрессию, которая подвер­гается ретрофлексии на рис. 5 (т.е. саморазрушение). На рис. 6 агрессия проецируется: нападающий и жертва оче­видно поменялись местами; нападающий испытывает страх вместо желания нападать.

Сложности возникают тогда, когда мы начинаем прини­мать во внимание

ПОЛНУЮ ИНТРОЕКЦИЮ

У представителя предентальной группы — ведущего себя так, «как будто у него нет зубов» — интроецированная лич­ность или материал остаются нетронутыми, как чужеродное тело внутри организма. Объект проглочен. Он избежал кон­такта с агрессивными зубами, как показано на примере ев­харистии. Образ поглощен более или менее in toto.

Рис.7 Рис.8 Рис.9

(а) При меланхолии (рис. 7) порыв к нападению нацелен на интроецированный объект. Он ретрофлексируется, отра­жается от реальной пищи (лень пользоваться челюстными мускулами; часто встречается пониженный тонус мышц лица).

172 Ментальный ме та болизм

(b) Если человека грызет суровая совесть (рис. 8), агрес­сия проецируется на интроецированный объект. Совесть об­рушивается на те личностные структуры, которые вызывают ее неодобрение; атаки колеблются в пределах от легких уко­лов до жесточайшего наказания. «Эго» отвечает раскаянием и чувством вины. Немецкое слово «Gewissensbiss» (испыты­вать угрызения совести) отражает оральное происхождение совести так же, как и английское — «remorse»¹ (смертельный укус).

(c) В случае с «как бы»-личностями (рис.9) агрессия или любовь проецируются на ту личность, которая впоследствии интроецируется. С помощью этого «как бы»-личность избе­гает страха нападения и поддерживает благожелательность окружающего мира. Движущие силы, вовлеченные в этот процесс, слишком сложны для того, чтобы заниматься ими в данном контексте.

В трех последних примерах «интроект» не растворяется. Результатом этого является временная или постоянная фик­сация; поскольку разрушения избегают, а ассимиляция не имеет места, ситуация остается по необходимости незавер­шенной.

частичная интроекция

Частичная интроекция относится к стадии «кусаки», и Фрейд считает ее нормальной. Здесь интроецируются лишь некоторые личностные структуры. Например, если некто го­ворит с оксфордским акцентом, а его друг ему завидует, то последний может подражать этому акценту, но не всей его речи. Судить об этом, как о здоровом развитии Эго, было бы парадоксально. Оксфордский акцент ни в коем случае не может являться выразителем истинного «я» друга. «Эго», по­строенное из содержаний, из интроекций, есть конгломерат — чужеродное тело внутри личности — также как и совесть или утраченный объект в случае меланхолии. В любом случае мы обнаруживаем в организме пациента инородный, неассими-лированный материал.

¹ Словарь дает нам следующие значения этого слова: 1) угрызение со­вести; раскаяние; 2) сожаление, жалость. Вероятно, имеется в виду ла­тинский корень «mors» («смерть»), содержащийся в данном слове {прим. перев.)

Интроекция 173

АССИМИЛЯЦИЯ

Психоанализ невнимателен к дифференциации денталь­ного периода, и вследствие этого развитие полной и час­тичной фаз интроекций не прослеживается до состояния ас­симиляции. Вместо того, чтобы обратить внимание на эту важнейшую черту, присущую всему живому (скотома), психо­аналитическая теория переключается со рта на анус. Ван Офуйсен был первым, кто увидел, что аналы-ю-садистская стадия уходит корнями в оральную агрессию, подобно тому, как Фрейд первым понял, что анус перенимает многие свои функции у рта. Однако рот не перестает ни функциониро­вать, ни развиваться с началом того, что Фрейд назвал анальной стадией. Источником агрессии не служит ни зона ануса, ни какой-то инстинкт смерти. Предполагать, что ораль­ная агрессия — лишь переходная стадия в развитии внут­реннего мира индивидуума, все равно что утверждать, что у взрослых не существует дентальной агрессии.

Любая интроекция, полная или частичная, должна пройти через мельницу перетирающих моляров, чтобы не стать или не остаться инородным телом — мешающим изолированным фактором внутри нашего организма. Я собираюсь позднее доказать, что то же самое «Эго» должно быть не конгломера­том из интроекций, но функцией, и чтобы достичь надлежаще­го функционирования личности, необходимо растворить, раз­ложить химически такое субстанциональное «Эго», реоргани­зовать и ассимилировать его энергии, так же как Райх нахо­дит лучшее применение энергиям, поддерживающим мышеч­ную броню.

Аварийные действия, типа тошноты или диаретической дефекации неиспользованных остатков пищи, не способ­ствуют развитию личности. Психоаналитический эквивалент этого, катарсис, был отставлен в сторону, как только выясни­лось, что успех катарсиса так же кратковременен, как и инт-роективное лечение гипнозом¹. Одним из моих самых труд­ных случаев было лечение пожилого мужчины, страдавшего желудочным неврозом и параноидной манией ревности. Он испытывал глубокое удовлетворение от чистосердечного признания во всем том, что с ним приключалось. Он посто-

¹ Многообещающие свойства анализа с применением наркотиков не должны обманывать нас. Он представляет из себя исключительно лече­ние симптомов и не может принести каких-либо постоянных личностных изменений.

174 Ментальный ме та болизм

янно накапливал и продуцировал всевозможный патологи­ческий материал и чувствовал громадное облегчение, когда мог просто исповедаться и высказать свою проблему. Но когда я остановил его и заставил пережевать «жвачку» вос­поминаний, он заупрямился. Излечение продвигалось вперед очень медленно и зависело от того объема агрессии, кото­рый нам удавалось высвободить и направить на пережевы­вание. Одновременно, как и следовало ожидать, уменьши­лась его глупость, которая прежде не укладывалась ни в ка­кие рамки.

Если утверждение Фрейда, что невротик страдает от воспоминаний, принимается не как объяснение невроза, а как указание на симптом, мы начинаем понимать, насколько велика (хотя и ограничена) ценность классического анали­за. Если попытаться справиться с тем непереваренным му­сором, который мы несем с собой из прошлого, со всеми незавершенными ситуациями и нерешенными проблемами, недовольствами, неоплаченными долгами и притязаниями по частям, несогласованно, то нам предстоит геркулесов труд по очистке авгиевых конюшен от непретворенных в жизнь ответных действий (мести и благодарности). Однако эта ра­бота станет намного проще, если вместо того, чтобы зани­маться каждым вопросом по отдельности, мы восстановим организмическую ассимиляцию целиком, раз и навсегда. Это окажется возможным лишь тогда, когда мы примем в расчет психический метаболизм и станем относиться к психичес­ким содержаниям так же, как к материальной пище. Нам не следует успокаиваться на переводе психического материа­ла из бессознательного в сознание, на вызывании «рвоты» находившимся в бессознательном материалом. Мы должны настаивать на его вторичном «обращении в прах» для под­готовки к ассимиляции.

Если это годится уже для частичной интроекции, то для полной интроекции или задержки дентальной агрессии это оказывается еще более приемлемым. Использование зубов для разрушения при меланхолии (и в других случаях полной интроекции) настолько заторможено, что оставшаяся без при­менения агрессия направляется на саморазрушение индиви­дуума. Контакт с любым интроецированным материалом обычно бессильно агрессивен, что проявляется в злобности, ворчании, придирках, беспокойстве, жалобах, раздражении, «негативном переносе» или враждебности. Это в точности соответствует неиспользованному потенциалу разрушения

Интроекция 175

материальной пищи: это искаженное приложение t в психи­ческом метаболизме.

Меланхолия чаще всего становится фазой маниакально-депрессивного цикла. В маниакальный период несублимиро-ванная, но дентально заторможенная агрессия не ретрофлек-сируется, как при меланхолии, но посредством сильнейших вспышек направляется во всей своей прожорливости против мира. Частым симптомом циклотимии является дипсомания, которая, с одной стороны, оказывается цеплянием за «бутыл­ку», а с другой — средством саморазрушения.

В ходе лечения интроецированный материал разделяется, раскалывается и видоизменяется, становясь готовым к усво­ению, что идет на пользу развитию личности, а образующийся эмоциональный излишек может получить разрядку или при­менение. В психоаналитической терминологии: вспоминание обладает терапевтической ценностью только тогда, когда со­провождается эмоциями.

Повышенному психическому метаболизму сопутствуют повышенный уровень кислотности и кишечной деятельности, а также возбуждение, которое может обернуться тревогой при недостаточном поступлении кислорода. Пониженный уровень метаболизма характеризуется депрессией, недостаточным притоком пищеварительных соков, сухостью во рту и аспас-тическим запором.

Открытие феномена интроекции произошло сравнитель­но недавно, но фольклору он хорошо известен еще с неза­памятных времен. Сказочные персонажи имеют более-менее устоявшееся символическое значение. Фея означает добрую мать, ведьма или мачеха — злую. Лев символизирует власть, лиса — хитрость. Волк является символом жадности и инт­роекции. В истории про Красную Шапочку волк интроециру-ет бабушку, копирует ее, ведет себя так, «будто бы» он был ею, но его истинная натура вскоре разоблачается маленькой героиней.

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 623 | Нарушение авторских прав